Царь Иисус - Роберт Грейвс
Священник напомнил ему, чтоб он не забыл прислать слуг за мясом, но Иоаким отказался со словами:
— Нет-нет, пусть все останется здесь, потому что это в самом деле благодарственная жертва.
Когда, успокоенный, он вышел из Храма, то повстречал своего соседа Рувима и поздоровался с ним с необыкновенной учтивостью, но ничего ему не сказал из боязни навлечь на жену или на ребенка несчастье.
Миновало положенное число месяцев, и в середине лета Анна разрешилась от бремени девочкой. Когда она взяла ее на руки и убедилась, что все у нее на месте, она вскричала:
— Вдова больше не вдова, и бесплодная жена стала матерью. Кто сбегает к противной жене Рувима и расскажет ей, что я родила красивое дитя?
На это Иоаким сказал:
— Никто никуда не побежит. Девочка еще маленькая, и мало ли что может случиться.
Однако он всегда в точности выполнял свои обещания, поэтому немедленно послал двух слуг за Кенахом-раавитом, чтобы он приехал и принял в дар своему племени колодец и девяносто две овцы.
Кенах спустился с горы Кармил и через неделю мнился в сопровождении свидетелей. Он принял дар Иоакима, о чем была сделана соответствующая запись, а юноша, его племянник, играл на лире и пел нежным голосом. Потом Кенах поклялся Иоакиму в ночной дружбе:
— Если тебе или твоей жене, или твоему ребенку потребуется помощь, наши шатры — ваши шатры. Приходи к нам и живи среди нас.
Когда же он вернулся на свои пастбища, то тайно послал одну из раавитянок в Храм к наставнице девственниц Анне, чтобы она отдала ей за удачное прорицание драгоценные египетские украшения и еще чашу из Едомского сардиса и белую полотняную салфетку.
Все были довольны. И те, кто жил в домах, и те кто жил в шатрах.
Глава четвертая
ОН
В Кохбе Иоаким и его словоохотливый брат Клеопа тихо разговаривали возле источника в тени шелковицы. Они называли царя Ирода не по имени, а «он» или «этот человек», да еще пару раз Иоаким сказал «едомитянин». Давно привыкнув к осторожности, они примяли все меры, чтобы их не подслушали бесчисленные шпионы Ирода. Кому не известно, что Ирод любил чернить углем волосы, гримировать лицо, надевать одежду простолюдинов и бродить среди подданных кик. свой собственный главный шпион?
— При его необузданной натуре, — сказал Клеопа, — он на диво терпелив. Сколько лет он уже правит ними?
— Больше двадцати пяти.
Больше. Я бы даже склонил голову перед его политическим искусством и царской твердостью за то, что он дает Израилю мир и кое-какое благополучие, если бы от души не ненавидел его как тайного врага нашего Бога.
— Благополучие?! — воскликнул Иоаким. — Какое же это благополучие? Одна видимость! Дворец обогащается за счет хижин! На одеждах Государства кровь селян. Мир? Это римский мир, дарованный тем, кто сумел выжить в резне.
— Конечно, — согласился Клеопа, — уж мы-то никогда не забудем о нечестивом нападении на Священный Город, когда под его предводительством (хотя он делал вид, будто пытается сдержать их) ворвавшиеся к нам дикари обагрили мечи кровью стариков, детей и даже женщин. Мы никогда не забудем наших мудрейших, которых он казнил за преданность царю Антигону Маккавею, чьи сокровища теперь наполняют его сундуки. Сорок пять человек были казнены, и среди них мой дядя Финей. Время не смоет с его рук эту кровь. Но не кажется ли тебе странным, что все мы знаем о враждебном отношении «едомитянина» к Господу и ничего не можем с ним поделать, потому что почти невозможно поймать его на открытом нарушении Закона? Александрийские книжники, которых он нанимает, хитры, как лисы или как змеи.
— Я слышал, он выиграл дело о взломщиках.
— Так и есть.
Дорогой Клеопа, расскажи мне об этом, а то до меня дошли лишь слухи, да и то от слуг.
В праздник Пурим, то есть неделю назад, в Иерусалиме появилась банда. Воры знали время, когда хозяева и слуги уходили в Храм и в доме оставались только немощные старики, которые не могли помешать им. Сам знаешь, во время праздника на улицах столько приехавших издалека людей, что определить, кто несет свое, а кто тащит награбленное, почти невозможно. Жертвами шайки стали преданные «ему» едомитяне, греческие и египетские евреи. Он, конечно, рассердился и издал указ, предписывающий забирать у взломщика все имущество, а его самого выселять из страны, но тут возмутились первосвященники и заявили, что указ противоречит Закону Моисея.
— Они правы. Вор, если он найден, за редким исключением, должен все возвратить, а если он этого сделать не в состоянии, то его можно продать в рабство, но не больше, чем на шесть лет, и только еврею, чтоб он мог остаться в общине.
— Первосвященники, — продолжал Клеопа, — напомнили «ему», что выселенный вор навечно отлучается от общины и не может возвращаться даже на праздники, чтобы исполнить свой долг и принять участие в совместных молитвах.
— Правильно.
— «Он» тоже сказал «правильно». «Правильно, — сказал он, — все грабежи совершены в праздничные дни, поэтому именно в эти дни ворам должен быть запрещен въезд в Иерусалим. Мой указ направлен про-тип сынов Велиала, которые, вместо того чтобы молиться со всеми, грабят дома молящихся». — «Нет, — продолжали настаивать первосвященники, — нельзя выселять людей, лишая их всего, потому что это все равно, что продать их в иноземное рабство и нарушить Никон Моисея». — «Во времена Моисея, — сказал он, — еврейские общины были только в пустыне. А теперь благочестивых евреев в других странах не меньше, чем и моем царстве, а то и больше, и, если они не смогут молиться, следуя заветам предков, это не моя вина, ведь к так часто вступался за них. Пусть воры отправляются к вашим сородичам в Александрию или Дамаск, Вавилон или Понт, или еще куда-нибудь, но в моем царстве им больше не место». Тогда первосвященники воскликнули: «Верно сказал Давид, что лучше быть сторожем в доме Господа, чем благоденствовать в шатре язычника!» А Ирод ответил: «Так то честный чело-пек!
