Агния, дочь Агнии - Василий Борисович Ливанов
И, печатая шаги, удалился. Даже не все из цирковых знали, что Димдимыч, успешный в прошлом артист, прямо из цирка ушел на фронт с конной группой Туганова и, служа в кавалерии, в лавовой атаке под Сталинградом лишился правой ноги выше колена. Чего стоило этому красивому, невозмутимому человеку возвращение к цирковой работе, знал только он один.
В гримерной Роман, многозначительно подмигивая и нервно оглядываясь на малейший шорох, шепотом объявил, что у него есть «новость со знаком качества».
Завязали Ваньке под подбородком большое чистое полотенце и велели гримироваться на свой вкус.
В минуту мальчик сделался похож на солнечный спектр. Но решили, что это только начальный эскиз.
Сами клоуны обсуждали новость.
Да, фокусник знал, что говорил. Намечено гастрольное турне. Большая сборная программа. Три их лучшие антре включены. Это точно! Уже все подписано на самом верху. Турне начнется через две недели и пойдет по четырем странам.
— Угадай, какая первая? — Глаза у Ромашки так и лезли из орбит.
— Остров Пасхи.
— Идиот! Канада!!!
Синицын опрокинул стул, заграбастал Ромашку в объятия, и клоуны, к полному восторгу радужного существа, которое еще совсем недавно было мальчиком Ваней, исполнили в гримерной что-то вроде «танго смерти».
Синицын до мелочей представил себе встречу с Лёсей.
В Монреаль приезжает советский цирк. Повсюду афиши. Лёся видит их имена и мчится к ним в отель. Но их нет. Они будут прятаться от нее в цирке. Конечно, все советские, которые сейчас в Монреале, приходят на представление. Лёся садится в первый ряд. Два антре прошли — Лёсю он не замечает. И только в третьем Белый клоун вдруг видит белокурую женщину в первом ряду… Это будет грандиозно! Она все вспомнит… А после представления он скажет ей о Ваньке.
Да, а что же будет с Ванькой, когда Синицын уедет в Канаду? Не возвращать же мальчишку, хотя бы на время, в детдом?
Роман успокоил. Все уладится. Он уже продумал это за Синицына. Алиса взяла творческий отпуск на год. Роман уговорил ее заняться дрессурой. Теперь она подыскивает для себя собак. Оказывается, «дама с собачками» ей тогда запала в душу. На время гастролей Ванька будет жить у них. Алиса согласна.
— А ты сам знаешь, Птица, что такое Алисино «да» или Алисино «нет».
В гримерную вступил Димдимыч.
Одобрил Ванькины художества и сделал официальное объявление о предстоящих гастролях — повторил слово в слово то, что рассказал Ромашка.
И добавил: через день соберутся все исполнители сборной гастрольной программы. Назначаются общие репетиции. Теперешняя программа пойдет уже без них.
Послезавтра им дается выходной. Димдимыч желает друзьям весело и полезно провести свободный день.
Отмыть Ваньку как следует не удалось, поэтому он смотрел папу и дядю Романа с осветительской площадки.
Клоуны опасались, что малыш начнет во время действия громко выкликать их по именам или во всеуслышание протестовать, когда Белый клоун навешивает Рыжему звонкие апачи.
Но ничего подобного не произошло. Возможно, помогла предварительная беседа и уверения, что все ссоры и оплеухи будут «понарошку».
В награду за хорошее поведение в зале Синицын повел Ваньку за кулисы смотреть зверей. Ванька крепко держал Синицына за руку и поглядывал на него снизу вверх с немым обожанием. Даже зверей смотрел без всякого увлечения.
Но тигр Ваньку все-таки покорил.
Долго наблюдали, как полосатый зверюга мотается по клетке из угла в угол, вывалив между желтых клыков широкий розовый язык.
— Папочка, почему он язык высунул?
— Ему жарко.
— А почему он не снимет шубу?
Папочка Синицын растерялся. Сын Ваня ответил за него:
— Он не может. У него нет рук — одни ноги.
Правильно ответил. Репризно.
Антракт
Синицын, само собой, за рулем. Рядом Ромашка, задавленный большой дорожной сумкой со всякой снедью. Чудеса Алисиной кулинарии в маленьких из-под майонеза баночках и в банках побольше, в которых когда-то мокли в мутно-зеленом рассоле пузырчатые «огирки», или маринованные грибы боровички выглядывали на свет, расплющив о стекло края розоватых шляпок, или разрезанные пополам груши привлекали лакомок, вызывая во рту приторный вкус компотной сладости.
Сейчас, закрытые пластмассовыми крышками, а то и просто прихлопнутые листами чистой бумаги и перехваченные вокруг горла черными резиновыми колечками или обрывками шпагата, наполненные новым для них содержанием банки прижимались друг к другу стеклянными боками и умещались в два ряда — банка на банке. Почетное место в середине сумки занимал высокий и толстый, расписанный красными розами по голубому фону термос с металлическим, туго завинченным стаканом наверху. Стакан был слегка помят. В него многократно наливали горячий чай или подслащенный кофе и часто роняли стакан на пол, ожегши пальцы и не уставая удивляться, что термос так хорошо и долго держит тепло.
Еще в сумке пряталась белая эмалированная кастрюля, крышка которой была хитро прижата веревочкой, пропущенной в скобку кастрюльной крышки и на растяжку привязанной к ручкам.
Поверх кастрюльки, упакованная в клетчатую большую салфетку, побрякивала посуда: четыре чашки, четыре тарелки и миска. Нож, ложки и вилки лежали на самом дне сумки, отдельно, в другой клетчатой салфетке.
Кроме этого, поверх банок и посуды в сумку были сложены свертки и сверточки, в самой разной на вид и ощупь бумаге: в тонкой, промасленной и хрустящей, и в газетной, и в мягкой рябоватой, желто-серой — оберточной. Кое-где на свертках проступали влажные пятна.
Что не влезло в дорожную сумку, стояло в ногах у Ромашки. Сок — томатный и яблочный — и минеральная вода в бутылках разместились в авоське с завязанными узлом ручками. Хлеб — белый и черный — сложен у заднего стекла за спинкой сиденья. На сиденье — в тесноте, да не в обиде — два новых пуделя Алисы, сама Алиса Польди и, конечно, Ванька.
Еще под крышей багажника прихлопнуты новые санки, с которыми Ваньке предстоит сегодня дебютировать.
А зима-то идет на убыль. Небо безоблачно голубое. Темное шоссе влажно блестит под лучами раннего солнца.
По обе стороны от шоссе снег окрашен бурой грязью, бензиновой копотью от снующих на асфальте машин. Но чуть дальше, там, где тянутся вдоль дороги ряды березок, снег ослепительно белый, искристый, не тронутый ни людьми, ни капризами погоды — чистый, холодный снег.
Кое-где на тонких ветках берез удержались листочки с прошлогодней осени. Сейчас они скрючились, почернели, но все еще держатся за ветку. Хочется им, насквозь промерзшим, дожить до настоящего
