Львиное сердце. Под стенами Акры - Шэрон Кей Пенман
— Я пришла с миром. Я по-прежнему считаю, что ты неправ, но моя вина еще больше. Я на самом деле вмешиваюсь, как ты и сказал, и очень раскаиваюсь.
Джоанна наполовину ожидала, что брат снова выбранит ее, ведь она дала ему серьезный повод для обиды. Или разыграет недоумение, заявив, что эта покладистая, скромная особа не может быть его своенравной, острой на язык сестрой. К ее отчаянию Ричард только кивнул, принимая извинения, и равнодушно пожал плечами. Ей не хотелось исповедоваться перед ним, рассказывать про сарацинских рабынь Вильгельма. Но если без этого не обойтись, то делать нечего. Джоанна села рядом.
— Ричард, мне искренне жаль. Ты гневаешься на меня?
— Нет, — промолвил он наконец. — В конце концов, ты ведь дочь своей матери.
Уловив тень улыбки, она улыбнулась в ответ.
— Я согласна позаискивать немного, если это тебя развлечет, — предложила молодая королева и чмокнула брата в щеку. И тут же отпрянула: — Ричард, ты весь пылаешь!
Не обращая внимания на его попытку отстраниться, Джоанна положила ему ладонь на лоб. Кожа была горячей и сухой, а в глазах с такого близкого расстояния был заметен лихорадочный блеск.
— Как давно ты болен? Жажда мучает? Есть можешь?
— Аппетита нет уже несколько дней, — признался король. — Да и спал скверно. Но это всего лишь лихорадка, ей тут болеют то и дело.
Но Джоанна уже вскочила. Ричард попытался ухватить ее за лодыжку, но промахнулся и нахмурился.
— Мне не нужен лекарь!
— Неправда! — воскликнула она. — Нужен!
Откинув полог шатра, она обратилась к кому-то, кого он не видел, веля привести главного лекаря, мастера Ральфа Безаса. Король с досадой откинулся на подушки, понимая, что его теперь ждет: простукивания, ощупывания, кровопускания; рой докторов, жена, сестра, друзья — все будут виться вокруг день и ночь, путаясь под ногами и вздрагивая всякий раз, вздумай ему просто чихнуть.
— Черт побери, женщина... — Ричард не договорил, потому как Джоанна обернулась, и на лице ее читался страх.
— Не стоит так переживать, — продолжил он уже более мягко. — Господь не привел бы меня под Акру лишь затем, чтобы я умер тут от лихорадки.
Сестра поспешно согласилась, сказав, что он, скорее всего, прав и что лихорадка тут — обычное дело. «Но это ведь Утремер, — подумалось ей. — Утремер, где лихорадка часто оказывается смертельной и люди умирают с пугающей легкостью, даже короли».
ГЛАВА III. Осада Акры
Июнь 1191 г.
Французский король прятался от солнца под серклейей — конструкцией для защиты арбалетчиков, стреляющих по защитникам стен. До прибытия под Акру Филипп никогда не держал арбалета в руках, ведь благородным людям пользоваться им не подобало. К своему удивлению, он убедился, что в Утремере все иначе, и поскольку овладеть этим оружием было сравнительно несложно, стал брать уроки у Жака д’Авена, фламандского лорда, снискавшего за время осады немалую славу. Едва сарацин перегнулся через парапет, чтобы выкрикнуть оскорбление, Филипп и Гийом де Барре одновременно вскинули арбалеты и спустили тетивы. Воин скрылся из глаз.
— Твое попадание, сир, — с улыбкой заявил Гийом.
— Насколько мы можем судить, он просто нырнул, — заметил Филипп с редким для него проблеском юмора.
Он пребывал в прекрасном расположении духа с того самого момента, как узнал о приковавшей Ричарда к постели лихорадке. А этим утром из-под его седла извлекли еще один шип: Конрад Монферратский, в гневе после яростной размолвки с братом Ги де Лузиньяна Жоффруа, вернулся в Тир.
— Твой выстрел следующий, Матье, — великодушно разрешил король, посмотрев на Матье де Монморанси.
Жак показал юноше, как надо, и ободрительно кивнул, когда тот с волнением принял оружие и начал при помощи ворота натягивать тетиву. Зацепив ее за крюк, Матье наложил болт. Но нажав на спуск, он дернул рукой, и стрела бесцельно воспарила в небо. Герцог Бургундский и граф де Дре подняли повесившего нос парнишку на смех: воевать, мол, следует с сарацинами, а не с пролетающими мимо птицами. Матье несколько повеселел, когда Жак похлопал его по плечу и сказал, что нужно всего лишь еще немного потренироваться.
Филипп на эту сценку внимания не обратил, зато при виде приближающегося графа Сен-Поля нахмурился. У него не было оснований не доверять этому человеку лично, но его родня по линии жены вызывала подозрения, потому как графиня приходилась сестрой Бодуэну из Эно. В последние дни французский монарх больше беспокоился насчет Бодуэна, чем Саладина, потому как он заперт тут, в Утремере, и если Бодуэн заявит претензии на Артуа, то отстаивать его, Филиппа, права будет по возвращении совсем непросто.
Сен-Поля сопровождали Обре Клеман, маршал Филиппа и Леопольд фон Бабенберг, герцог Австрийский. Хотя в серклейе было тесно, Леопольд опустился перед королем на колено, потому как был одержим соблюдением приличий и протокола. В канун рождества Иоанна Предтечи случилось трехчасовое солнечное затмение, и Леопольд спрашивал теперь Филиппа, добрый то знак или дурной. Филипп не знал и знать не хотел, но был рад, что герцог не поднял тему о болезни Ричарда, о которой судачил весь лагерь. Он аккуратно ушел от ответа, спросив мнение самого Леопольда. Австриец охотно пустился в рассуждения про астрономию и божественные знамения. Слушая вполуха, Филипп не отрывал глаз от стен — вдруг какой-нибудь сарацинский воин подставится под стрелу?
— Монсеньор! — раздался зычный глас кузена короля, епископа Бове.
Прелат шел к ним шагом столь стремительным, что они поняли — новости он несет важные. Но по широкой улыбке Филипп не сомневался, что обрадуется им. Нырнув под серклейю, Бове присел на корточки рядом с королем.
— Не слыхал? Лекари Ричарда утверждают, что его лихорадка — это арнальдия!
У большинства присутствующих вырвался возглас отчаяния. Жак д’Авен, граф Сен-Поль, герцог Австрийский, Обре Клеман и Матье подскочили и поспешили в лагерь, разузнать подробности, оставив государя наедине с Бове, его братом графом де Дре, Гуго Бургундским и Гийомом де Барре. Сняв с пояса флягу с вином, Бове отхлебнул и поморщился, потому как влага была горячей, как с огня.
— Полагаю, будет слишком смело надеяться, что знакомство Ричарда с госпожой Арнальдией окажется смертельным, — протянул он.
Его брат и Гуго рассмеялись, Филипп позволил себе легкую улыбку, но тут заметил выражение ужаса на лице Гийома де Барре. Король разрывался между недоумением и досадой: уж кому иному, но
