Спасители града Петрова - Владимир Васильевич Каржавин

Решение о создании ополчения Петербурга и Петербургской губернии было принято и на дворянском собрании. Растроганный доверием, Кутузов приехал в дворянское собрание, вошёл в большой зал, где его терпеливо ждали, и со слезами на глазах произнёс: «Господа, многое хотел говорить… скажу только, что вы украсили мои седины!» В 1812 году Кутузову исполнилось 67 лет. Но, несмотря на возраст, Александр I официально возложил на него не только создание ополчений Петербургской и Новгородской губерний, но и командование сухопутными и морскими силами Петербурга, Кронштадта и Финляндии.

Кутузов приступил к организации обороны Петербурга. Был сформирован специальный воинский корпус, произведена передислокация войск на самых опасных направлениях, усилено их инженерное оборудование, пополнены припасы, начато строительство новых оборонительных укреплений. Одновременно шла работа по формированию ополченского войска.

Как и в Москве, в Петербурге решили брать в ополчение 10 из каждых 100 человек населения. Но желающих оказалось больше. С раннего утра до позднего вечера приходили в дворовую палату крестьяне, дворовые люди, чиновники, ремесленники, студенты с просьбой записать их в ополчение.

Известность, высокий авторитет Кутузова позволили в короткие сроки создать Петербургское ополчение. По его предложению было образовано два комитета: Устроительный и Экономический. Устроительный занимался приёмом ополченцев, формированием дружин, их военной подготовкой; Экономический – снабжением ополченцев оружием, обмундированием, приобретением средств передвижения, сбором пожертвований от населения.

Петербургское ополчение, в отличие от Московского, делилось не на полки, а на дружины, в каждую из которых зачислялись ополченцы одного уезда. Дружина состояла из 4-х сотен, а сотня – из 200 ополченцев. Всего было сформировано 15 дружин.

Петербургское ополчение было лучше скомплектовано и обучено, чем другие. Кутузов добился получения из арсенала 10 тысяч ружей, размещения ополченских дружин в Измайловских казармах, выделения из учебных гренадёрских батальонов 80 человек старослужащих офицеров, солдат и барабанщиков для организации и обучения ополченцев. Для всех ополченцев вводились правила фронтового обучения, разработанные лично Кутузовым в «Положении о Петербургском ополчении».

Бравый офицер в чине капитана внимательно наблюдал за действиями, происходящими на плацу, где несколько отставных военных показывали будущим воинам-ополченцам, как правильно заряжать ружья, стрелять и действовать штыком. Чуть в отдалении небольшая колонна училась маршировать в ногу. Но если бы кто-нибудь внимательно понаблюдал за самим офицером, он отметил бы на его загорелом лице печать как гордости, так и грусти. Объяснялось это просто: гордость была за свой народ, вставший на защиту Отечества, а грусть… война идёт, а он, артиллерист и военный инженер, даже ещё не слышал грома своих пушек.

Постояв несколько минут, офицер вышел двором, пересёк несколько улиц и очутился на набережной Невы у Летнего сада. Столица империи по-прежнему пленяла красотой. Он долго смотрел на неторопливые невские воды, на мосты, под которыми они прокладывали свой путь, на шпиль Петропавловского собора и крепость, на здания в строгом стиле на противоположном берегу, освещаемые июльским солнцем. Достал из кармана кителя часы – карманные часы в Европе входили в моду, а для России это была новинка. Нажал на кнопку – крышка часов плавно открылась. Часы показывали ровно половину первого. До назначенной встречи оставалось больше часа, и он мог спокойно любоваться всем вокруг, погружаться в свои мысли и воспоминания.

В Петербурге он не был почти два года и ощутил, что нынешний Петербург только внешне похож на тот, двухгодичной давности. Те же дворцы, те же набережные из серого гранита, а вот люди… Он никогда бы не подумал, что в местах, где раньше прогуливались нарядные парочки, где вели беседы улыбчивые дамы и кавалеры, ныне станут обучать крестьян, мещан и студентов военному делу, а из-за оград дворцов будут слышны возгласы спешно собирающихся в дальнюю дорогу петербуржцев.

Мимо прошла пожилая женщина, очевидно, няня, державшая за руку мальчика лет семи, в летнем костюмчике и шляпке с бантиком. Глядя на них, офицер вспомнил и своё детство: мать, отца… Их он часто вспоминал, будучи в Европе. Хотелось написать отцу из Неаполя, Милана. Парижа, Берлина, но… нельзя, ведь он был там под чужим именем. Ему вдруг захотелось, как в сказке, хоть на часок перенестись из северного Петербурга на юг, в скромное отцовское имение в Херсонской губернии. Первым делом он поклонился бы могиле матери… Интересно, как отец, справляется ли с хозяйством? А Марфа Андреевна, его достопочтенная супруга? Всё тешит себя мыслью выдать свою дочь за него, Ярцева-младшего?

…Резкий скрип, переходящий в скрежет, прервал его мысли. Ярцев обернулся. Запряжённая двойкой лошадей карета «застыла» на петербургской мостовой. Покосившееся набок переднее колесо наглядно говорило о причинах остановки.

Женский крик заставил Ярцева быстро подойти к потерпевшему аварию экипажу. Не без труда раскрыл он дверцу кареты, подал руку, помогая выйти перепуганной молодой женщине, а затем другой, постарше, очевидно, служанке. Пока женщины приходили в себя, бородатый кучер в старом солдатском френче без погон молитвенно произнёс:

– Господин капитан, век буду благодарствовать, если подсобите…

– Помощь заключалась в том, чтобы приподнять покосившуюся карету и придержать, пока возчик не заменит колесо.

Ярцев снял перчатки, напрягся. Держать пришлось минуты три, за которые он успел задеть правой рукой обо что-то острое и порезаться.

– Вашей силе стоит позавидовать, – услышал он за спиной певучий голос.

– И не такое приходилось поднимать, – устало отреагировал он на похвалу, придерживая платком порезанное место, и тут же, спохватившись, по-армейски выпрямился и кивком головы отвесил поклон. – Честь имею представиться: капитан артиллерии граф Ярцев Павел Петрович!

Они стояли друг против друга. Хозяйка кареты была очень хороша собой: золотистые локоны, загадочный, с едва заметным прищуром, взгляд голубых глаз…

– Графиня Мазовецкая. – Она сделала реверанс, протянула руку для поцелуя и тут же, как бы невзначай, спросила. – И где же служит граф, если не секрет?

– Финляндский корпус, 6-я пехотная дивизия, 6-я артиллерийская бригада, – отрекомендовался он, указав, разумеется, старое место службы.

– Финляндский… Финляндия… это, наверное, далеко от Петербурга?

– Если речь идёт о приятном знакомстве с дамой, то расстояние не имеет никакого значения, – улыбнулся Ярцев.

Тёмно-лиловое платье с длинными рукавами, небольшая шляпка того же цвета с белым бантом – одного взгляда Ярцеву было достаточно, чтобы понять: наряд незнакомки предназначен