Кир-завоеватель - Владимир Максимович Ераносян
– И где же твой посох?
Он передан в добрые руки тому, кто наставит на путь грядущего Мессию.
– Какой наглец! Кому же ты равен из великих пророков? Иеремии?
– Разве не помните вы, те, кто застал Иеремию, его слова: «Ты влек меня, Бог, и я увлечен, Ты сильнее меня – и превозмог, но я каждый день в посмеянии, всякий издевается надо мною. Ибо лишь только начну говорить я: кричу о насилии, вопию о разорении, донося слова Твои, а моя проповедь обращается в поношение мне и в повседневное посмеяние». Не из-за вас и таких же, как вы, сказал тогда Иеремия: «Не буду я напоминать о Нем и не буду более говорить во имя его…»? Но не смог молчать, ибо Господь вложил в его уста обличение. Вместо того, чтобы слушать Иеремию, царь Седекия бросил его в темницу, обвинив в предательстве. Только за то, что пророк предрек гибель народа, забывшего слова Бога и пророков, и разрушение храма, оскверненного грехом! А ведь это случилось.
– Замолчи! – потребовали старейшины.
Даниил не останавливался.
– Седекия в первый раз ослеп, когда ослушался Иеремию, который предостерегал от восстания против Вавилона и предрек семидесятилетний плен за это! – гневно продолжал Даниил. – Забыли, что случилось потом? Пришли к вам на помощь союзники-египтяне? Помогли вам инородцы, которых вы ждали? Ведь вы ждали египтян с нетерпением! Так почему сейчас отвергаете мессию-инородца? Участь Седекии прискорбна, на глазах убили детей его и затем ослепили, а народ увели в рабство в долину Евфрата. Но хуже всего, что вы смирились! Вы привыкли! Вас все устраивает, души ваши прогнили, как льняной пояс, брошенный Иеремией в расщелину скалы. На шеях ваших ярмо, то самое, что носил пророк на своей груди перед Седекией, когда устал говорить в пустоту. Обреченный царь слушал только вас, тех, кто говорил лишь о счастье народа и благоденствии. Лицемеры! Вы изрекали только то, что от вас хотели услышать. Но царь – не Бог. Иеремия был поруган за правду, он предрекал бедствия и несчастья. Разве достоин я хотя бы шнурка на сандалии пророка. Нет. Я мелок и ничтожен в сравнении с ним. Но даже сейчас, когда я предрекаю спасение и возрождение Иерусалима – вы недовольны. Ибо вы пустили корни в стране идолов, ярмо вросло в ваши шеи! Вы не хотите домой! Вам не нужен дом Божий! Вы променяли свое первородство за чечевичную похлебку, как Исав! Так почему вы так упорны в неприятии спасителя чужих кровей, если народ ваш молится в рощах чужестранным деревянным истуканам?!
– Точно! Он гордец! Возомнил себя подобным Иеремии! Он плут! Жонглирует словами, как гадальщик, и учит нас, как жить! – возмутились иудейские старцы. – Таким же был Иезекииль, тоже мнящий себя устами Господа!
– Не смейте произносить имя Иезекииля, истинного пророка! – заорал на старцев юный Даниил. – Вы превратили святого в юродивого. Не оскверняйте хоть память о нем. Я ухожу с этого судилища, и вы не убьете меня. Ибо смерть по навету Синедриона падет на невинного гораздо позднее, и агнец Божий станет Мессией и покроет светом весь мир, пренебрегая первородством избранного народа, будучи сам иудеем! Все почтут его сыном Бога, все, кроме вас. Моя же судьба не столь знаменита, я всего лишь умею читать и помню изложенное в книгах пророков. К тому же я жду иного Мессию, не иудея. Того, кто спасет не весь мир, а лишь вас!
Даниил вышел на улицу и направился к реке. Там воздух был чище. Никто не преследовал его. Может, они поняли, и им стало стыдно? Даниил хотел в это верить.
Глава 9. Потешный царь
Ватага сорванцов, вооруженных деревянными мечами и щитами, сплетенными из прутьев, штурмовала скалистую гору.
– Мы защищаем Каппадокию! – кричал десятилетний Кир, управляя своим потешным войском. – А значит, и Мидию! Заходим с правого фланга! Колесницы, вперед!
Никто не оспаривал верховенства сына пастуха. Он умел командовать псами, как его отец, и направлять отару овец на водопой. Он лучше всех скакал верхом. Этому его научил отец, уроженец страны славных лошадей. И он поражал мишень стрелой в самую сердцевину. Этот Кир был ловок и бесстрашен, когда надо – жесток. Когда надо – великодушен. Он разводил костер быстрее всех и отдавал четкие приказы. Он очень злился, когда выходило не по его, ведь его приказы не были невыполнимы. Кир требовал от всех по их способностям, разглядеть которые в каждом для него не составляло труда. Он научился внимательности, быстро делал выводы и принимал решения.
– Я не хочу быть обычным лучником, я сын царского вельможи, у меня должен быть конь! – сказал один из мальчишек, упрекнув Кира, что он к нему несправедлив.
– Кого же из нас ты хочешь оседлать? – спросил мальчуган, который уже был запряжен в колесницу Кира, причем добровольно.
– Могу и тебя! – ответил сын вельможи, – могу и Кира.
– Он же наш царь! Мы все его короновали, – переглянулись играющие.
– Почему царем избрали тебя, ты сын простого пастуха?! – бросил вызов недовольный.
– На войне нужна доблесть, а ты – трус! – сказал друг Кира, назначенный им стражником. – Царь, это бунт! Разреши его казнить!
– Взять его! – заигрался в царя маленький Кир, которого отвлекли от осады и штурма. Он величественно взобрался на колесницу и скомандовал: – Принести розги!
Сына вельможи схватили и склонили перед «царем». Кир взял розги и собственноручно отхлестал «бунтовщика».
– Не царское это дело – казнить! – заявил «главный страж», у которого тоже чесались руки.
– Это была милость, а не казнь! – уверенно ответил Кир. – Я спас его от смерти, заменив казнь легкими побоями.
– Наш царь милосерден! – закричала игрушечная армия и снова ринулась в бой. Все, кроме обиженного мальчугана. Тот побежал к отцу показывать следы от бичевания, не сомневаясь, что отец-царедворец этого так не оставит. «Царь-самозванец» понесет заслуженное наказание за то, что поднял руку на отпрыска знатного рода!
Астиаг наслаждался дивным днем и обкаткой черного жеребца, подаренного царем Крезом в знак вечной дружбы. Он гладил его гриву и пришептывал ласковые слова животному в надежде самостоятельно оседлать ретивого красавца. Астиаг вовсе не желал рассматривать жалобы надоедливых вельмож. Но все же отвлекся от приятного занятия из-за детского плача. Плакал сын одного из знатных сановников, которого тот почему-то привел на совет.
– Что случилось? – отбросил плеть Астиаг. – Неужели что-то срочное?
– Мой царь! – поклонился сановник. – Случилось то, что может подорвать основы государства. Если сын раба осмелился бичевать отпрыска знатного рода, провозгласив себя при этом царем, то что же
