Юрий Когинов - Багратион. Бог рати он
— Тревога была не напрасной. Многие в шведском обществе, особенно военные, не могли смириться с потерей Финляндии и Аландов. Потому, приглашая на трон маршала Франции, шведы, безусловно, рассчитывали с его помощью и при поддержке Наполеона добиться реванша. А в том, что между французами и русскими очень скоро разразится война, сомнений не было. С кем же, как не с Францией, окажется тогда Швеция?
Однако ни в Швеции, ни в России не знали, что между Жаном Батистом Бернадотом и Наполеоном давно уже утеряно взаимопонимание. И они, некогда соратники, стали врагами, которые не могли терпеть друг друга.
О неприязни Бернадота к Наполеону хорошо было ведомо русскому военному атташе в Париже полковнику Чернышеву. Посему он не замедлил войти в дружеские отношения с маршалом, оказавшимся вдруг в опале. Маршал был на редкость словоохотлив. К тому же догадывался о том, что могло интересовать агента русского императора, и в душе торжествовал, зная, чем может насолить тому, с кем вместе когда-то начинал военную карьеру.
Шведский король, потеряв своего наследника, обратился ко всемогущему французскому императору: не посоветует ли он, кого следовало бы избрать в качестве нового кронпринца? Наполеон сделал вид, что не намерен вмешиваться во внутренние дела чужой державы. Но в то же время сразу же обратился сначала к пасынку — вице-королю Италии Евгению Богарне, затем к брату — Вестфальскому королю Жерому с предложением занять шведский трон. Оба отказались, и Наполеон отвернулся от скандинавских дел. К тому же он не хотел, чтобы о том узнал русский царь и внес осложнения в и без того натянутые их отношения.
Однако «французский след» тут же переняла у своего короля шведская военная партия и прислала к Бернадоту своего ходатая. Все дело в том, что шведы помнили этого французского маршала по войне 1809 года. Тогда ему предстояло поддержать русских своим наступлением с германского побережья. Но высаживаться в Швеции Бернадот не спешил. К пленным же шведам проявлял самое заботливое отношение. И о нем, как в это же время о русском генерале Кульневе, молниеносно распространилась молва как о бесконечно порядочном человеке. Сие и припомнилось офицерам, когда они, независимо от своего короля, решились сделать свой выбор.
Чернышев оказался первым, кому Бернадот сообщил о сделанном ему предложении.
— Буду с вами говорить не как французский генерал, а как ваш друг и друг России, — начал маршал. — Для нас с вами не секрет, что Наполеон принял решение начать войну с вашей страной. Причем под ружье он готов поставить всю Европу. И вам в таком случае небезразлично, с кем окажется ваша северная соседка — Швеция. Вот почему в выборе кронпринца, чем обеспокоены сейчас шведы, вашему императору следует поддержать того, кто окажется истинным другом России.
Чернышев насторожился, поскольку знал уже о визите шведов к Бернадоту. Так неужели на него пал выбор?
Бернадот с гордостью подтвердил: он дал согласие. Но пока в Париже об этом не знает и не должна знать ни одна душа. И особенно Наполеон.
— Вам же, мой друг, я сообщил свою тайну для того, чтобы вы как можно быстрее утвердили вашего императора в моих самых лучших чувствах к его величеству и вашей стране.
Признаться, Александру было нелегко сразу поверить в искренность уверений Бернадота, который в войнах против России был одним из главных сподвижников Наполеона. Не ловушка ли это? Убаюканная уверениями Россия не возразит, и «Троянский конь» — вот он, у самых ворот Санкт-Петербурга! Однако Чернышев уверил: Россия и в самом деле может обрести верного и надежного союзника. И потому с Бернадотом завязалась секретная переписка. А когда он, к немалому неудовольствию Наполеона, оказался уже в стокгольмском дворце, к нему с тайною миссией прибыл Чернышев.
По сути дела, вся власть сразу же оказалась в руках нового наследного принца. Король был немощен и стар и вручил бразды правления своему наследнику, как только его избрал парламент страны. Королю было довольно неприятностей со своим племянником Густавом-Адольфом. А пуще всего он боялся новых напастей, которые могли бы опять потрясти и его, и всю страну. Так пусть уж на свои плечи взвалит все предстоящие заботы этот, прости Господи, французский капрал!
Тайные связи Санкт-Петербурга со Стокгольмом уже в апреле 1812 года завершились заключением союзного договора, по которому Швеция так и не вступила в войну на стороне Франции. Теперь, в августе того же года, в самый разгар схватки с Наполеоном, Александр Первый спешил в финский город Або, чтобы лично встретиться с бывшим маршалом Бернадотом, принявшим отныне роль наследника шведского престола под именем Карла-Юхана.
Яхта шведского наследного принца под ярко-желтым флагом с синим крестом подошла к главному, по-праздничному украшенному причалу. Карл-Юхан, легко сбежав с трапа, протянул руку российскому императору:
— Государь, брат мой и кузен! Сегодня исполнилось мое самое Сокровенное желание — я встретился с вами, императором дружественной и великой России. Я безмерно счастлив увидеть человека, который с первых дней моей новой судьбы оказал мне сердечное доверие и самое заинтересованное участие.
Кроткая улыбка не сходила с лица Александра Павловича, пока лилась речь принца, которой, казалось, не будет предела. Наконец он уловил паузу в словоизлияниях «кузена и брата» и, продолжая излучать великодушие и доброту, произнес:
— Господин кузен мой! Приветствуя вас как наследного принца, позвольте мне обратиться к вам как к человеку, обладающему выдающимися талантами, характером и принципами. С юных лет я научился ценить более человека, а не титулы. Поэтому мне будет лестно, если отныне отношения, которые установятся между нами, станут носить характер отношений человека с человеком, а не только монархов. Всею душою я хочу быть вашим другом.
— Ваше величество! С этим желанием и я ступаю на землю державы, которой вы предводительствуете. Так позвольте мне раскрыть вам свои объятия!
Они обнялись. Карл-Юхан, на редкость стройный, живой и подвижный, как все южане, несмотря на свой почти пятидесятилетний возраст, был само воплощение неизбывной юношеской энергии и открытости. Только что обняв государя, он вдруг нашел глазами Чернышева и сделал шаг ему навстречу.
— Разрешите теперь мне, ваше величество, приветствовать человека, который — не побоюсь громкой фразы — оказался первым, что соединил наши сердца. — И с этими словами бывший Жан Бернадот расцеловал Чернышева.
«Господи, какой же контраст: чопорная, исполненная всех правил дипломатического этикета свита принца — и он сам, типичный гасконец!» — подумал Николай Петрович Румянцев после того, как и его, министра иностранных дел, чуть ли не облобызал пылкий наследник шведского трона.
Переговоры начались тотчас, как только оба августейших гостя обосновались в доме бургомистра, отведенном под их свидание.
— Если мне будет позволено вашим величеством высказать свое мнение о начале войны, — повел беседу с глазу на глаз бывший маршал, — Наполеон предпринял весьма рискованный переход возле Ковно. Когда бы у вашего величества было под рукою хотя бы двухсоттысячное войско, вы смогли бы успешно атаковать неприятеля, зайти ему в тыл, перехватить обозы и отбросить французские войска с невосполнимыми потерями назад, за Неман.
Как можно было еще мягче сказать о губительном просчете русских, которые, расположив свои армии у границы, отдалили их друг от друга на такое расстояние, что в нужный момент не смогли соединить их для удара по французам?
— У меня — храбрые солдаты, но никуда не годные генералы, — неожиданно сказал царь.
— О, что касается ваших солдат, это истинная правда! — воскликнул Карл-Юхан. — Я знаю их по Аустерлицу, Прейсиш-Эйлау и Фридланду. Во всех этих сражениях они дрались как львы, проявляя поразительное мужество и отвагу.
— Вот видите, — продолжал свою мысль Александр, — справедливость ваших слов только укрепляет меня в моей вере в русского солдата. Какие же поистине громкие победы могло одержать мое воинство, если бы во главе его оказался такой одареннейший полководец, как ваше королевское высочество!
В самом начале войны Александр неожиданно предложил бывшему маршалу Бернадоту встать во главе всех русских войск. Карл-Юхан вежливо отклонил лестное предложение. Однако сейчас при упоминания его полководческих достоинств наследный принц вновь проникся гордостью. Черты бога войны Марса мгновенно отобразились во всем облике принца — плечи стали шире, руки напряглись, словно уже держали палаш, взор воспламенился огнем.
— Еще в период консульства Бонапарта обо мне, как о лучшем военачальнике, говорил весь Париж, — без ложной скромности согласился с похвалой бывший маршал. — Скажу вашему величеству также по секрету: ревность императора к моей воинской славе явилась одною из главных причин, чтобы от меня избавиться. Но вернемся, ваше величество, к русским военачальникам. Самую правдивую характеристику любому генералу в состоянии дать лишь противник, с коим он не раз встречался на поле боя. Сие подтверждают и ваши слова о моих несомненных талантах полководца. Вы их оценили, простите, как, скажем, мой бывший противник. Подобным образом я имею полное право высоко отметить способности и некоторых русских генералов. Их таланты я сам познал в сражениях с ними.
