Лабиринт - Яэко Ногами
Он заехал в контору, взял увесистый чемодан с рыбой и сел на электричку, идущую в Бэппу.
Когда поезд проехал туннель, проложенный в каменистой горе, вдали показалась бухта. Образуя рукав, море вдается здесь в сушу, будто обнимая город крылом. Залив дремал, подернутый едва заметной рябью.
Солнце только что скользнуло за линию гор, мягко врезающихся в голубое небо. Вечерняя заря то там, то здесь окрашивала лиловатый залив в тона цикламена.
Ни ветерка — ни с моря, ни с гор. Воздух, еще более знойный, чем днем, насыщен запахами горячих минеральных источников и озоном. Кажется, что воздух густым плотным облаком окутывает тело.
Было вечернее затишье, которое в этот час царит здесь на всем побережье.
Начинались долгие вечерние сумерки.
Вскоре на лодках рыбаков, промышляющих ловом каракатиц, зажглись красные огоньки. Но лодок самих еще не было видно на горизонте. В бледно-голубом чистом небе медленно плыли золотисто-желтые и красноватые облака, озаренные закатным светом, и на их фоне, точно груда руды, чернела гора, к которой прилепился Бэппу. Ранние городские огни тянулись вдоль мягко изогнутой линии берега и взбегали на гору почти до самой ее вершины.
Бэппу богат минеральными источниками. Горячие воды с шумом бьют из земли и на песчаной прибрежной полосе и в горах. И везде вокруг них — гостиницы, дачки, виллы.
У одного из таких источников на горе и стояла вилла Фудзан.
Поезд подошел к станции. Из вагонов высыпала толпа пассажиров; здесь каждый коммивояжер был похож на беспечного туриста.
Сёдзо взял такси. Вилла была близко и расположена не очень высоко, но подъем к ней был довольно крутой. И чемодан был тяжелый, но главное — Сёдзо спешил. Было уже около шести. Ее, наверно, еще нет дома. А вдруг уже вернулась?
Машина резко затормозила на крутом повороте, и Сёдзо с такой силой отбросило к другому окну, что, если бы не стенка, он наверняка кувырком полетел бы вниз — в мандариновую рощу.
— Эй, приятель, нельзя ли полегче! — невольно крикнул он, усаживаясь на место.
Дорога здесь извивалась крутыми поворотами, в сильные дожди ее размывало, и автомобильные катастрофы случались здесь нередко.
Молодой шофер в яркой клетчатой рубашке, не обратив внимания на окрик пассажира, продолжал гнать машину с прежней скоростью, словно он ехал не по извилистой горной дороге, а по центральному проспекту Бэппу— Гинзе. Машина стремительно взлетела по склону, сделав еще одну петлю в виде буквы S, и очутилась перед виллой Фудзан. Старенький форд, который, казалось, вот-вот развалится на части, въехал во двор.
В небольшом вестибюле было светло и тихо.
Женщина, показавшаяся в дверях, носила скромную японскую прическу и была скорее похожа на домашнюю горничную, чем на служанку гостиницы. Грациозно присев, она сказала:
-— Госпожа Ато ушла и еще не возвращалась.
Сёдзо поспешно извлек из чемодана ящик с маринованной рыбой и поставил его на столик.
На ящике была наклеена визитная карточка брата.
Служанка, попросив подождать минуту, хотела уйти. Сёдзо подумал, что она может позвать Кину или кого-нибудь из старых служителей гостиницы, кто знает его в лицо, и поспешил сказать:
— Звать никого не нужно. Вы у меня только примите это — и все.
Он вышел во двор из вестибюля, где пол был выложен черными и белыми плитками. Мимоходом он взглянул на каллиграфически исполненную кистью китайскую надпись, висевшую на белой оштукатуренной стене:
Не меняют свой облик лишь горы, В жизни — и радость и горе.
Надпись эта — памятный дар генерала Ли. Покойный отец часто ездил лечиться на минеральные воды и жил здесь. Сёдзо с детства запомнил это китайское двустишие.
— В жизни — и радость и горе,— произнес он вслух и вдруг свистнул; его обуревало такое сложное чувство, что он не мог его выразить словами. Направляясь по усыпанной галькой дорожке к воротам, он вспомнил и эти густые заросли высоких мальв вдоль каменной ограды. В вечерних сумерках цветы белели, напоминая формой бокалы для шампанского.
Итак, виконтессы дома не оказалось. Все обошлось благополучно, как он и рассчитывал. А самочувствие все-таки скверное. Непонятная, невероятная усталость. А тут еще этот чертов чемодан! До чего же все глупо! Бр-р! Если бы ему пришлось еще несколько минут спускаться по дороге вниз, он, наверно, швырнул бы чемодан в овраг, смутно видневшийся в темноте. Но тут его нагнал медленно спускавшийся с горы красный пузатый автобус.
Если автобус не переполнен, то остановится и подберет его. Став у обочины дороги возле какой-то дачи, Сёдзо поднял руку.
Автобус шел до вокзала. Въехав в город, он остановился на углу главной улицы Бэппу — Гинзы. Большинство пассажиров здесь сошло. Вышел из автобуса и Сёдзо, только что собиравшийся ехать прямо на вокзал.
Яркие огни магазинов и ресторанов напомнили ему, что он голоден. И в самом деле, с тех пор как он утром позавтракал дома да еще выпил чашку чая у адвоката, он еще ничего не ел.
Он вошел в один из узких переулков, которые, словно каналы, перерезали проспект. В этих улочках раньше было полно всяких харчевен. Он хотел найти какую-нибудь скромную тихую закусочную, где можно было бы съесть тарелку гречневой лапши или суси 126. Но он уже много лет не был в этих местах и не знал, где здесь рестораны или закусочные. По улице, потихоньку напевая, фланировали молодые люди. Густо напудренные девицы кокетливо, без всякого стеснения заговаривали с теми мужчинами, которые были похожи на курортников. Ба! Да тут же рядом веселый квартал,— вспомнил вдруг Сёдзо. На этих улицах девицы с незапамятных времен охотятся за курортными гостями. И тут он увидел коричневую шторку, какие обычно висят перед входом в закусочные. За матовой стеклянной дверью не видно было, что делается внутри. Но Сёдзо на всякий случай толкнул дверь, и она широко распахнулась.
На голом бетонном полу стояли два столика и стулья. Справа от них — устланный четырьмя стандартными циновками уголок для сидения на полу по-японски. Стены выкрашены красной охрой. Комната освещалась лишь красным огоньком небольшого фонарика, висевшего перед божницей над притолокой двери. Ни одного посетителя, место как будто подходящее, решил Сёдзо.
— Милости прошу,— приветствовала его хозяйка, выкатившаяся навстречу гостю из внутреннего помещения, где виднелась продолговатая жаровня.
Это была маленькая, толстенькая женщина лет пятидесяти. Крашеные волосы у нее отросли, и надо лбом, вокруг головы образовался белый венчик; казалось, что она носит парик, который прикрывет только часть
