Путешествие к вратам мудрости - Джон Бойн
– Я не горжусь этой пролитой кровью, – сказал он. – Но я был молод, этим все сказано. И глуп. И меня раздирали страсти. Но нельзя забирать у человека мать и сажать ее под замок, притом что эта несчастная ничего не сделала, чтобы заслужить такое наказание, разве нет?
– Нет, – согласился я, – нельзя, если ты имеешь хоть какие-то представления о порядочности.
Впрочем, дело Нила и его соратников приняло неожиданный оборот, их не упекли в тюрьму еще на несколько лет, потому что по некой особой причине люди в Шотландии следили за их похождениями так, словно читали о них в иллюстрированном еженедельнике. Их подбадривали, не стесняясь, ибо приключения этих ребят отчасти походили на легенды о Робин Гуде, разве что были куда более кровавыми. Затем Нил и его банда решили устроить засаду полицейскому поезду неподалеку от Абердина, и это закончилось для них очень печально, всех ребят до единого убили, кроме Нила, – его наконец повязали, отдали под суд и упрятали в Брайдвелл с намерением надеть ему петлю на шею, как только парню вынесут приговор.
Но к этому времени у Нила появилось немало почитателей среди добрых людей Шотландии, и эти люди, сплотившись, подписали петиции с требованием заменить казнь тюремным заключением. «Исключено!» – сказали в унисон премьер-министр и министр внутренних дел. Поговаривали даже, что это дело обсуждалось на более высоком уровне, с участием самой королевы Виктории, которая выглядела так, будто проглотила пчелу, когда к ней обратились с просьбой явить милосердие.
– Вот как, значит, ты оказался здесь, – подытожил я, когда в один из вечеров Нил закончил свое повествование. – Печальная история.
– Ай, что есть, то есть, – согласился Кельман, в подобных передрягах он оставался стоиком. – Но такова жизнь.
– Разрешишь мне написать об этом? – спросил я.
– Мое жизнеописание, ты имеешь в виду?
– Нет, роман.
– Но, дружище, это все происходило на самом деле. При чем тут роман?
– Я мог бы взять события твоей жизни, – объяснил я, – и описать их так, словно они часть большого романа. Используя факты, что мне известны, вперемешку с выдуманными ситуациями. Ты и твоя банда заговорят на этих страницах, – что на уме, то и на языке, – и тогда, вероятно, люди запомнят твое имя.
– Люди забудут обо мне сразу же после того, как меня сбросят в гроб, – вздохнул Нил. – Выкинут, как кусок заплесневевшего сыра. Но если ты думаешь, что сможешь написать об этом книгу, тогда вот тебе мое разрешение. Хотя представить себе не могу, чтобы такая книга хорошо продавалась.
– Может, и нет, – сказал я. – Но у меня в камере очередная стопка бумаги и чернил в достатке. И мне необходимо как-то употребить время моего пребывания здесь, иначе я сойду с ума.
– Ну, тогда, – разулыбался Нил, – моя жизнь принадлежит тебе.
Однажды днем, к моему удивлению, явился посетитель, который не был ни моим братом, ни, хотя я продолжал надеяться, моим сыном. За тот срок, что я провел в застенке, меня никогда не просили встретиться с незнакомцем, и, войдя в холодную комнату, предназначенную для посещений, я уставился на гостя, недоумевая, не по ошибке ли он сюда забрел.
Это был человек среднего возраста, между сорока и пятьюдесятью, явно состоятельный, с седеющими волосами и приветливым выражением лица. Я застал его за чтением газеты, которую он, увидев меня, тут же свернул и положил в кожаную сумку.
– Думаю, я не тот, кто вам нужен, – сказал я, усаживаясь напротив него. – Я никогда не видел вас раньше, друг, но я редко наслаждаюсь беседой с кем-либо, кто не является моим сокамерником, и был бы счастлив, если б вы задержались здесь на некоторое время, на чем я, конечно, не смею настаивать.
Он покачал головой, и, заглянув в записную книжку, спросил, как меня зовут, а когда я ответил, улыбнулся.
– Тогда вы действительно тот, кто мне нужен, – сказал он. – Разве не вы писали моему близкому другу, сэру Вальтеру Скотту?
Я в растерянности пялился на него и молчал как рыба. Охранники решили подшутить надо мной или посетитель на самом деле друг сэра Вальтера?
– Прошу прощения. – Он протянул мне руку. – Я должен представиться. Матье Зелес[146].
– Рад встрече с вами, мистер Зелес, – сказал я, тряся его руку. – Простите, каково место происхождения вашей фамилии, если мне позволено спросить?
– Франция. Я там родился некоторое число лет тому назад.
– С французами мне всегда было не по пути, – заметил я. – Без обид, мистер Зелес.
– Пожалуйста, называйте меня Матье. И да, без обид. Надо полагать, вы бывали в моей стране?
– Нет, никогда.
– Но могу я узнать о причине вашего недовольства французами?
– Ай, – ответил я. – Если честно, они мне на вид не нравятся.
– Понятно. Вполне обоснованный аргумент.
– А как вас занесло сюда? – спросил я. – Вы не похожи на человека, который проводит слишком много времени в тюрьмах Ее Величества.
– Между прочим, подобных мест я видел даже больше, чем хотелось бы, – ответил мой посетитель. – У меня есть племянник, которого время от времени необходимо брать на поруки. Однако я пришел сюда не для того, чтобы поговорить о себе, но, скорее, о вас.
– Обо мне?
– Да, и о романе, что вы написали. Сэр Вальтер прочел его.
– Нет! – воскликнул я, ибо сэр Вальтер Скотт всегда казался мне почти мифической фигурой. Мысль о том, как он сидит в кресле, переворачивая страницы моей рукописи, сразила меня наповал. – Очень любезно с его стороны. Вы сказали, что знакомы с ним?
– О да, – ответил Зелес. – Мы дружим с давних пор. Однажды я побывал на его лекции в Эдинбурге, а затем мы позволили себе подкрепиться напитками алкогольного свойства, попутно дискутируя о природе беллетристики, и наша дискуссия затянулась на несколько часов. Сэр Вальтер прекрасный человек. Он бы сам явился сюда, но сейчас он в поездке. Издатели увезли его в Лондон, где ему предстоит серия лекций и читок для платежеспособной публики.
– Вот как, – сказал я.
– Поэтому вместо себя он отправил к вам меня. Он восторгался вашей книгой. Сказал, что она не без изъянов, но это легко исправить крошечной доработкой с вашей стороны и горсткой советов с его стороны. Он даже снабдил меня запиской с кое-какими замечаниями, чтобы я передал ее вам. Надеюсь, вы не усмотрите в этом ничего обидного. – Он опять полез в сумку и на этот раз
