Зигфрид Обермайер - Калигула
Сабин присел рядом с ней. Склонив головы друг к другу, они смотрели в книгу. От Ливиллы исходил манящий женский аромат, и он, поддавшись его магическому действию, невольно поцеловал ее в щеку. Та удивленно подняла на него глаза.
— Мы заговорщики или любовники?
— Скорее первое, но можем превратиться во второе. Ливилла, я сделан не из дерева! Больше месяца у меня не было женщин, и я не испытывал в них потребности. Но сейчас, когда ты сидишь рядом со мной… Факел нельзя подносить так близко к иссохшему дереву.
— Кто тут дерево, а кто факел?
— Факел, конечно же, ты.
— Хорошо, тогда я не буду больше вводить тебя в соблазн.
Она встала и села напротив него.
— Теперь иссохшее дерево вне опасности. Итак…
Она переводила палец от одного имени к другому, Сабин молча впитывал каждое из них, пока не прочитал «Валерий Азиатик». Он поднял глаза.
— Этого человека я знаю! Он считается лучшим другом императора. Ты не ошибаешься?
— Нет. Когда-то Калигула во время симпозиума увел его жену в спальню, а потом рассказывал всем за столом о своих впечатлениях. Азиатик, хотя и не признается, не простил ему этого. Император по-прежнему считает его своим другом, не ждет от него никакой опасности, поэтому он очень важен.
— Ты ведь замужем, Ливилла. Как твой муж относится к императору? Почему ты не называешь его имени?
Она презрительно отмахнулась.
— Марк Виниций — слабый, трусливый человек! Скажу, пожалуй, помягче: он добродушный и податливый, не любит драться и всегда выбирает путь полегче. Какое ему до меня дело? Тиберий сделал его моим мужем; Калигула считает его безобидным и отправил в провинцию, где тот служит тихо и спокойно. Он никому не нужен, никому не мешает — одним словом, он никто! Может быть, он не догадывается, что происходит в Риме, и все еще думает о Калигуле как о лучшем императоре.
— Хорошо, забудем о нем. Могу я спросить, что заставило тебя желать смерти брата?
— У тебя есть право знать. В заговоре Лепида на то были другие причины, но сейчас это только моя воля к свободе — свободной жизни в Риме, по собственному вкусу, без надзора, без страха доносов. Ценой такой свободы может быть только смерть Калигулы. Пока брат жив, он не помилует ни меня, ни Агриппину. Насколько я его знаю, он давно подумывает о том, как от нас удобнее избавиться. Я подозревала, что именно с твоей помощью он собирался это сделать.
— Теперь я развеял подозрения.
Она улыбнулась, встала и произнесла:
— Пожалуй, ты прав. Хочешь выпить вина?
— Да, с удовольствием. Если покушение провалится, любой легионер подтвердит, что трибун Сабин и узница Ливилла проводили вместе долгие часы, и мы с тобой окажемся в одной связке.
— Но это произошло по настоятельному желанию императора, чтобы выведать у меня побольше.
— Конечно, однако он поймет это так, будто ты меня совратила.
Ливилла удивленно подняла брови.
— Совратила?
Сабин рассмеялся:
— То есть уговорила примкнуть к заговорщикам, совратила на совершение предательства. Хотя я ничего не имел бы против совращения в его классической форме.
— Я не раз обжигалась, Сабин, мне не везло с мужчинами.
— Скажем, Виниция тебе навязали…
— Я думаю о Сенеке, о философе.
— Мне он хорошо знаком: часто бывал у отца.
— И что ты о нем думаешь?
— Остроумный, всегда любезен — приятный человек.
Ливилла с горечью кивнула.
— Конечно. О нем можно сказать только хорошее. Но когда я попросила его выступить с нами против Калигулы, он струсил, мол, это задача не для ученого и поэта, он не годится для заговоров, а кроме того, имя его стоит в черном списке императора.
— Похоже на правду, я много раз слышал, с каким презрением Калигула о нем отзывался.
— А я спасла ему жизнь, постоянно напоминая Калигуле, как только разговор заходил о нем, что Сенека страдает чахоткой и вот-вот умрет. Я думала, что люблю его, — нет, я любила его, но для него это было только игрой, возможностью разнообразить жизнь… А как у тебя обстоят с этим дела, Сабин? Тебе родители уже выбрали невесту, или ты предпочитаешь пока оставаться свободным?
Сабин тяжело вздохнул.
— Я сам выбрал себе невесту, из-за нее отправился в Эфес, но она не захотела расстаться со своим мужем, предпочитающим мужчин, даже после того как я подарил ей ребенка. Тогда она отдала предпочтение спокойной семейной жизни, а я, как глупый юнец, остался ни с чем, потратив впустую год…
— Впустую? Годы любви нельзя считать потраченным впустую! Пусть твоя любимая и отвернулась от тебя — но даже боги не в состоянии отобрать у тебя воспоминания.
— Можно посмотреть на это и так. А что если тебе попытаться со мной, Ливилла?
— Ты красивый и мужественный, и уже этим превосходишь обоих моих мужчин, поскольку Виницию не хватает смелости, а Сенека — урод.
Сабин не понял, что же она нашла в нем уродливого, но ничего не сказал. Он притянул к себе Ливиллу и самозабвенно поцеловал в губы. Женщина пыталась высвободиться из его рук, но не сильно старалась. Сабин, почувствовав ее податливость, скользнул левой рукой под тунику и нежно провел по стройному, прохладному бедру. Ливилла отстранилась, подошла к дверям, закрыла их на засов, а потом плотнее притворила и ставни.
— Почему бы нам не соединить судьбы во всех отношениях? Ты нравишься мне, Сабин, ведь ты принес новую надежду.
Он видел в сумеречном свете, как она быстро сняла тунику, и подумал, какое же у нее юное и стройное тело, будто Ливилле едва исполнилось семнадцать. Он снял броню и медленно подошел к ней.
— Что же ты, Сабин, раздевайся, я уже и не помню, как выглядит обнаженный мужчина.
Сабин выскользнул из одежды. Как с направленным против нее оружием стоял он, таким напряженным и крепким был его фаллос. Она взяла его в руку и осторожно погладила.
— Да ты настоящий Адонис, друг мой, такой красивый и гладкокожий, У тебя было много женщин?
Сабин притянул Ливиллу к себе, нежно поцеловал ее маленькие крепкие груди.
— Не очень много. Я, как осел, хранил верность моей любимой.
— Так и должно быть, когда кого-то любишь.
Сабин поднял женщину на руки и уложил на постель. Она обхватила его крепкими стройными бедрами, и он нежно ласкал ее влажное лоно.
— Иди ко мне, Сабин! Возможно, ты последний мужчина, который меня любит, а я последняя женщина, которая тебя обнимает. Мы оба живем с кинжалом у горла…
Он с силой проник в нее, сжимая бедра, и она с готовностью и желанием подстроилась под его ритм, крепко схватила за поврежденную руку, но Сабин не чувствовал боли, а только страстные движения ее тела, что все плотнее прижималось к нему. С небывалым счастьем излил он свое семя в эту женщину, которая извивалась под ним, как змея в слишком тесной для нее клетке.
Потом они пили вино из одной кружки, и Ливилла сказала с улыбкой.
— Как будто свадебная ночь.
— Да, любимая, надеюсь, тебе понравится на Понтии. Этот остров стал таким популярным за последние годы, Байи и Бавли просто меркнут по сравнению с ним. Мы прекрасно проведем здесь время.
Ливилла захихикала и подхватила игру.
— Говорят, что здесь отдыхает сама сестра императора.
— Что ты говоришь! Тогда мы попали в лучшее общество. Возможно, стоит подумать о том, чтобы построить здесь дом?
Ливилла, обычно такая сдержанная, закрыла рот рукой, чтобы подавить приступ громкого смеха.
— Как хорошо, когда можешь по-настоящему, от души, посмеяться, — сказала она, переводя дыхание.
Сабин выпрямился.
— Мне показалось, что я что-то слышал…
Оба насторожились. Секунду спустя они услышали тихий стук в дверь и голос служанки.
— Госпожа, госпожа, охрана хочет знать, не случилось ли чего. Они говорят, что в это время трибун с арестованной выходят на прогулку…
— Во имя хромого Вулкана! — выругался Сабин. — Солдаты хуже водяных часов, и если что-то происходит не в свое время, они тут же начинают нервничать.
Он быстро натянул одежду.
— Я должен успокоить парней, иначе у нас будут трудности.
Ливилла натянула на себя одеяло, прикрывая наготу, и Сабин отодвинул засов. Он достаточно долго находился среди военных, чтобы знать, как поступить в таком случае.
— Вы что, сошли с ума? — накинулся он на охранников. — Я пытаюсь допросить узницу, потому что император хочет наконец иметь результаты, а вы мне мешаете! Ваши мозги, похоже, поразил молнией Юпитер! С этого момента вы оба под арестом на десять дней! Идите!
Пристыженные и растерянные охранники удалились.
— Руф, позаботься о новой охране! Я, конечно, не Кукулл, но такая глупость должна быть наказана.
— Люди беспокоились о тебе, — робко заметил Руф.
— Знаю, но в этом случае я не мог поступить по-другому.
Он зашел обратно в дом, где Миртия как раз поправляла хозяйке волосы. Ливилла подняла на него глаза.
