Джайлс Кристиан - Ворон. Волки Одина
Лицо его было все в поту, крупные капли стекали с бороды.
– А сам-то ты как думаешь? – спросил я.
Он пожал плечами, прикусив губу. Потом опустил секиру, прислонил ее к ноге и вытер потные ладони о штаны.
– Только не убивай этого тощего сукиного сына слишком быстро, – сказал я. – А то нас прикончат и мы не увидим, как Сигурд разорвет всех на части.
Я смерил глазами синелицего, который шел впереди, и увиденное мне не понравилось. Худощавый и жилистый, он двигался с расчетливой грацией кошки. Обычно самый сильный воин бывает похож на тролля. Как Свейн Рыжий или тот франк, который запрыгнул на борт «Змея», но этот был невысок, а значит, ловок. На бедре его болтались ножны с кривым мечом, а под длинными желтыми одеждами, расшитыми красными цветами и прихваченными на талии красным кушаком, виднелись железные пластинки, похожие на рыбью чешую. Горло и подбородок защищала кольчуга, а на голове у него, в отличие от большинства синелицых, были не тряпки, а заостренный кверху шлем.
– Этот дохляк похож на краба, – пробормотал Бейнир. – Чтоб добраться до мяса, надо расколоть панцирь.
– Твой топор рассечет его, как горячий нож – мед, – сказал я. – Надеюсь, ты его хорошо наточил.
– Ему хватит, – ответил Бейнир, когда синелицые остановились перед нами.
Кони заржали, выпуская дымящиеся струи мочи на пыльную землю.
Сердце колотилось в груди, как заживо похороненный человек в стенки гроба. Я думал, что сейчас нас разрубят пополам, и сжал покрепче зубы, чтобы не показывать страх. После того, что я сделал с переговорщиком, я бы не стал их винить. К счастью – для меня, не для Бейнира, – они, похоже, хотели, чтоб единоборец показал себя в деле. Всадник, чье седло было обтянуто лиловой шелковой материей, а головная повязка украшена тонким золотым обручем, кивнул мне в знак того, что наш вызов принят. Наверное, он был местным предводителем и в его задачу входило уничтожать разбойников. Он привел воинов сразиться с нами, и оружие у них было приличное: странные кривые мечи и несколько прямых с одной заостренной стороной, копья – некоторые с наконечником размером с руку, – чешуйчатые кольчуги, кожаные и железные, топорки, луки с изогнутыми в обратную сторону концами. В любой другой день я проклинал бы судьбу за то, что привела на нас до зубов вооруженного врага.
Военачальник заговорил. Для меня его слова были что кудахтанье куриц, но одно я разобрал: «аль-маджус» – его произнес всадник, которого я потом убил.
Я повернулся к Бейниру.
– Готов?
Он кивнул. В его серых глазах промелькнуло сомнение – датчанин тоже понимал, что коротышка, скорее всего, будет проворным.
– Он так увешан железом, что двигаться не сможет, – ободрил я его.
Бейнир был полной противоположностью синелицему, который сел перед нами в боевой стойке, так широко расставив ноги, что, вздумай я сделать то же самое, меня бы пополам разорвало. У датчанина не было ни щита, ни шлема, только видавший лучшие дни кожаный зипун с нашитыми полосками старых кольчуг да секира, но такая острая, что, казалось, ею можно тень разрубить.
Черное знамя синелицых захлопало на ветру – знаменосец глянул вверх, будто бы убедиться, что полотнище не снесло ветром. Затем предводитель что-то прокричал, и все пятьдесят синелицых отступили назад. Я сделал то же самое. Посередине остались только два единоборца, которых разделял клочок земли длиной в два копья.
– Я просил убивать его помедленнее? Бейнир, забудь. – Я неожиданно почувствовал страх за датчанина: у синелицего был такой же вид, как у кошки, поймавшей мышь. – Прикончи слизня сразу, если сможешь.
Меч синелицего молнией сверкнул в воздухе, задев датчанину плечо, – тот даже секиру поднять не успел.
Бейнир отшагнул назад, не взглянув на рану, – знал, что не серьезная.
– А вот это ты зря, – сказал он, сплюнув на землю, – предупреждать надо.
Синелицый подпрыгнул высоко в воздух, чуть не ударив себя коленями в грудь, приземлился и снова подскочил, рассекая мечом воздух. Я недоумевал, как это он так быстро двигается в кольчуге-то. Его товарищи одобрительно завопили, а потом уставились на Бейнира в ожидании ответа. Но тот просто стоял на месте, будто прирос к земле, как могучий ясень.
– Да ты ж волосатая мошна Хеймдалля! – сказал он. – Это гигантская блоха какая-то!
Синелицый снова бросился вперед, на этот раз полоснув Бейнира по правой ноге над коленом. И снова тот размахнулся секирой, когда противника было уже не достать.
– В этот раз побольнее, – пробормотал датчанин.
Я собирался сказать ему, чтоб показал синелицему, как пляшет секира, но могучий датчанин сам догадался и с ревом принялся описывать огромные круги над головой.
Я вглядывался в берег позади синелицых, но никаких признаков волчьей стаи не видел. Чего же ты ждешь, Сигурд?
– Главное, не опускай секиру, – велел я.
– Тебе легко говорить! – прошипел Бейнир, пыхтя, как бык под ярмом.
Синелицый кружил вокруг него мелкими шажками. Датчанин тяжело переступал с ноги на ногу и с выпученными глазами размахивал своим тяжелым, смертоносным оружием, не давая синелицему приблизиться. Что ни говори, а секирой орудовать он был мастер, и всем, включая датчан, глядящих на нас из Гердовой Титьки, было ясно: ударь Бейнир коротышку, второго удара не понадобится. Но лучше всех это понимал сам синелицый, который двигался проворно, как молоденькая рабыня для постельных утех, и был гораздо сильнее, чем казался.
Новый удар пришелся по правому боку Бейнира. Датчанин закричал от боли и ярости. Брызжа слюной, он двинулся на синелицего, крутя секирой так, будто собирался отсечь голову чудовищному, свившемуся в кольца Мидгардовому змею. Синелицый ухмылялся, и мне ужасно хотелось увидеть, как его белые зубы вылетят из затылка. Он так и собирался отхватывать от Бейнира по кусочку. Датчанин истечет кровью, и виноват буду я. Но тут из Гердовой Титьки донесся вой, похожий на волчий. Датчане бежали к нам с дикими воплями.
– Бейнир, ко мне! – закричал я.
Остановив секиру на полпути в воздухе, он отступил ко мне, а я вынул меч. Сначала я подумал, что датчане своим появлением погубили нас – против пятидесяти синелицых нам не выстоять. Однако враги неожиданно повернулись к нам спинами, а некоторые повскакивали на коней. По холму вниз бежал Сигурд с волками – раскрашенные щиты сверкали разноцветьем, а клинки тускло поблескивали в красноватом свете сумерек.
– Только я собрался распотрошить этого коротышку, – вздохнул Бейнир.
Грудь его тяжело вздымалась, а дыхание скрежетало, как меч в неподогнанных ножнах.
– Да, видел, – ответил я и покрепче уперся ногами в землю в ожидании надвигающейся битвы.
Меня окружили датчане, и мы встали в стену, хоть и без щитов. Через мгновение пятьдесят скандинавов под знаменем с волчьей головой обрушились на растерявшихся синелицых.
– Потише! – вопил я. – Потише, псы датские!
Не потому, что мы были без оружия и без кольчуг, а потому, что, если у синелицых осталась хоть капля здравого смысла, они прорвутся к Гердовой Титьке и укроются там, как недавно сделали мы.
– Погоди! – рявкнул Пенда, оттаскивая назад молодого ретивого датчанина за толстую косу. Мне сразу вспомнился охотник Гриффина из Эбботсенда и его пес Арсбайтер. – Да стой ты, дурень! – орал уэссексец.
Датчанин неохотно повиновался.
Всадники безуспешно пытались расчистить себе путь, искалеченные кони громко ржали. Воздух наполнился запахом крови, мечи скрежетали по железу и впивались в потные тела. Флоки Черный всадил копье в голову синелицему и выхватил у него из рук меч. Брам Медведь отсек коню переднюю ногу, стоящие рядом отскочили и принялись вытирать глаза от брызнувшей крови. Сигурд метнул сразу два копья двумя руками – я впервые видел, чтоб так делали, – и каждое настигло свою цель. Ярл смеялся в упоении боем.
С криком «Вперед!» я ринулся в гущу сражения и первым же ударом срубил синелицему голову. Пенда и датчане вопили, предаваясь резне. Некоторые синелицые отважно сражались, других же мы легко убивали, потому что их ослепил ужас и желание сбежать от резни.
– Бей нежитей! – взревел Туфи, хватая синелицего за шею и вонзая ему в спину нож.
Враг издал леденящий душу вопль, а Туфи провернул нож, злобно ухмыляясь и передразнивая жертву.
Темнокожий единоборец в одиночку сдерживал натиск Брама и Бьярни, нанося им уколы в щиты. Скандинавы не понимали, как его достать, и напоминали двух медведей, пытающихся выловить из ручья рыбу лапой. Им помог Бейнир. Он подковылял к синелицему сзади и одним махом разрубил его от плеча до бедра. Датчанин взревел в диком триумфе, а Брам и Бьярни восхищенно переглянулись. Убив единоборца, Бейнир спас жизнь другим, потому что, увидев, что его лучший воин мертв, предводитель синелицых бросил свой кривой меч на землю. Аслак разрубил бы и предводителя, но тут ярл прокричал: