Я знаю точно: не было войны - Влад Тарханов
Аркадий подошел к ним, обращаясь к парню, которого посчитал за старшего.
— Разрешите представиться, младший лейтенант Григорян.
Невысокий, полноватый, остальные держались вокруг него, пусть и не точным кругом, но все-таки, именно он был центром компании. И при этом натолкнулся на ее взгляд. Не то чтобы удивленный, скорее, оценивающий.
— Простите, чем могу служить? — запустил немного старорежимную формулировку фразы Есик, к которому обратился незнакомый военный, и которому надо было как-то проявить свое легкое недоумение. Оно было не только у него, а у всех ребят. Уже здесь к ним присоединились Голда Рубинчик, подружка Ривки, Петя Мочало и Андрей Погорелов, участники их коллектива, а вот появление молодого военного в их планы на сегодня не входило.
— Я знаю, что вы синеблузники, — Аркадий говорил практически без акцента, но немного волновался, из-за чего стал произносить гласные немного жестковато.
— Это так, — подтвердил худрук коллектива Луферман, — но откуда вы знаете про нас?
— У меня служба такая — знать все. Граница.
— Хорошо… — Есик постарался придать голосу больше дружелюбности, — и все-таки. Чем мы можем помочь?
— Я отвечаю за политическую и воспитательную работу в нашем отряде, узнал о вашем коллективе. Приглашаю вас выступить перед пограничниками. Не возражаете?
Есик пораженно посмотрел на нового знакомого.
— А как же мы можем возражать? Мы с удовольствием выступим. А когда?
— В части ровно через две недели запланирован концерт. Будут выступать наши ребята, артисты из области. Я согласую ваше выступление со своим начальством и внесу его в программу.
— Осип Давыдович Луферман, художественный руководитель «Синей Блузы», рад с вами познакомиться. Конечно же, мы согласны. — Есик крепко и радостно пожал руку новому знакомому, и стал не выпуская, энергично ее трясти.
Аркадий улыбнулся улыбкой, которая порой получалась очень откровенной и обаятельной. Девушки зашептались о чем-то между собой, о чем Аркадий догадаться не мог.
Его сообщение явно вызвало у молодых ребят радостное оживление. Один из них заявил:
— А вот на это время мы точно успеем!
Но второй — невысокий, плотноватый парень спортивного вида расстроено сказал:
— А меня не будет. Я с первого по шестнадцатое буду на учебе.
— Давайте, я вас с нашими познакомлю, — Еська был просто в восторге от того, что все так удачно складывается.
Аркадию в ответ удалось сдержанно кивнуть головой. Он немного смутился от того внимания, которое было ему оказано, но сам ведь пошел на это, как говорится, назвался груздем…
— Это Моисей Гурфинкель, наш гений-сочинитель, а это — Валентин Куняев, хороший парень и постановщик всех номеров, Петр Мочало — у нас он основа основ, держит все на себе, Погорелов Андрей — прекрасно поет, да и спортсмен знатный.
Ребята подходили к Аркадию, который если и был их старше, то совсем ненамного, но форма делала его значительнее и солиднее, так что они выглядели рядом с ним молоденькими пареньками, каждый жал ему руку и отходил немного в сторону. Наконец наступил черед девушек.
— Сонечка Пришвина, наша честь и совесть, кристальной души человек, Голда Рубинчик — эталон неземной красоты (эту фразу Есик произнес с еле-еле намечающейся иронией), и Ривка Гольдберг — наше сердце и пламенный мотор.
Девушки тоже жали ему руку. Аркадий старался не слишком крепко сжимать девичьи ладони, но от пожатия последней его рука пылала, да и щеки тоже. Пожатие было крепким и энергичным.
— А давайте, пойдем в тир, покажем товарищу лейтенанту, что тоже умеем стрелять, не хуже военных!
Предложение худрука Луфермана вывело Аркадия из неловкого оцепенения, которое, впрочем, ощущал только он сам. А, может быть, не только он? Может быть, и она ощущала что-то подобное. Стараясь не смотреть на Риву, Аркадий согласился на предложение, и они гурьбой направились к небольшому импровизированному тиру, который расположился у высоких тополей на северном конце летного поля. Эта шумная компания ребят однозначно нравилась Аркадию. Веселые, раскрепощенные, в них ощущается надежда и уверенность в завтрашнем дне. И это было так заразительно, что хотелось смеяться и веселиться непонятно от чего.
— Командир стреляет первым! — объявил тот же Есик, как только они подошли к тиру.
Увидев компанию, грузный мужчина, обслуживающий желающих пострелять, тут же потрусил к задней стене тира. Там он ловко повесил мишени — три штуки, больше поместить не мог. Он правильно понял, что стрельбы по игрушечным тиграм и ящичкам с самолетиками не будет — будет соревнование, а это было интересно и ему самому.
— Не могу согласиться с вашим худруком, со всем моим уважением, — запротестовал Аркадий, интуитивно подстраиваясь под стиль общения, характерный для кампании, в которой оказался.
— Считаю, что первыми должны стрелять девушки! И вообще: сначала гражданские, а потом уже и мы, ваши защитники!
— Нашим боевым подругам первая линия огня! — с пафосом провозгласил Есик, и девушки подошли к стойке. Первой была Голда, она не столько стреляла, сколько демонстрировала себя в прогибе и не только. Говорить про ее результат не имело никакого смысла, разве что про впечатление. Но Аркадий почему-то на ужимки молодой девушки никак не реагировал. Крепышка Моня стреляла хорошо, чувствовалось, что ей приходилось держать оружие, но при этом в привычку стрелять не вошло, она не чувствовала системы, получив шикарный разброс результатов.
Теперь стреляла Рива, делая это спокойно, как будто решала какую-то сложную математическую задачу. Первый выстрел в восьмерку — чуть правее и выше, второй в девятку, чуть-чуть левее десятки, а три остальных точно в яблочко. Аркадий невольно залюбовался девушкой: и тем, как она переламывает ствол ружья, как целится, как свободно держит себя на линии огня. Чувствовалось, что такая девушка — огонь!
— Здорово! — не смог удержаться Петя Мочало, самый молодой и самый эмоциональный. Через мгновение шумная кампания ребят оттеснила девушек, занимая все позиции для стрельбы.
— А я сейчас покажу класс! — Есик хмыкнул и подошел в линии огня.
Он брал ружье, как берут музыкальный инструмент, надежно, но в тоже время, нежно. Стрелял он тоже артистично, не совсем точно, но красиво, каждый выстрел сопровождая легкими музыкальными звуками и телодвижениями, похожими на танцевальные па. Восьмерка и четыре девятки были приличной наградой за его выступление. Петя, стрелявший вслед за ним, страшно волновался, из-за чего почти все его выстрелы ушли в молоко. Андрей не оконфузился, он был ворошиловским стрелком, потому выбил три девятки, а два выстрела положил в десятку. Моська почему-то тоже сильно нервничал, отчего первые два выстрела положил в молоко,
