Лев Вирин - Солдат удачи. Исторические повести

С Яшей не так. Станет трудно, придётся надеяться только на себя. Правда, Яков совсем не трус. Поставь ему цель, всё сделает, как надо. Он милый, мой Яшенька. Добрый. И очень любит меня. Значит, надо действовать».

Перед выходным Таня зашла к заведующему отделением и по­просила разрешения вывести Рабиновича в город:

—Пора ему привыкать.

Соколов сдвинул очки на кончик носа, с интересом посмотрел на Таню:

—               Пожалуй, верно. Разрешаю. Только на первых порах одного не отпускайте.

В воскресенье Таня впервые вышла из ворот госпиталя вместе с Яшей. Девушка заботливо укутала грудь и шею любимого пушистым шарфом:

—Тебе нельзя простужаться.

Яков очень обрадовался прогулке. Он совсем не видел Москвы. Доехали до Садового кольца на трамвае, дальше пошли пешком по улице Семашко к бульварам. С неба медленно падали крупные хлопья снега. Таня варежкой расчистила сиденье на скамейке:

—Посидим. Тебя скоро выпишут, Яша. Что будешь делать?

Яков сидел нахохлившись. Смотрел на снежинки. Молчал.

«Не лёгко ему решиться. догадалась Таня. — Скажешь сейчас за­ветное слово — ответственность на всю жизнь! —Торопить не стала. — Пусть думает сам...».

Наконец Яша повернул взволнованное лицо к девушке:

—Ты же знаешь! Я люблю тебя. Выйдешь за меня замуж?

—              Да! — звонко ответила Таня. — Выйду! — и поцеловала его.

Они долго ещё целовались на лавочке, потом, взявшись за руки, пошли к Москва-реке и дальше, к Кремлю. Пьяный от счастья Яков даже Кремля почти не заметил.

Свернули к дому. Яша восторженно говорил, как замечательно им будет в Ташкенте:

— Это такой солнечный город! А сколько фруктов! И мама так обрадуется. Может, ты боишься моей мамы? — Он с тревогой глянул на девушку.

Таня усмехнулась:

— Ни капельки. У такого, как ты, не может быть злой мамы. Какой же ты фантазёр, Яша! В Ташкент. Да кто меня отпустит? Я же в армии. Старший сержант. А сестёр всегда не хватает. Вот ежели приду к начальству с огромным пузом, тогда, может, демобилизуют. Да ты не грусти, Яшенька! Буду ждать тебя. Сколько надо, столько и буду ждать. Я верная.

Яша сник: «Как же так? Неизбежная разлука! Почти сразу».

«Зря я его так, в лоб, напрямую, — подумала Таня. — Трудно ему будет в жизни! Что на сердце, то и на лице».

—              Я не согласен! Так нельзя! — Яков напряженно искал выход. — Без тебя я не уеду. Буду сидеть дома, мыть полы, варить кашу, ждать тебя с дежурства.

— Оставь! — засмеялась девушка. Приятно видеть, что тебя так любят! А в семнадцать лет особенно. — Что-нибудь придумаем.

Подошёл трамвай, и влюблённые поехали на Таганку.

—Знакомься, тётя! — торжественно заявила Таня, входя в ком­нату. — Это Яша — мой жених.

Тётя Лида кивнула приветливо:

—              Очень рада за вас. Раздевайтесь.

—              Яшу на днях выписывают, — торопилась рассказать Таня. — Ему дадут на долечивание месяц или два. Меня-то из госпиталя наверняка не отпустят, придётся ехать в Ташкент к родителям одному. А Яков го­ворит, что останется здесь, со мной. Вот ведь нелепость! Тут и голодно, и холодно, а у него дырка в лёгком.

—Садитесь за стол. Вы, небось, голодные. Может, на сытый же­лудок и найдём выход.

На бежевой скатерти уже стояли парадные тарелки кузнецов­ского фарфора и даже хрустальный графин с вишнёвой наливкой.

Вчера тётя Лида спешно довязала нарядную кофточку из довоен­ных запасов шерсти и удачно продала на Зацепском рынке.

Впервые за год Лидия Петровна сварила мясной борщ и приго­товила тушёную картошку с американской «Сбиной тушенкой»9.

Выпили по рюмочке «За счастье» и дружно навалились на борщ.

—              Такой роскоши я с до войны не ела! — восхитилась Таня, выти­рая хлебом тарелку из-под тушёной картошки.

—              Пора чай ставить, — поднялась тётя. — Да, возьми вот, письмо от мамы.

Таня жадно схватила измятый треугольник:

—              Что ж вы его сразу не отдали?

—              Настроение портить не хотела.

Девушка читала письмо, и её лицо менялось на глазах.

—              Дурные вести? — тревожно спросил Яша.

—              Хуже некуда. Маму из лагерной аптеки перевели на общие ра­боты. И цинга у мамы начинается. Она пишет: «Всё нормально. Не тре­вожьтесь обо мне». Да на общих работах мама и до весны не доживёт!

Таня до боли зажала кулаки, чтобы не разрыдаться в голос.

С кухни вернулась тётя Лида, кивнула:

—Надо бы посылку Верочке. Валенки, тёплые вещи, витаминов побольше. Беда только, что посылка в лагерь идёт полгода! Оказию бы найти. Да где её взять?

— Есть такая оказия! — обрадовался Яша. — Твоя мама в Кара­ганде?

—              Их лагерь под Акмолинском.

— Мне это почти по дороге. Ну, крюк на сутки-двое. Оформлю литер9 через Акмолинск и завезу

—Спасибо, Яша. Но свиданье в лагере дают близким родствен­никам. Да и посылку наверняка примут только от дочери. Куда ни кинь, а Тане нужно ехать с тобой вместе. Одна надежда на Ольгу Яковлевну. Мой резерв «Верховного Главнокомандования». Может быть, доктор Крупеник и поможет.

—              Она точно не откажет, выручит, — обрадовалась Таня.

—Не знаю, — невесело молвила тётя. — Честно сказать, шансов мало. Но дорогу осилит идущий.

Назавтра, рано утром, Таня и Лидия Петровна вошли вслед за Ольгой Яковлевной в приёмную главного врача. Старуха секретарша строго посмотрела на них из-под очков.

—Здравствуйте, Берта Соломоновна! — тепло поздоровалась с ней Ольга Яковлевна. — Как ваши внуки? Не болеют? Сам-то на месте? — обернулась: — Подождите меня здесь. Когда понадобитесь, позову.

Таня нервничала. Чтобы не думать, она тихонько разглядывала Берту Соломоновну. Эту старую еврейку с редкими, ярко-рыжими во­лосами уважали и побаивались даже ведущие хирурги.

Под столом что-то звякнуло, и старуха скрылась в кабинете. Потом туда прошёл однорукий подполковник Жучкин, начальник от­дела кадров.

«Сколько ещё ждать?» — переживала Таня. Наконец, в дверях по­казалась улыбающаяся Ольга Яковлевна:

—              Уговорила! Вообще-то, так не принято. Но ведь и запрета нет! Ты с лейтенантом ещё не расписалась? Хорошо. Фамилию не меняй. Неудобно будет тебе командировку выписать. Поедешь с ним сопро­вождающей.

В среду Яков получил все документы. Прямо из госпиталя зашли в ЗАГС и минут через десять вышли уже мужем и женой. В те годы даже свидетеля не требовалось.

После обеда Лидия Петровна отпросилась: надо ж прибраться в комнате, да и свадебный обед приготовить. Из чего? По дороге при­кидывала свои возможности:

«Вишнёвой наливки осталось на донышке. Стыдно на стол по­ставить. Правда, есть бутылка водки и довоенный портвейн «777». Кар­тошки и овощей купили с запасом. На программу-минимум хватит.

Значит, винегрет, селёдка с луком, горячая картошка, солёные огурцы. В кастрюле на донышке остаток квашеной капусты. Чем бы украсить стол? Свадьба всё-таки раз в жизни. В буфете две последних банки крабовых консервов «Чатка». Год назад они башнями стояли на пустых полках магазинов, никто не брал даже без карточек. Кабы гор­сточку риса и пару варёных яиц, такой бы вышел роскошный салат! Но на нет и суда нет.

Ладно. Хлеба хватит, на карточки дали кокосовое масло. Сделаю бутерброды с кокосовым маслом и с крабами. На парадном голубом блюде будут смотреться красиво.

У Яши в дорожном пайке свиная тушёнка. Её брать нельзя ни в коем случае. У детей впереди дальняя и трудная дорога. Хорошо, я на­доумила его взять табачный паёк махоркой. Будет что поменять на про­дукты в дороге. Есть ещё килька в томате.

Обойдёмся! Слава Богу, не голодаем. А каково в Ленинграде? Подумать страшно.».

Вечером пришла Ольга Яковлевна, расцеловала Таню:

—               Теперь ты, можно сказать, моя крестница! А это на стол! — ска­зала доктор и вынула из кармана шинели банку английского бекона.