Юрий Вяземский - Великий Любовник. Юность Понтия Пилата. Трудный вторник. Роман-свасория
На него было страшно смотреть, когда он мне шептал-кричал эти слова. Я видел, что ему очень больно.
Вардий отпустил мои руки, отодвинулся от меня и велел:
— Ну ладно, иди. В следующий раз доскажу…
Обернулся и быстро пошел в сторону виллы. Он, который часто так притворно актерствовал во время своих рассказов, теперь, похоже, устыдился тех искренних слез, которые навернулись ему на глаза. А они, я видел, навернулись, непрошеные.
Свасория девятнадцатая. Фаэтон. Любовь-ненависть
Следующего раза пришлось ждать долго. Прошла неделя, прошла другая, а Гней Эдий обо мне так и не вспомнил и за мной не прислал.
В начале третьей недели я решил о себе напомнить и стал подолгу прогуливаться по периметру Вардиевой виллы. Меня, конечно же, видел привратник, видели некоторые из слуг, выходившие из ворот по каким-то своим надобностям. Но никто не пригласил меня войти за ограду. А посему на третий день моих прогулок я осмелился сам о себе напомнить.
Привратник сначала объявил мне, что хозяина нет дома. Но когда я уже собирался уходить, окликнул меня по имени и велел подождать. «Хозяин занят. Но давай на всякий случай я ему доложу», — сказал он.
Он вернулся не скоро и сердито объявил мне, что хозяин принимает очень важных гостей. Я извинился и вновь собирался уйти. И снова привратник крикнул мне вслед: «Постой! Хозяин велел обождать!»
Я вернулся и встал возле ворот. А привратник еще сильнее на меня рассердился. «Ну, не здесь же! — свирепо воскликнул он. — Что тебе тут, рыночная площадь?!.. Велено ждать в библиотеке!»
Мне открыли калитку, я вошел на территорию усадьбы и направился к дому.
Никто меня не сопровождал. И никто не встретил при входе на виллу. Я чуть помялся в нерешительности перед мраморной лестницей, затем поднялся в прихожую, миновал перистиль и вступил в библиотеку, где и остался стоять, так как сесть не решался.
То и дело из-за портьеры выглядывали слуги, украдкой и всё время разные. Пока, наконец, в библиотеку не вкатился шарообразный хозяин, радушный и радостный.
— Мой юный друг! Сам ко мне пожаловал! Какая честь для меня! — восклицал Вардий, вроде бы искренне, но как-то слишком уж оживленно. — А почему заранее не известил? Пришлось заставить тебя ждать. Сам виноват! Тут, понимаешь, приперся один из дуумвиров, денег у меня клянчить. Пока я его выпроводил… Ну, что, позавтракаем?.. Я, правда, уже позавтракал с этим хозяином города. Но кто запретил нам завтракать дважды?!.. Пне думай отказываться! Люди в твоем возрасте всегда хотят есть. И потом — это у нас уже стало традицией. А традицию ни в коем случае не следует нарушать!.. В какой беседке мой юный друг желает, чтобы было накрыто?
…Накрыли не в беседке, а в малом триклинии, ибо оказалось, что на улице пошел дождь.
I. Едва мы возлегли на сигме и нам подали закуски, хозяин С любопытством спросил:
— О чем будем беседовать на этот раз?
Я ответил, что Гней Эдий обещал мне продолжить свой рассказ.
— Продолжить рассказ?.. Я тебе столько всего рассказывал. Ты не напомнишь забывчивому старику, на чем мы с тобой остановились, — попросил Вардий.
Клянусь тебе, Луций, он эту реплику великолепно сыграл!..Так можно выразиться, говоря об актере?…И вправду у меня возникло подозрение, что он забыл, о чем мне рассказывал три недели назад.
Я кратко напомнил.
Гней Эдий со вниманием меня выслушал, затем несколько раз покачал головой, то ли недоверчиво, то ли неодобрительно, затем грустно вздохнул и объявил:
— Хорошо, я выполню твое желание. Но учти: с этого момента я не отвечаю за полную достоверность своего рассказа. Потому как многие события происходили без моего непосредственного участия, и мне о них приходилось собирать информацию из самых разных источников, часто весьма ненадежных. Надежных источников было немного. И я их тебе вынужден перечислить, чтобы ты мог мне доверять.
В первую очередь — Фабий Максим. Он, как ты помнишь, был уже весьма приближен к Августу и продолжал покровительствовать Фениксу. Дальнейшая судьба поэта Фабия беспокоила не меньше, чем меня, и он, зная о наших дружеских отношениях, снабжал меня предостерегающей информацией иногда через свою нежную жену Марцию, а иногда лично встречаясь со мной. Феникса предупреждать и образумливать в ту пору было, можно смело сказать, бесполезно.
Далее — Секст Помпей. Помнишь, этот молодой человек входил когда-то в число адептов Юлии? Адептов потом распустили. Но этот Помпей поразительным образом был в курсе всех событий, происходивших в августейшем семействе. Я тогда понятия не имел, откуда он черпает свою информацию. Но, несколько раз убедившись в ее достоверности, стал на нее полагаться. С Помпеем мы легко и быстро сошлись. Он был натурой весьма общительной, восхищался Фениксовой поэзией и в обмен на мои воспоминания о юности Феникса и о некоторых его любовных похождениях рассказывал мне много интересного из жизни добродетельной Ливии и ее ближайшего окружения… Само собой разумеется, я рассказывал Сексту только то, что все в Городе знали, а он делился со мной сведениями, которые я иными способами ни за что бы не мог добыть.
Еще были Салан и Цельс. Люди тоже весьма информированные. Салана пригласили воспитателем к Германику, старшему сыну погибшего Друза, а Цельс Альбинован — он был младшим братом Педона Альбинована — Цельс изучал тогда медицину под руководством престарелого Антония Музы… Помнишь, кем был Муза?.. Совершенно верно! Личный врач Августа, следовавший за ним повсюду, так как из-за своих частых и разнообразных заболеваний принцепс без врача не мог обходиться, — вот каким человеком был Муза Антоний!.. Ну, а Цельс у этого Музы слыл любимым учеником… Ты понимаешь, на что я намекаю?
Так начал Вардий и продолжал:
II. — Тиберий на тот год был во второй раз избран консулом. Из Рима он теперь почти не выезжал, но часто из своего дома в Каринах, где обитала его жена Юлия, перебирался жить к Пизону Младшему, своему коллеге по верховной магистратуре, — Гней Кальпурний Пизон был избран вторым консулом. Тиберий якобы следовал обычаю Августа, который некогда также подолгу гостил у своего друга Мецената. Но все прекрасно понимали, что дело тут не в подражании Первому среди равных, а в том, что дочь этого Первого, как говорится, стоит у своего мужа поперек горла.
Юлии это, впрочем, было на руку, и, когда Тиберий гостевал у Пизона, она часто принимала Феникса и Юла в каринском своем доме, а когда муж возвращался домой, встречалась с ними в домах, где жили ее многочисленные кузины, дочери тетки ее Октавии, умершей четыре года назад: две Марцеллы и две Антонии. С этими Марцеллами и с этими Антониями Юлия с некоторых пор установила близкие отношения, приглашала их к себе и наведывалась к ним, особенно привечая овдовевшую Антонию Младшую, бывшую жену Друза, а после нее — Марцеллу Старшую, жену Марка Валерия Барбата, и на третьем месте — Антонию Старшую, жену Луция Домиция Агенобарба, которого в последнее время стал стремительно приближать к себе великий Август. С Марцеллой Младшей, женой Юла Антония, Юлия тоже была подчеркнуто приветлива, но вот именно — подчеркнуто, а Юл Антоний, когда Юлина новая компания являлась к нему в дом, имел обыкновение подшучивать и подсмеиваться над хозяйкой дома, как будто специально для того, чтобы Юлия за нее заступалась и все видели, как Юлия ограждает достоинство его жены и как она с ней мила.
Стало быть, женское в основном окружение — две Антонии и две Марцеллы, неотступная и неизменная Феба, две вольноотпущенницы Ливии, Виргиния и Лелия, которые были направлены в услужение Юлии; и среди этого цветника, как правило, только двое мужчин — Феникс и Юл Антоний. Иногда к компании присоединялся Валерий Барбат, муж Марцеллы Старшей, и крайне редко — Домиций Агенобарб, и то лишь тогда, когда Юлия со спутниками и спутницами являлась в дом его супруги, Антонии Старшей.
III. — К Фениксу Юлия была неизменно доброжелательна, — продолжал Вардий, — радостно его приветствовала, на трапезах предоставляла ему почетное место, оживленно беседовала с ним на различные темы, чаще всего о поэзии или о театральных представлениях, интересуясь его мнением о каждом актере. С Юлом же, наоборот, обращалась небрежно, насмешливо и порой даже резко.
Один раз в доме Марцеллы Старшей, в присутствии Домиция Агенобарба Юлия потребовала, чтобы Феникс прочел им несколько своих любовных элегий. А после того, как он выполнил ее требование, со своего ложа перебралась на ложе Феникса — они возлежали за трапезой, — прижалась, обняла и принялась восхвалять его, как она выразилась, прочувственную и проникновенную поэзию…Речь в стихах, чтоб ты знал, шла именно о том, как любовник тайно и хитро проникает в дом своей возлюбленной и что они оба чувствуют, сплетаясь в жадных объятиях.
