От Руси к России - Александр Петрович Торопцев
18 февраля 1139 года Ярополк умер.
Через четыре дня из Переславля в Киев прибыл Вячеслав Владимирович. Его, как государя, встретил окруженный народом митрополит. Но государем Мономашич не стал. Всеволод Ольгович, старший из рода Рюриковичей, с небольшой дружиной подошел к столице, разрешил воинам грабить и жечь окрестности, послал в город гонца с жестким требованием отдать ему власть. Как мог ответить ему Вячеслав? Только как Рюрикович, как потомок Мономаха.
Он послал к Всеволоду митрополита, и тот передал его слова нарушителю спокойствия: «Я не хищник; но ежели условия наших отцов не кажутся тебе законом священным, то будь государем киевским: иду в Туров»[6]. В других произведениях речь митрополита передается по-иному: «Я, брат, пришел в Киев на место братьев своих, Мстислава и Ярополка, по завещанию отцов наших. Ежели ты, брат, пожелал стола этого и оставил свою вотчину, то я – меньше тебя и пойду в прежнюю свою волость, а Киев тебе».
Всеволод Черниговский, уже пожилой, лысый, толстый, велебородый, большеглазый, с длинным носом и мясистыми руками (такой портрет дает ему В. Н. Татищев) въехал на белом коне в столицу, приблизился к духовенству, сошел с коня и целовал крест. Мономашичи надолго потеряли великокняжеский престол.
Древний обычай
После вокняжения Всеволода Ольговича на Киевском столе дела на юге Руси ухудшились. Началась жестокая борьба князей за богатые области. Центральная власть с каждым годом теряла силу и авторитет. Удельные князья усиливались, выходили из повиновения, доказывали с оружием в руках свое преимущество. Ближайшие соседи, окружавшие Киевскую Русь крутым полумесяцем от Польши на западе до половецких степей на юге и волжских болгар – на западе, всегда рады были помочь в беде какому-либо князю. Все равно кому. Лишь бы получить деньги. Все чаще нападали на русские земли западные и северо-западные соседи: литовцы, шведы.
Мономашичи уступили верховную власть по закону, по обычаям предков. Нарушить их Юрий Владимирович не мог, хотя в течение 300 лет этот обычай несколько раз нарушался, в том числе и Владимиром Мономахом. «По смерти Святополка-Михаила, – пишет Н. М. Карамзин, – граждане киевские, определив в торжественном совете, что достойнейший из князей российских должен быть великим князем, отправили послов к Мономаху и звали его властвовать в столице. Добродушный Владимир давно уже забыл несправедливость и вражду Святополкову: искренно оплакивал его кончину и в сердечной горести отказался от предложенной ему чести. Вероятно, что он боялся оскорбить Святославичей, которые, будучи детьми старшего Ярославова сына, по тогдашнему обыкновению долженствовали наследовать престол великокняжеский»[7].
Это Владимир-то Мономах «боялся»! Человек, которого на Руси уважали простолюдины и князья!
Его отказом и временным безвластием воспользовались смутьяны, в городе начались грабежи и погромы. Горожане вновь явились к Мономаху, сказали: «Спаси нас от неистовства черни, от грабителей!..». Владимир, двадцать лет не рисковавший брать власть, нарушая обычай предков, на этот раз смирился со своей долей, приехал в Киев. «Народ изъявил необычайную радость, и мятежники усмирились, видя князя великодушного на главном российском престоле!» Какая добрая идиллия! Какой счастливой концовкой завершалась та пьеска из истории Руси, датируемая 1113 годом, когда Киев был еще очень силен. Еще не чувствовалось смрадное дыхание начавшегося изнутри разложения государства, еще люди могли думать государственно. В конце тридцатых годов того же столетия положение изменилось в худшую сторону. Центробежные тенденции, войны с половцами, резкое ослабление центральной власти, смятение в душах киевлян и жителей других городов и областей Поднепровья, объятых распрей, – все это порождало хаос как на личностном, так и на государственном уровнях.
В сложившейся ситуации всеобщего эгоизма, медленно разлагающего Русь, старый обычай передачи власти лишь усугублял прогрессирующую болезнь. Время древних законов ушло. Это понимал Юрий Владимирович и другие князья. Но удивляет другое: с каким упорством Рюриковичи держались за древние законы.
Видимо, эта вера Рюриковичей в справедливость и вечную пользу старых законов пугала Юрия Владимировича, который не рискнул открыто бросить вызов Всеволоду, перестал активно вмешиваться в дела на юге Руси, занялся проблемами Суздальской земли, не забывая, однако, о главном своем противнике. Относительную пассивность Долгорукого во внутренней политике можно объяснить иначе, не только его страхом, но и его слабостью.
Всеволод Ольгович был противником серьезным. Ему удавалось гасить очаги распри, договариваться с иноземными повелителями, копить силу. В 1140 году Всеволод стал готовить поход на Суздальскую землю.
Юрий Владимирович прибыл в Смоленск, где правил в то время Ростислав Мстиславич, заключил с ним союз в борьбе против Всеволода. Новгородцы отказались воевать, как их ни уговаривал сын Юрия, Ростислав, которому пришлось покинуть город, вернуться к отцу… За это князь Суздальский отнял у новгородцев Торжок, являвшийся для северян своего рода торговыми воротами. Новгородцы по привычке устроили бунт, который закончился избранием во второй раз Юрия Владимировича в князья. Но он вновь дипломатично отказался и отправил к республиканцам сына. В ответ на это Всеволод занял наследственный удел Юрия Остерский Городец. А вскоре и новгородцы преподнесли очередной сюрприз: узнав, что великий князь послал к ним Святополка, они посадили сына Юрия в епископский дом под домашний арест.
Крупная война между Всеволодом Ольговичем и князем Суздальским все же не разразилась. 1 августа 1146 года великий князь Киевский скончался.
Н. М. Карамзин дает ему такую характеристику: «… умный и хитрый, памятный отчасти разбоями междоусобия, отчасти государственными благодеяниями! Достигнув престола Киевского, он хотел устройства и тишины; исполнял данное слово, любил справедливость и повелевал с твердостию; одним словом, был лучшим из князей Олегова мятежного рода»[8].
После смерти Всеволода великим князем Киевским несколько месяцев был его брат Игорь Ольгович, а затем на великокняжеский престол воссел, узурпировав власть, Изяслав, «благословенная отрасль доброго корня», сын Мстислава Великого. Он «мог бы обещать себе и подданным дни счастливые, – пишет Н. М. Карамзин, – ибо народ любил его; но история сего времени не представляет нам ничего, кроме злодейств междоусобия. Храбрые умирали за князей, а не за отечество, которое оплакивало их победы, вредные для его могущества и гражданского образования»[9].
Время правления Изяслава Мстиславича – это время жестокого противостояния двух крупных государственных деятелей, великого князя Киевского и князя Суздальского. В этом противоборстве не только проявились в полной мере не личностные качества вождей, но обозначилась будущая трагедия столицы огромной и совсем недавно сильной державы. Русские люди дрались за власть в Киеве, за обладание этим великолепным, сильно раздутым варяжским ветром городом, грабили столицу после удачных штурмов, радовались наворованному, стремились при неудачах возобновить военные действия.
Но – вот в чем состоял парадокс и смысл надвигавшейся трагедии! – Киев и все его мертвые (а мягче
