Рыцарь золотого веера - Алан Савадж
Вошёл мальчик. Очень маленький, лет девяти. Но высокий для японца, со странно светлыми волосами. А какие черты лица — одновременно крупные и в чём-то орлиные. Крупные — для японца?
Норихаза продолжал улыбаться.
— Ты найдёшь его очень хорошим слугой, Андзин Миура. Его обучали с рождения только одному — приносить удовольствие мужчинам. И сейчас он почти достиг совершенства. — Он вернулся к двери, поклонился всем телом. — Нам хотелось бы, чтобы вам понравилось здесь, Андзин Миура.
В комнате было тихо. Девушки стояли на коленях, ожидая его приказов. А мальчик пересёк комнату и подошёл к нему.
О Боже, подумал Уилл, о Боже милостивый, этого не может быть. И всё же ошибки быть не могло.
Мальчик остановился перед ним и поклонился.
— Мне приказано поприветствовать вас, Андзин Миура, — произнёс он высоким, чистым голосом.
Уилл, казалось, очнулся от глубокого забытья. Он хлопнул в ладоши, и девушки застыли в поклоне.
— Я голоден, — сказал он. — Найдётся в этом замке что-нибудь съедобное?
Они хихикнули, снова поклонились и поспешили прочь из комнаты. Уилл прошёл в спальню, дверь в которую была слева, сел на циновку и взглянул на приближающегося мальчика.
— Я не нравлюсь вам, Андзин Миура? — его глаза наполнились слезами.
— Ты очень нравишься мне, — заверил его Уилл. Мальчик поспешил к нему, опустился рядом на колени.
Какая светлая у него кожа. Как очарователен этот ребёнок. О Боже, а его предостерегали от открытых действий. Знал ли Иеясу? У него свои шпионы в этой крепости, как и в любой другой крепости, как и почти в каждом доме в Японии. Знал ли он об этом?
— Как твоё имя, мальчик?
— Меня зовут Филипп, мой господин. Я не знаю, что это обозначает.
— А кто твоя мать?
Мальчик нахмурился:
— Не знаю, мой господин.
Уилл схватил его за плечи:
— Как не знаешь? Она умерла? Магдалина умерла?
Мальчик раскрыл рот от удивления:
— Магдалина, мой господин? При чём тут госпожа Магдалина?
Руки Уилла разжались и скользнули по коричневому шёлку его кимоно:
— Ты часто видишь госпожу Магдалину?
— О да, мой господин. Она всегда бывает добра ко мне. — Глаза его снова наполнились слезами.
О Боже, подумал Уилл. Теперь больше никаких сомнений быть не может. Да, действительно, Норихазе не нужен меч, чтобы убить меня.
— А другие не бывают так добры с тобой?
— Иногда меня бьют, мой господин.
— Кто именно?
— Мужчины, к которым я прихожу.
— Мужчины… Господин Норихаза?
— О да, мой господин. Мой господин Норихаза всегда бьёт меня. Я не обижаюсь, когда меня бьют ради удовольствия. Вы тоже будете бить меня, мой господин?
— Нет, — ответил Уилл. — Я не буду бить тебя, Филипп.
Снова слезы на глазах:
— Потому что я не нравлюсь вам?
— Напротив, Филипп. Ты очень нравишься мне. Мне кажется, я люблю тебя.
— Мой господин! — Филипп просиял. — Это самое большое удовольствие для меня, если я нравлюсь кому-то. — Его кимоно распахнулось, схватив руки Уилла, он положил их себе на бёдра, а сам принялся поспешно развязывать его пояс. — Какой большой, — выдохнул он. — Какой большой. — Его руки были холодны, но более настойчивы, чем руки Сикибу, и Уилл ощутил, как вся кровь его тела сбегает вниз, переполняя его орудие.
— Боже милостивый! — вскричал он и машинально отмахнулся. Удар пришёлся Филиппу повыше уха, и он отлетел к стене. Дверь скользнула в сторону, пропустив двух молодых служанок, принёсших лакированный столик и красные лакированные чашки для еды. Уилл вскочил на ноги.
— Ты, — крикнул он первой. — Ложись. Быстро. Развяжи пояс.
Девушка уставилась на него. Потом медленно нагнулась и поставила столик на пол.
За её спиной плакал Филипп.
— Я хочу тебя, — сказал Уилл. — Сейчас. Ты будешь моей сейчас. Скажи своей спутнице, чтобы ушла.
Девушка повернулась, взглянув на Уилла:
— Вам не нравится мальчик, Андзин Миура?
— Нет… Не сегодня. Ты…
Она медленно выпрямилась, одновременно пятясь от него, и покачала головой:
— Я не могу, мой господин.
— Не можешь? Клянусь Богом…
Он потянулся к ней, но она отбежала к двери. Вторая девушка поспешно поставила чашки на стол и кинулась за подругой.
— Подожди, — крикнул Уилл. — Я не причиню тебе вреда.
Дверь открылась, и в комнату вошли остальные девушки с подносом пищи и жаровней. Первая пара, казалось, обрадовалась их приходу. Конечно уж, он не сможет овладеть одной из них, если все четверо воспротивятся.
— Почему не можешь? — спросил он у первой.
— Это приказ моего господина Норихазы, — ответила девушка. — Вам предоставлен мальчик, Андзин Миура. Мой господин Норихаза сказал, что вы предпочитаете это, и предупредил, чтобы ничего другого мы не допускали. — Его кимоно оставалось распахнутым, и взгляд служанки упал на тело Уилла. — Мы уйдём, мой господин. Я могу разжечь жаровню позже.
— Нет, — Уилл завязал пояс. — Я буду есть сейчас. А потом приму ванну.
Девушки поклонились. Филипп медленно сел, потом поднялся на колени. До созревания ему ещё по крайней мере год. Но он уже мог реагировать. Мог и хотел.
— А я, мой господин? — прошептал он.
— Я не сержусь на тебя, Филипп, — сказал Уилл. — Я ещё хочу поговорить с тобой. Но я принял обет целомудрия. Знаешь, как священники.
Филипп не сводил с него глаз.
— Поэтому я хочу, чтобы ты побыл здесь, но не давал воли своим рукам.
— Да, мой господин.
— А теперь иди сюда и сядь рядом. Я хочу, чтобы ты разделил со мной трапезу.
— Я, мой господин?
— Ты.
Мальчик помедлил и уселся рядом с Уиллом. Девушки обменялись взглядами, потом положили палочки для еды и ему.
— Сакэ, — приказал Уилл.
Девушка поклонилась и поставила на стол маленькую бутылочку. Он налил чашку, осушил её и снова наполнил. Девушки не сводили с него глаз.
— Ты познал многих мужчин, Филипп? — спросил он.
— О да, мой господин, — горделиво ответил мальчик. — Даже даймио пользуются моими услугами. А когда они устраивают пиры, я представляю там.
Уилл выпил ещё чашку сакэ.
— Ты представляешь там?
— Обычно с моим другом Кокудзи. Странно, что господин Норихаза не прислал сюда Кокудзи, чтобы мы вдвоём развлекали вас.
— Да, — отозвался Уилл, — действительно странно.
Девушки стояли напротив на коленях, улыбаясь. Знают ли они? Конечно. Или, во всяком случае, теперь догадались.
— Наверное, — сказал он, — господин Норихаза подумал, что тебя будет достаточно. Он, конечно, знает о моём обете.
Филипп взглянул на него, его губы дрожали.
— Он ничего не