Курская битва. Огненная дуга - Александр Михайлович Золототрубов
— А почему домой не заехал, небось голоден? — Ему почудилась в её голосе насмешка, но когда она заговорила снова, он понял, что это не так — она просто волновалась и никак не могла скрыть это. — Я приготовила шикарный обед: твои любимые котлеты и украинский борщ с курицей. Ну, садись в машину и домой, а?
— Не могу, Верунчик, меня ждёт Хозяин. Извини, но так случилось. Дома всё хорошо?
— Да, рыцарь моря, — защебетал в трубке её голос. — Но скучно без тебя... Когда вернёшься?
Он облегчённо вздохнул.
— Сам не знаю, о чём пойдёт речь в Кремле.
— И всё же? — Голос жены в трубке заметно погрубел, похоже, она начала сердиться, что всегда выводило Николая Герасимовича из себя, но он умел сдерживать свои чувства.
— Наверное, буду поздно вечером. А ты не жди меня, ложись отдыхать, — посоветовал он.
В кабинет без стука вошёл запыхавшийся дежурный по Главному морскому штабу капитан 1-го ранга — чернобровый здоровяк с быстрым взглядом серых, слегка грустных глаз. С порога он громко произнёс:
— Товарищ адмирал, только что звонил генерал Поскрёбышев: вам следует срочно прибыть в Ставку! Ваша машина у подъезда.
— Хорошо, иду, — кивнул дежурному Кузнецов, а в телефонную трубку в сердцах бросил: — Верунчик, меня требуют... Целую, милая.
Она успела ему крикнуть:
— Мы ждём тебя, Коленька!..
Через несколько минут Кузнецов появился в приёмной вождя. На полном лице Поскрёбышева заиграла улыбка, он лишь промолвил:
— Ах, это ваша светлость, моряк а мне почудился голос Берии. Совещание у Хозяина закончилось...
— О чём шла речь? — прервал его Николай Герасимович.
— Об увеличении выпуска военной продукции. Хозяин всыпал кому следовало... Идите, сейчас будет слушаться информация Антонова о положении на фронтах.
«Как бы Верховный и меня не стал шерстить», — с лёгким смятением подумал Николай Герасимович, входя в кабинет вождя. Не раз он бывал здесь, но при этом всегда возникало волнение, тем более сейчас: перед отъездом в Сталинград Верховный лично инструктировал его, где и что сделать, ибо на Волге всё ещё подрывались на немецких минах суда с нефтью.
— А наши фронты не смогут в полную силу громить немецко-фашистские войска, если у танков и самолётов не будет горючего. — В голосе вождя мелькнуло сожаление.
Прикрыв за собой массивную дверь, отделанную коричневой кожей, Кузнецов посмотрел в глубину кабинета. На своём рабочем месте восседал Сталин, а вокруг стола — его соратники: Молотов, Микоян, Берия, Каганович и другие. Генерал армии Антонов сидел ближе всех к Верховному и что-то просматривал в своей рабочей папке. Наконец он закрыл её и, вскинув голову, посмотрел на наркома ВМФ. Его взгляд словно говорил: «Не трусь, ты же моряк!» Сталин между тем отпил из стакана боржоми, потом взглянул на вошедшего.
— Товарищ Кузнецов, как вы съездили на Волжскую флотилию? — спросил он и пригласил его сесть за стол.
— Успешно съездил, товарищ Сталин, и те вопросы, которые вы ставили передо мной, решены, — неторопливо ответил Николай Герасимович, сдерживая дыхание. — Корабли очистили от вражеских мин почти все волжские фарватеры.
— Почти все? — глуховатым голосом переспросил Верховный, на его рябоватом лице появилась неприятная ухмылка. — Значит, мины ещё остались?
— Волга — река большая и местами коварная, да и мин враг сбросил в неё не одну сотню... — Нарком ВМФ облегчённо передохнул. — Я приказал командующему флотилией адмиралу Пантелееву ни на час не прекращать траление[23] главного фарватера, по которому суда доставляют нефть в Саратов на выработку из неё бензина, керосина и других горюче-смазочных материалов.
Верховный подумал, потом вдруг поинтересовался:
— Много ли моряков сражается вместе с сухопутными войсками против гитлеровцев на Курской дуге?
Такого вопроса адмирал Кузнецов никак не ожидал. Он заметно покраснел, и, хотя прикрыл лицо широкой ладонью, Сталин это заметил. Он вскинул на адмирала глаза, слегка прищурив их, словно брал Кузнецова на прицел.
— Что, трудно назвать цифры? — весело спросил вождь.
— Не совсем, товарищ Сталин, — осторожно возразил Кузнецов. — Если вы имеете в виду морскую пехоту, то смею доложить вам, что ещё в начале войны наркомат ВМФ начал формировать морские стрелковые бригады, куда брали моряков с кораблей всех наших флотов для помощи армейским соединениям Красной армии. Затем они сражались под Москвой, Сталинградом. Позже морские стрелковые бригады влились в состав сухопутных частей, надев армейскую форму. Есть они на Воронежском, Центральном и других фронтах, где мужественно и стойко сражаются с фашистами. Мне как-то рассказывал командарм Чуйков, что в его армии было более 20 тысяч моряков, и бросал он их на самые опасные участки фронта...
— Вы так и не назвали цифры, — одёрнул Верховный наркома ВМФ.
— Сегодня, когда я летел из Сталинграда в Москву, — вновь заговорил Николай Герасимович, — то подсчитал, что мы сформировали 21 бригаду морской пехоты и 30 морских стрелковых бригад, десятки полков и батальонов морской пехоты. На разных фронтах они содействуют армейцам в разгроме врага.
Кузнецов сделал паузу, ожидая, что Верховный или его соратники зададут вопросы, но все промолчали. Тогда Кузнецов продолжил. Он заявил, что ещё в период подготовки фронтов к сражениям на Курской дуге наркомат ВМФ усилил охрану судов и барж, доставлявших по Волге нефть в Саратов, а из него цистерны с горючим доставлялись по железной дороге на фронты...
— И чего вы добились? — бросил реплику вождь, закуривая трубку.
Кузнецов передёрнул крутыми плечами, словно сбросил с них тяжкий груз.
— Рад сообщить вам, товарищ Сталин, что за всё лето на Волге в районе Астрахани и Саратова на вражеских акустических минах не подорвалось ни одно судно с нефтью...
— Так держать, Николай Герасимович, — едва ли не воскликнул Анастас Микоян. — Я готов голосовать за то, чтобы вам дали орден.
— Анастас, я и не знал, что ты такой щедрый, — одёрнул его Верховный. — Орден... А может, ограничимся медалью? — В глазах вождя угадывалась едва скрываемая ирония.
Кузнецов почувствовал себя уязвлённым и, чтобы хоть как-то разрядить возникшую ситуацию, торопливо пояснил:
— Товарищ Сталин, Анастас
