Дмитрий Петров - Юг в огне
— Ух вы, мой розовенький поросенок! — хохотала она. — Это я вас по-родственному, Витенька.
Виктору было не по себе от таких шуток, но он терпел. Ему не хотелось ссориться с Верой. Рассердишь ее, а она может запретить ходить к ним. А это для него было бы большим огорчением. Где же тогда можно увидеть Марину?
Свое увлечение Мариной он так хранил в своем сердце, что о нем едва ли догадывалась даже она сама. Ему очень хотелось побыть с ней наедине, но это никак не удавалось. Вера ни на минуту не оставляла их вдвоем.
Часто, лежа на своем жестком топчане в казарме, Виктор предавался мечтам. «Марина! — шептал он, улыбаясь. — Милая Марина!»
Ему казалось, что звучнее и красивее этого имени ничего нет на свете.
У Виктора была увлекающаяся натура. В жизни своей он часто влюблялся. Но то, что он сейчас испытывал, было не сравнимо ни с чем.
Весь он был поглощен мыслями о любимой девушке. С каким нетерпением он каждый раз ждал воскресенья, чтобы скорее мчаться к Ермаковым!
Однажды, когда он думал о Марине, ему вдруг пришла мысль: «А может быть, я ей не нравлюсь?»
Это было так неожиданно, что он даже похолодел.
«Ну конечно, я ей не нравлюсь, — уныло думал он. — Что во мне хорошего? Чем я мог бы ее прельстить?.. Мальчишка… вольноопределяющийся… Ну разве она может такого полюбить?»
Конец недели он работал в канцелярии с унылым, растерянным видом, часто вздыхая и задумываясь. Его состояния не могли не заметить сослуживцы-писари, уже бывалые солдаты.
— Не иначе, как наш Волков влюбился в кого-нибудь, — подмигивая, посмеивались они над Виктором.
Виктор краснел и хмурился.
— Голова болит, — отвечал он, поражаясь тому, как это они могли догадываться о его чувствах.
В воскресенье Виктор встал рано. Он до блеска начистил сапоги, надел новую гимнастерку, прицепил кресты и, достав из чемодана потускневшее зеркальце, тщательно вытер его полотенцем и стал внимательно рассматривать себя.
Если раньше ему и приходилось смотреться в зеркало, то делал он это равнодушно, без всякого интереса, просто так. И он никогда не задумывался над тем, красив он или нет.
Сейчас же он смотрел на себя в зеркальце с большим любопытством. Он хотел допытаться, могло ли его лицо нравиться Марине.
— Нет! Не может нравиться, — решил Виктор и, с досадой бросив зеркальце в чемодан, пошел в город. Но к Ермаковым идти было еще рано, и от нечего делать он стал бродить по улицам.
Хотя время было еще и раннее, но Большая Садовая — главная улица города — была уже заполнена праздным народом. Щебеча, расхаживали по магазинам красивые, нарядные женщины, звеня шпорами сновали офицеры всех родов войск, шумными толпами ходили солдаты и казаки. Много было фабричного люда, главным образом молодых парней и девушек, вышедших в воскресный день погулять. Попадались группы студентов, гимназистов, реалистов.
В толпе шныряли с охапками свежих газет мальчишки, звонко выкрикивая:
— Кому «Народную мысль»!.. Кому!.. Налетай!
— «Рабочее дело»! «Рабочее дело»!
— Большевистское «Красное знамя»! «Красное знамя»!
— «Приазовский край»! Только из типографии… свежая!
— «Земля и воля»! «Земля и воля»!..
На углу таганрогского проспекта собрался митинг. Виктор остановился послушать. Один другого сменяя, до хрипоты надрывались ораторы разных партий. Каждый из них говорил взволнованные речи, убеждал кого-то, доказывал что-то. Слушатели, главным образом солдаты, уже привыкли к таким внезапно возникающим митингам.
Как раз, когда Виктор подошел к собравшимся, выступал эсер, тщедушный, маленький человечек с черной бородкой. Он что-то говорил о равенстве и братстве.
— Да будя тебе из пустого в порожнее-то переливать! — под смех товарищей крикнул стоявший около Виктора длинновязый солдат. — Что тень на плетень-то наводишь?.. Ты вот, очкастый, скажи, когда война закончится?
Оратор опешил.
Виктор частенько бывал на митингах, внимательно вслушивался в то, что говорили меньшевики, эсеры, кадеты, трудовики, большевики и многие другие, пытался разобраться, кто же из них наиболее прав. Он заметил, что большевистских ораторов толпа всегда слушает внимательно и охотно. Особенно одобрительно относились к выступлениям большевиков солдаты и рабочие, часто аплодируя им. И вскоре Виктор понял, почему это так получалось. Большевики выступали с дельными и доходчивыми до масс речами. Они призывали передать всю власть Советам, требовали прекращения империалистической войны, скорейшего раздела земли между крестьянами.
Виктора поражало, с какой смелостью большевики обо всем этом говорили. Хотя формально и существовала свобода слова, но смельчаков, говоривших кое для кого неприятные вещи, могла ожидать суровая кара. Прошлое воскресенье Виктор был свидетелем того, как отряд милиции окружил солдатский митинг в городском саду и арестовал большевистских агитаторов, призывавших солдат к прекращению войны.
Лозунги большевиков о прекращении войны и заключении мира с Германией стали популярными в народе.
— Хватит! — бурно кричали солдаты. — Навоевались! Пора замиряться!..
На этой почве скандальные события разыгрались в 249-м пехотном полку, расквартированном в Ростове. Полк получил приказ выступить на фронт. Полковой комитет созвал солдатский митинг с целью обсудить этот приказ.
На митинге солдаты категорически отказались выступать на фронт. Дело передали на рассмотрение гарнизонного собрания. Пришел на него и Константин. Собрание протекало взволновано, бурно. Выступали солдаты и офицеры. Некоторые из них, принадлежавшие к партиям меньшевиков и эсеров, горячо убеждали собравшихся наказать зачинщиков солдатского «бунта» и полк немедленно отправить на фронт.
— Правильно! — слушая такие выступления, одобрительно кивал Константин. — Правильно!.. Перевешать мерзавцев надо.
Но большинство присутствующих было настроено по-иному. Выступая на собрании, многие офицеры и солдаты говорили о том, что действия солдат 249-го полка правильны.
Слыша такие речи, Константин негодовал:
— Ах вы, сволочи!..
Потом он не выдержал, весь дрожа от ярости, ринулся к трибуне и, не спрашивая разрешения говорить у председателя собрания, толстого, флегматичного капитана, начал нервно выкрикивать:
— Позор!.. До чего мы дожили?.. До чего докатились?.. Ведь это же прямая измена своей родине!.. Это предательство!.. За это полагается расстрел. Полнейший развал армии!.. Я бы всех отказывающихся идти на фронт поставил к стенке… Эх, дали б мне право, я бы со своими казаками распотешился над бунтовщиками. Я б им показал, где раки зимуют.
Произошел большой скандал. Разгневанные выступлением Константина солдаты, бывшие на собрании, ринулись к трибуне, стащили его и, наверное, избили бы, если б за него не заступился подоспевший вооруженный патруль.
И все-таки мятежную часть 12 июля погрузили в эшелон и отправили на фронт. Но многие солдаты дезертировали. Тогда по городу была устроена облава и задержали до трех тысяч дезертиров.
VII
Виктор с замиранием сердца подходил к дому, в котором жили Ермаковы. Он постучал. Ему открыла дверь Вера. Она была чем-то оживлена.
— Ах, Витенька! — пропела она весело. — Заходите, заходите, родной!..
Он вошел в переднюю. Из гостиной слышался смех и шум мужских голосов.
— Извините, Вера Сергеевна, — сказал Виктор. — Я, кажется, не вовремя… Я не знал, что у вас гости. Я пойду.
— Почему? — удивилась Вера. — Вы же нам не чужой… Костя! — крикнула она мужу. — Пришел Виктор и хочет уходить.
Голоса в гостиной на мгновение затихли.
— Раз пришел, значит, пусть заходит, — ответил Константин, и в его голосе прозвучала нотка недовольства. — Брат мой двоюродный, — стал он объяснять кому-то. — Да нет… просто мальчишка… глупый.
Характеристика, данная Константином ему, покоробила Виктора. Он хотел повернуться и уйти, но желание увидеть Марину настолько было велико, что оно пересилило обиду, и он вошел в гостиную в сопровождении Веры.
В густых облаках табачного дыма за столом, уставленным бутылками и закусками, сидели шесть офицеров и оживленно разговаривали между собой.
Поздоровавшись, Виктор прошел к окну и сел на стул. Он оглянулся. Марины в комнате не было. Спросить о ней Веру он считал неудобным. Предполагая, что она за чем-нибудь вышла и сейчас вернется, Виктор стал ждать, прислушиваясь к разговору офицеров.
— Нет, право, господа, — радостно говорил горбоносый, похожий на турка, молодой лысеющий есаул с черными разбойными глазами. — Я когда узнал, что генерал Корнилов назначен правительством на пост верховного главнокомандующего, так меня… Ха-ха!.. даже слезу прошибло. До чего ж это изумительно правильно!.. А говорят, Керенский дурак. Да разве дурак мог бы додуматься до такой гениальной мысли?..
