Андрей Серба - Полтавское сражение. И грянул бой
— В том, что произошло ночью, нет вины господина полковника, — ответил Галаган. — Новые предложения их сиятельства князя Меншикова доставил я, но... Помнишь утопленного вами сотника Сметану? Он был моим давнишним побратимом, и я, желая отомстить за него, уговорил господина полковника разыграть в степи потешный бой, чтобы ослабить гарнизон Сечи и захватить ее. Это была моя единственная надежда расквитаться за побратима. Знал — объяви господин полковник вам новые предложения их сиятельства, и вы тут же вцепитесь в них и впустите русские войска в крепость.
— Впустим? — насмешливо переспросил Богуш. — А ежели нет?
— Тогда свершите несусветную глупость. Сам был кошевым и знаю, что почти весь порох и огневые припасы взяли ушедшие в поход сечевики. В крепости оставлена самая малость на крайний случай, поэтому они у вас на исходе. Четверть Сечи уже в наших руках, подмоги вы не получите ни по воде, ни по сухопутью...
— А с чего бы ты обрядил своих реестровиков в татарскую одежду, если не знал, что мы ждем подмоги из Крыма? — ухмыльнулся Богуш. — Да и казаченьки Гордиенко не за дальними горами-долами — мигом пожалуют сюда хоть по Днепру, хоть верхом из степи.
— Друже Яким, не смеши меня на старости лет, — рассмеялся Галаган. — О какой подмоге из Орды ведешь речь, ежели султан ведет переговоры с царем Петром о сохранении мира, а без разрешения Стамбула хан и шагу не ступит? Не будет вам подмоги и от Кости Гордиенко — его хлопцы сейчас стерегут юг Полтавщины от возможного подхода с Киевщины русских войск к Полтаве, о которую уже полтора месяца ломает зубы король Карл. Не на кого вам больше надеяться, старый друже, как на самих себя.
— Значит, обороним неньку-Сечь с Божьей помощью сами, — невозмутимо ответил Богуш. — Один приступ уже отбили, через пару часов этот счет удвоим.
Смех Галагана перешел в громкий хохот.
— Собираешься покончить с нами через пару часов? Не получится! Если вы не примете предложение их сиятельства, господин полковник сразу после переговоров продолжит штурм Сечи. Но теперь не только с воды, но и из степи. Как ты понимаешь, в розыгрыш на берегу Чертомлыка я привлек не все прибывшие со мной силы, а лишь своих чигиринцев и один из драгунских полков. Ведь результат моей задумки зависел вовсе не от числа сабель, а от того, клюнешь ты на мою приманку или нет. Клюнуть ты клюнул, но... к сожалению, вовремя сумел выдернуть голову из мышеловки. Однако я предвидел и такой поворот событий, а потому вторая половина моего отряда этой ночью тоже не теряла напрасно времени. Угадай, чем она занималась?
— Куда уж мне разгадывать твои хитрости.
— На сей раз хитростью и не пахнет. Просто я знал, что ты велишь и затопить степь перед Сечью, и уничтожить в ее окрестностях все лодки и запасы леса, которые можно было бы использовать для переправы через залитое водой пространство. Поэтому я приказал своим казакам и драгунам брать с собой по пути следования все, что может держаться на плаву, начиная от пустых бочек и кончая выдранными из хат дверями. Покуда мы тешились на берегу Чертомлыка, из этого материала сколочено около семя десятков плотов, и сейчас мои чигиринцы и четыре драгунских полка ждут сигнала господина полковника, чтобы начать штурм крепости с наружной стороны вала. А изнутри им поможем мы — где огоньком, где штыком.
— Великий ты мастак на байки, — сказал Богуш. — Откуда при тебе четыре драгунских полка, если в Чигиринском полковничестве квартирует всего один царский полк под началом твоего дружка генерала Волконского?
— Разве на Украине одно Чигиринское полковничество, а в русской армии единственный генерал князь Волконский? А цену своим дозорцам, что не смогли ничего узнать о выступлении и цели моего отряда, определи сам. Однако я не собираюсь тебя в чем-то переубеждать. Считаешь, что я прибыл лишь с силами, что участвовали в степном бою у Чертомлыка, — ради Бога. Скажу тебе, старый друже, даже больше — твое мнение мне даже на руку. Это господин русский полковник явился сюда исполнять волю Государя, а я добровольно вызвался ему на подмогу, чтобы отомстить за смерть своего побратима сотника Сметаны. И мне будет крайне обидно, любый друже, если ты, сложив оружие, сделаешь подарок царскому полковнику, а не своему брату-казаку, продолжив сопротивление и позволив мне исполнить святой долг побратимства.
Богуш не успел ответить, потому что впервые за время встречи подал голос куренной Барабаш.
— Когда господин полковник собирается занять Сечь и выпустить из нее нас? — по-русски спросил он у Яковлева.
— Мои солдаты и я уже в Сечи, а сложивший оружие гарнизон может покинуть ее когда ему заблагорассудится. Хоть сегодня утром — лишние рты в крепости мне не нужны, — ответил тот.
— Господин полковник узнает наш ответ через час, — сказал Богуш. — Пусть не удивляется, если получит его уже не от меня, — криво усмехнулся он. — До новой встречи, друже Гнат, — махнул он рукой Галагану.
Едва фигуры запорожцев растаяли в темноте, Галаган схватил Яковлева за плечи, тряхнул так, что тот едва устоял на ногах.
— Выгорело наше дело, выгорело, — радостно прошептал он. — Барабаша я добре знаю, он всегда держал сторону Москвы, но приходится каким-то дальним родичем Мазепе по линии жены, отчего и решил пересидеть смутное время на отшибе в Сечи. Однако не удалось, и сегодня ему все равно пришлось сделать выбор между родичем Мазепой и своей давней привязанностью России. Если Богуш явился на переговоры с Барабашем, чьи взгляды для него не секрет, значит, среди сечевиков не все гладко.
— Уверен, что многие, не желая класть без толку головы, примут наше предложение, поэтому Богуш предупредил, что ответ, возможно, мы получим уже не от него.
— Но он, как наказной кошевой атаман, может подавить любое противодействие своей власти, тем более в боевой обстановке.
— Мог бы, если бы Запорожье поддерживало кого-нибудь одного — Мазепу или Скоропадского. Поскольку каждый сечевик в этом вопросе волен поступать по собственному разумению, Богуш не вправе никого принуждать. Сейчас для обсуждения нашего предложения он соберет старшинскую раду, затем старшины отправятся к своим куреням и сотням с той же целью. А через час мы узнаем, сколько сечевиков сложат оружие, а сколько с Богушем постараются вырваться из Сечи...
Галаган хорошо знал запорожцев и нисколько не ошибся в прогнозах. И на старшинской раде, и на «черных» радах в сотнях голоса казаков разделились: одни требовали сражаться за неньку-Сечь до конца, другие доказывали бессмысленность дальнейшего сопротивления и были за принятие услышанных от Галагана предложений русского командования. Результатом разноголосицы оказалось то, что предсказывал Галаган — большая часть сечевиков решила пробиваться на лодках вниз по Днепру в турецкие владения, остальные были намерены сложить оружие и остаться на Украине [96].
— Что, друже, хотел найти приют на Запорожье, а его и здесь нет — уж больно длинны царские руки, — пошутил Дмитро Не доля, помогая перебраться через борт лодки-дуба раненому атаману Сидорову. — Длинные такие, что даже меня, исконного сечевика, и то вытолкали из родного гнезда. Ничего, мы еще вернемся.
— Конечно, вернемся. И не только на Сечь, но и на Дон, — поддакнул Сидоров, со стоном усаживаясь на лавку.
— Что-то не везет нам — надеялись остаться в стороне от свары-междоусобицы и перебыть ее на Сечи, так нет, она сама явилась к нам, как прошлой осенью в Беларуси. Только тогда мы рубали шведов и мазепинских сердюков, а теперь пришлось стрелять и сносить головы царским солдатам и реестровикам Скоропадского. Будь проклята война, где вынужден лить родную кровь! Уйдем на турецкое понизовье, обоснуемся в Алешках, устроим новую Сечь — а Господь и времечко подскажут, когда и как возвратиться домой.
— Никогда не думал водить дружбу с басурманами, но судьба заставляет, — вздохнул Сидоров. — А от нее не уйдешь и не ускачешь. В путь, друже. С Богом!
Запорожские лодки-дубы, скрываемые темнотой и дымом от догоравших русских судов, вплотную прижимаясь к зарослям камыша у берега Чертомлыка, незаметно прошмыгнули мимо своей оставшейся без прислуги батареи у оконечности вала, вошли в Днепр. По-прежнему держась у затопленного берега, направились к месту, где во время половодья могучий Днепр образовывал несколько проток, в которых русским судам будет невозможно ни обнаружить их в камышах и верболазе, ни организовать на мелководье преследование.
И здесь беглецы встретились с одним из русских судов, получившим во время прорыва в Сечь серьезные повреждения и сейчас, расположившись подальше от запорожских орудий, производившим ремонт. Опасаясь, что может пойти на дно прежде, чем залатает дыры, судно стояло у самых камышей, едва не царапая днищем песок, как раз на пути плывших лодок. Будь оно одно, сечевикам не составило бы особого труда взять его на абордаж или заставить огнем из мушкетов разбежаться по безопасным углам занятых ремонтом матросов и солдат, не допустив их к пушке на носу. Однако невдалеке виднелись на якорях еще четыре или пять судов, и Богуш решил обогнуть преградившее путь поврежденное судно со стороны Днепра, где лодки оказывались на освещенной луной водной глади, зато на значительном удалении от вражеских орудий.
