Софрон Данилов - Красавица Амга

— Кто такой?

— Я ваш друг, господин штабс-капитан.

— Нет здесь никаких штабс-капитанов! Здесь имеется начальник отдела облвоенкомата. Вы ошиблись адресом, товарищ.

— Нет, не ошибся, господин штабс-капитан.

— Если не понимаете простого разговора, то могу вас доставить в Чека, вас там быстро вразумят.

— Перестаньте, штабс-капитан! Пусть я не буду вашим другом, зато я друг ваших друзей. Слыхали о генерале Пепеляеве?

— Шантажист! Провокатор! — Хозяин вырвал волосатые кулаки из карманов галифе, с внутренних сторон и на коленях обшитых кожей.

— Молчать! — Окрик на полушёпоте прозвучал резко, как удар хлыста.

Хозяин осёкся.

— Дайте нож, — мирно попросил Валерий.

Складной нож из ящика стола сейчас же был подан Валерию. Валерий неторопливо вскрыл подкладку шубы и с силой оторвал пришитый к основе белый лоскут материи.

— Прочтите.

Соболев склонился к керосиновой лампе. «Эра! — было написано на лоскуте чернилами. — Жди. Мы прибудем. Как встречать нас, расскажет податель сей записки. Слово его — приказ. Август Р.» Эра… Погоди-ка… Август…

Это он, точно он! Это его стоячий чёткий почерк — полковник Рейнгардт. В течение полуторагодичной совместной службы Соболев побывал с ним во многих переделках. Они вместе служили в Красной Армии, а когда войска генерала Пепеляева овладели Пермью, вместе переметнулись к белым. Эра… Так звал Соболева только он, Рейнгардт. Помнится, не нравилось Соболеву это имя, которое впору было носить барышне какой-нибудь с кружавчиками, а не мужчине. Да свыкся потом. Расстались они в Красноярске при отходе колчаковцев на восток. Там Соболев заболел тифом и попал в госпиталь. Вылечившись, он, как осознавший свою вину и принявший Советскую власть, опять вступил в Красную Армию и попал наконец в этот ледяной край с его проклятыми морозами. Откуда полковник узнал, что он здесь? Впрочем, неудивительно, белых лазутчиков в Якутске хоть пруд пруди. Вот пришёл с их стороны ещё один, и не последний. Соболев знал, что, опытный солдат и хитрая бестия, Рейнгардт в мелкую авантюру не ввяжется. Неужели пепеляевская операция столь серьёзна и значительна по замыслу? Неужели надежда на победу у них столь велика?

Тут же, не сходя с места, он должен был принять решение, выбрать одно из двух. Большевиков и их пресловутую диктатуру голодранцев штабс-капитан ненавидел, всё, что имел, он был готов без сожаленья отдать за то, чтобы свалить Советскую власть. Всё, кроме жизни… Пошёл бы он и в бой, только надо было ему убедиться, что дело красных проиграно. В прошлом жизнь много раз преподносила ему уроки. Провоевав в течение семи с лишним лет, Соболев извлёк для себя главное: любой ценой остаться в живых. И всё же добровольно отходить в сторону от пути, ведущего к благам и славе, тоже было бы неразумно. Да и не получится, пожалуй, как хотелось бы, — остаться созерцателем на отшибе. Победители, кто бы они ни были, предъявят свои претензии: «Где ты был в дни схваток?» Да несколько граммов свинца в затылок, и вся недолга.

Что же делать? Сбитый с толку, Соболев немо высился в полутьме-полусвете и думал. Может, выгнать этого азиата взашей? Тогда этот подлец сейчас же сообщит своим, получится, что ты запродался красным окончательно, а затем «мне отмщение и аз воздам». Нет, так нельзя. Рейнгардт наверняка уверен, потому и присоединился к Пепеляеву. Бог мой, как тут быть? И надо ж было вспомнить о нём. А ведь можно было отсидеться, переждать эти тревожные времена, а к Пепеляеву успелось бы, пусть только он завладеет городом. Ничего не остаётся, как, притворясь, согласиться, даже пойти на выполнение его поручений, если не слишком опасны. «Слово его — приказ». Это его-то, азиата, слово! «Я — твой друг». Придётся и на это пойти, встречать его как друга, иного выхода нет.

Внешне спокойный Валерий не спускал глаз с Соболева. По правде говоря, когда тот пригрозил ему Чека, Валерий не на шутку струхнул. Вручая ему ту записку, полковник Рейнгардт велел так: «Если начнёт увиливать — пригрози. Он трус. На красных работает скорее всего по необходимости». Но всё же целиком брать это на веру не следовало, за эти годы многое перевернулось, даже убеждения. Почему бы Соболеву и не стать ревностным работником у красных? Но тут потерявшийся в сомнениях Валерий с облегчением увидел, как Соболев, судя по лицу его, меняет гнев на милость.

— Господин штабс-капитан, не разрешите ли раздеться?

— Пожалуйста, прошу… Вон вешалка. Только меня вы, бога ради, зовите Эрастом Константиновичем.

Соболев указал в сторону смежной комнаты, затем пододвинул гостю стул, а сам сел на кровать.

Валерий снял шубу, повесил её и подошёл к Соболеву.

— Давайте-ка, Эраст Константинович, поздороваемся по-настоящему.

Пожали друг другу руки.

— С кем имею честь? — не отнимая ещё руки, спросил Соболев.

— Такыров… Пётр Петрович.

Пожатие Соболева было крепко, и это ещё более успокоило Валерия, ему подумалось, что это рука единомышленника.

— Пусть будет так. До поры до времени побудем в «товарищах». Ждать осталось недолго.

— Август Яковлевич… там?

— Полковник Рейнгардт — командир головного батальона дружины генерала Пепеляева.

Соболев живо поднялся:

— Перекусим немного. Ради встречи…

— Нет, не время, — возразил Валерий. — Мне задерживаться долго нельзя. До выхода ночных патрулей я должен успеть добраться к себе. Письмо прочли?

Соболев утвердительно кивнул.

— Поверили?

— Да.

— Поняли?

— Понял.

— Киньте его в печку.

Соболев молча вышел на кухню, и Валерий через приоткрытую дверь увидел, как ярко загорелся и тут же угас белый лоскут.

— Как сказано в письме, моё слово для вас — приказ, — сказал Аргылов, когда они опять уселись друг против друга. — Но помните, что это не мой приказ, и даже не полковника Рейнгардта. Это приказ командующего Сибирской добровольческой дружиной генерал-лейтенанта Пепеляева. Я только довёл его до вас. Вы же, как человек военный, должны и сами знать: приказ не обсуждается, а выполняется.

«Азиат! Дикарь!.. Послушать только, как дерзко разговаривает этот плосконосый с дворянином, с царским офицером!..» Соболев так и вскипел, но быстро утешил себя: азиат и впрямь лишь связной. Что-то вроде конверта, в котором пересылают письмо. Каким бы ни было содержание письма, можно ли обижаться на его конверт?

— Генерал Анатолий Николаевич Пепеляев и полковник Август Яковлевич Рейнгардт считают вас преданным белой армии, непримиримым врагом Советской власти, во всём своим человеком, единомышленником. Это верно?

— Верно.

— Значит, я могу довериться вам?

— А это ваше дело!

Сунув руки в карманы галифе, уязвлённый Соболев принялся расхаживать взад-вперёд:

— Прошу не забывать, что вы разговариваете с дворянином и офицером!

— Садитесь, Эраст Константинович! Не время прыгать, вы не кузнечик.

Если бы Соболев заметил в госте хоть признак смущения или раскаяния, он ещё больше разобиделся бы. Но равнодушие к его вспышке, укоризна усталого и озабоченного человека были Соболеву как шлепок по губам, гнев его сразу угас, подобно вскипевшей пене, на которую плеснули холодной водой. Соболев сел опять на кровать и обмяк.

— Я должен знать точно — могу ли я довериться вам полностью. Этого требуют интересы нашего общего дела, поэтому, Эраст Константинович, прежде чем обижаться, надо бы это понять.

— Прошу меня извинить, — смирился Соболев.

— Могу ли я передать, что вы свою судьбу вверяете в распоряжение генерала Пепеляева?

— Да!

— Знаете ли вы, какую силу представляет собой добровольческая Сибирская дружина?

— Знаю. Агентура красных работает неплохо.

— А если так, то должны вы знать и цели генерала. Якутск — только первый шаг в крестовом походе Пепеляева против большевизма. Конечная цель — Москва.

— Дай-то бог!..

— А теперь приказ генерала. Вы должны достать копию плана операции красных против Пепеляева.

— Ка-ак?! Штаб командующего и военкомат работают раздельно…

— Как достать — это ваше дело. Копию плана передадите мне. Должны понимать, насколько важно, чтобы этот план как можно раньше попал в руки генерала.

— Понимать-то понимаю…

— Теперь второе. Через верных людей надо развернуть среди красных отрядов агитацию, с тем чтобы они перешли на сторону Пепеляева. Прокламации и воззвания я вам доставлю.

— Весьма сомнительно…

— Третье. Во время наступления на Якутск поднять в городе мятеж, захзатить штаб, ревком, обком, телеграф.

— Легко сказать… — окончательно сник Соболев и стал оглаживать подбородок.

— Никто и не говорит, что это легко достижимо. Но если постараться…

— Кто всё это организует?

— Вы!

Соболев аж подскочил:

— Да знают ли там, кто я таков, какие у меня возможности? Я всего-навсего рядовой сотрудник облвоенкомата. К тому же без доверия, не особенно вхож в секреты. Я не волшебник. Нет, не могу обнадёжить…