Курская битва. Огненная дуга - Александр Михайлович Золототрубов
— Сейчас нам очень дорого время, поэтому кое-что сделали, — подтвердил Ватутин. — Не скрою, товарищ Сталин, нас очень волнует тот факт, что немцы попытаются спасти свои силы от фланговых ударов по Донбассу, и их замыслы важно своевременно пресечь, причём пресечь жёстко!
Верховный отметил, что опасения командующего Воронежским фронтом не напрасны и Ставка примет надлежащие меры. Пожелав Ватутину зря время не терять, он потребовал тщательно готовить войска к новым сражениям.
— Видимо, Ставка направит в район боевых действий маршала Жукова, — сообщил Верховный. — Он окажет вам помощь, если таковая потребуется. Кстати, потери у вас большие? — неожиданно поинтересовался он.
— Большие, — вздохнул Ватутин. — Признаюсь, что раньше таких потерь у меня не было. Только за два дня боёв под Прохоровкой наш 29-й танковый корпус потерял 60 процентов танков, а 18-й танковый корпус до 30 процентов...
— Далее можете не перечислять, у меня тут лежит докладная маршала Василевского, — прервал командующего фронтом Верховный.
«Вчера сам лично наблюдал к юго-западу от Прохоровки танковый бой наших 18-го и 29-го корпусов (5-й гвардейской танковой армии генерала Ротмистрова. — А. 3.) с более чем двумястами танков противника в контратаке, — доносил Верховному маршал Василевский в 2 часа 47 минут 14 июля 1943 году, находясь на КП 5-й гвардейской танковой армии. — Одновременно в сражении приняли участие сотни орудий и все имевшиеся у нас РСы (реактивная артиллерия. — А. 3.). В результате всё поле боя в течение часа было усеяно горящими немецкими и нашими танками... Всего против Воронежского фронта продолжает действовать не менее одиннадцати танковых дивизий, систематически пополняемых танками...»
— Кстати, товарищ Ватутин, Ставка очень помогала вам, когда армии вашего фронта и наступали, и оборонялись, — с лёгким упрёком промолвил Сталин. — Вы ещё не забыли, как на второй день боёв ночью позвонили мне? Кажется, это было 6 июля.
— Не забыл. Вы тогда фронт очень выручили. — Ватутин облегчённо передохнул. — Я и теперь ещё всё отчётливо помню...
Шёл второй день упорных, ожесточённых боёв. Враг пытался сокрушить нашу глубокоэшелонированную оборону, но пока не сокрушил, а лишь вклинился в неё. Начальник штаба генерал Иванов, наблюдавший с КП за полем боя, видел, как наши бойцы стали отступать во вторую полосу обороны. В этой мысли он ещё более утвердился, когда фронтовая разведка донесла: немцы ввели в бой все силы своей группировки — 8 танковых, 5 пехотных и одну моторизованную дивизии. А в резерве Воронежского фронта к исходу 6 июля находились три дивизии 69-й армии, занимавшие тыловой рубеж, и 3-й гвардейский стрелковый корпус...
«Этими силами нам не сдержать натиск фашистов, — не без трепетного волнения подумал генерал Иванов. — К тому же враг бросил на усиление своих позиций совсем свежие силы, а наши дивизии понесли ощутимые потери». Какое-то время начальник штаба делал прикидки на карте, а затем высказал свои тревожные мысли командующему фронтом генералу армии Ватутину.
— Семён Павлович, резервы, которые немцы бросили против нас, насторожили и меня, — признался Николай Фёдорович. — Пока у нас ещё есть время, надо что-то делать...
— А что делать, если у нас почти нет резервов? — едва не чертыхнулся начальник штаба.
— Кажется, я попрошу Верховное командование срочно усилить Воронежский фронт. Чем? — усмехнулся Ватутин, глядя повеселевшими глазами на генерала Иванова. — Буду просить четыре танковых корпуса и два авиационных. Хватит?
— Хватит, но дадут ли столько? — засомневался генерал Иванов.
— Будем надеяться, что дадут запрошенное. — Ватутин быстро набросал текст донесения и вручил его начальнику штаба, заметив: — Передать по телеграфу!
Представитель Ставки маршал Василевский, находившийся на КП, поддержал просьбу Ватутина на имя Верховного усилить фронт. К его телеграмме он сделал приписку: «Со своей стороны считаю целесообразным для дальнейших активных действий усилить фронт двумя танковыми корпусами с задачей одного из них в район Прохоровки (30 км ю.-в. Обояни) и другого в район Корочи; для этой цели можно было бы использовать 10-й танковый корпус от Жадова и два танковых корпуса от Малиновского из Валуек. Кроме того, считал бы целесообразным Ротмистрова выдвинуть к р. Оскол, в район южнее Старый Оскол».
Потянулись томительные минуты ожидания, но Ставка молчала.
— Наверное, Верховный занят и вряд ли даст сегодня ответ, — заметил генерал армии Ватутин.
Он смотрел на маршала и ждал, что тот скажет.
— Вашу телеграмму я усилил своей припиской, и Верховный не может на неё не ответить. Ему же надо самому подумать, оценить то, что мы оба предлагаем. А на это уходят не минуты...
На КП узла связи фронта прибыл раскрасневшийся начальник штаба с листом бумаги в руке.
— Есть ответ Верховного! — громко произнёс он.
Депеша была короткой, как выстрел.
— «Измотать противника на подготовленных рубежах, — читал вслух командующий фронтом, — и не допустить его прорыва до тех пор, пока не начнутся наши активные действия на Западном, Брянском и других фронтах».
— А танковые корпуса нам дадут, товарищ маршал? О них в депеше ни слова! — встревожился Ватутин.
— Дадут, не переживайте, — успокоил его представитель Ставки.
Позже Ставка отдала приказ о выдвижении 5-й гвардейской танковой армии генерала Ротмистрова из состава Степного военного округа форсированным маршем на западный берег реки Оскол для боевых действий в направлении Обояни и Курска. А 10-й танковый корпус передавался в распоряжение Воронежского фронта. (7 июля к 19 часам этот корпус сосредоточился в районе Прохоровки. — А. 3.) В распоряжение командующего Воронежским фронтом передавался также 2-й танковый корпус с Юго-Западного фронта, расположившийся в районе Камышёвка—Правороть (восточнее Прохоровки). А в 0 часов 40 минут
