Джин Плейди - Королева Шотландии в плену
«Легкомысленная женщина! — подумал Джеймс. — Потеряв корону, она способна радоваться нарядам!»
— …И, — продолжала она, — в довершение этого мой дорогой братец приехал навестить меня.
— Твой ужин остывает, — сказал он, стесняясь смотреть на ее сияющее лицо, выдававшее ее любовь к нему. Она заставляла его чувствовать себя подлым и нечестным, каковым он себя не считал. Он казался себе мужчиной с твердым чувством собственного долга. Он уверовал в то, что он — единственный человек, способный сделать Шотландию сильной державой и вывести страну из того состояния, до которого Мария довела ее своими двумя ужасными замужествами; человеком, которому надлежит стать регентом Морэем. Он никогда не выдавал своих эмоций. Поэтому она и сейчас не ждала их от него. Это было кстати, поскольку ему было бы трудно притворяться, что он любит ее, в то время как он планировал отнять у нее ее королевство.
Он подвел ее к столу и сел вместе с ней.
— Ты должен поесть со мной, Джемми.
— Я не голоден. Но тебе следует продолжить твой ужин.
— В прежние времена ты почитал за честь подать мне салфетку, — печально проговорила она.
Сейчас он не предложил сделать это, и она продолжила:
— Насколько труднее прислуживать королеве в крепости Лохлевен, чем в Эдинбургском замке или в Холируд Хаусе.
Он угрюмо молчал, и она воскликнула:
— Прости, я смущаю тебя, Джемми. Не беспокойся. Мне согревает душу то, что я вижу тебя.
— Пожалуйста, доедай свой ужин.
— Это негостеприимно — есть одной. И у меня пропал аппетит. Скажи мне, Джемми, какие новости ты привез мне?
— Джон Нокс проповедует против тебя в Эдинбурге.
— Это меня не удивляет. Он всегда был моим врагом.
— Сплетницы на улицах злословят насчет тебя.
— Я слышала, как они кричали под моим окном. Я видела их обезумевшие лица, оживленные одной лишь злобой.
— Я не смог бы гарантировать твою безопасность, если бы ты вернулась в Эдинбург.
— Значит, я должна оставаться здесь в качестве узницы?
— Ради твоей же безопасности.
— Но я слышала, что некоторые лорды готовы встать на мою сторону. Флеминги и Сетоны всегда были моими верными друзьями.
— Кто тебе это сказал? — резко спросил он.
— Я не помню. Возможно, никто. Наверное, я просто знаю, что это так и есть.
Морэй задумался. Он решил предупредить своего брата Вильяма, что ему следует быть более внимательным; он остался недоволен предпринятыми мерами предосторожности. Ему показалось, что он заметил перемену в Рутвене. В его сводной сестре было нечто колдовское (что казалось ему выше понимания), чем она привлекала мужчин до такой степени, что они были готовы жертвовать своими карьерами.
Мария отбросила салфетку.
— Нет, — сказала она, — я не буду есть одна. Пойдем погуляем на свежем воздухе. В твоем сопровождении я буду казаться в безопасности.
Она взяла бархатную накидку, которая оказалась в сундуке, присланном Мелвилем, и накинула ее на плечи.
— Тогда пошли, — сказал он. Они покинули ее апартаменты и вышли из замка.
— Я полагаю, тебе разрешают гулять здесь.
— Они очень бдительны. Я совершала небольшие прогулки, но под охраной.
— Я не понимаю, почему ты не можешь гулять когда и где захочешь в пределах замка? — Он смотрел на лодки, стоявшие у берега, и думал: «Я скажу Вильяму, чтобы за ней следили построже». Но в то же время ему хотелось, чтобы она продолжала верить, что он — ее друг и приехал убедиться, удобно ли она устроилась, и чтобы ей была предоставлена максимальная свобода, но учитывая при этом ее безопасность.
— О, Джемми, — воскликнула она, — я знала, что ты мне поможешь.
— Моя дорогая сестра, с тех пор как убили Риццио, ходили слухи против тебя. Твой брак с Дарнли был нежелательным. Ты знаешь, как я отговаривал тебя.
— Потому что, дорогой братец, ты закоренелый протестант и предпочел бы увидеть меня замужем за протестантом.
— И его загадочная смерть… — Морэй покачал головой. — А затем этот скоропалительный брак с Ботуэллом, сразу после смерти Дарнли. Моя дорогая сестричка, как ты позволила втянуть себя в такую авантюру?
— К смерти Дарнли я не имею никакого отношения.
Губы Морэя были сурово сжаты.
— Риццио убит, Дарнли убит… и затем этот поспешный немыслимый брак.
— Что слышно о Ботуэлле, Джеймс?
— Ничего хорошего.
— Хорошего для меня, Джеймс, или для тех, кто желает уничтожить его?
Джеймс сказал:
— Он сбежал на север. Говорят, что он там с Хантли.
«Он приедет за мной, — торжествующе подумала она, — и тогда весь этот кошмар кончится».
В это время Морэй думал: «Первое, что я сделаю, — пошлю эскадрон на север схватить этого предателя. Жителям Эдинбурга доставит большое удовольствие увидеть его голову на острие копья».
— Мария, — уговаривал Джеймс, — ты должна набраться терпения на ближайшие месяцы. Смирись со своим пребыванием здесь. Я бы с удовольствием освободил тебя, будь это в моей власти, но это не сулило бы тебе ничего хорошего.
— И сколько это продлится?
— Кто знает? Пока не наладятся дела в этой стране.
— Они провозгласили моего сына-младенца королем Шотландии. Бедное, невинное дитя… Интересно, что он подумает, когда подрастет и узнает, что они захватили в плен его мать, чтобы править от его имени?
— Ситуация опасная.
— Да, многие из них борются за власть, — согласилась она.
— Сейчас Шотландии нужен сильный человек, который бы мог управлять страной до тех пор, пока народ не будет готов к твоему возвращению на трон.
— Если бы Ботуэлл был здесь…
— Ботуэлл далеко на севере. Народ разорвал бы его на куски, если бы мог дотянуться до него. Им нужен такой человек, который не боится их и наведет порядок. Человек, готовый в случае необходимости отдать свою жизнь… за нашу многострадальную страну.
— А ты, Джеймс? — осторожно спросила она.
Он нахмурился и сделал вид, что не желает этого.
— Я? Незаконнорожденный сын нашего отца!
— Люди не винят тебя в этом.
— Это и в самом деле не моя вина. Если бы посоветовались со мной, то я бы попросил, чтобы меня произвели на свет в законном браке!
— Ты — тот человек, Джеймс. Сын нашего отца. Трезво мыслящий и достаточно набожный, что нравится людям, сильный, с твердым характером, рожденный, чтобы править.
— Ты просишь меня взять на себя регентство до тех пор, пока для тебя не настанет время вернуть корону?
— Ну да, Джеймс, я полагаю… если я должна сказать что-то вроде этого…
— Ты многого просишь, — сказал он, и ни в его голосе, ни в поведении никак не проявилось то ликование, которое он испытывал. Цель его была достигнута, и он больше не видел причины, по которой стойло бы терять время на свою сестру. По правде говоря, даровать регентство было уже не в ее власти, но будучи таким, каков он есть, Морэй предпочитал получить ее одобрение.
Некоторое время они молчали. Приближались сумерки, и Мария смотрела за озеро, всей душой устремляясь туда. Большая лодка, доставившая продукты и предметы домашнего обихода на остров и стоявшая у берега, поскрипывала своими швартовными цепями. «Положим, он решил бы увезти меня на этой лодке, — думала она, — но кто встретил бы меня на материке, чтобы помочь? Конечно, кое-кто из моих друзей…»
Морэй же думал о том, насколько она доверчива. Как ему повезло, что она совершала глупость за глупостью, что и привело ее в Лохлевен. Здесь она и должна остаться. Он мог бы столько рассказать ей. Многие ее владения были розданы лордами-протестантами в качестве взяток; он сам присвоил коней из ее конюшни. Он мог бы поведать ей очень интересные новости, которые вызвали бы у нее серьезную тревогу. Но сейчас не время. Он и Мортон пока еще не решили, какую пользу они смогут извлечь из серебряной шкатулки, которая теперь принадлежала Мортону. Мортон заявил, что Джордж Галглиш, слуга Ботуэлла, обнаружил ее после бегства своего господина; в этой шкатулке находились письма и поэмы, не оставлявшие сомнения в виновности Марии как убийцы и предательницы.
Нет, пусть это останется небольшим секретом, который можно вытащить на свет в наиболее подходящий момент.
Мария вопросительно повернулась к нему. Казалось, в сумерках она разглядела его лучше, чем когда-либо прежде.
Джеймс, который никогда не появлялся там, где возникали беспорядки, прибыл в Лохлевен. Было ли это случайно или продуманно? Какие расчеты производились за этими холодными, бесстрастными глазами?
Стоя у озера, Мария вдруг осознала, что целью приезда Морэя в Лохлевен было не успокоить ее, не убедиться, удобно ли ей там, а заставить ее уговорить его взять на себя регентство. Регентство! Именно об этом он мечтал всю жизнь. Она готова была громко и горько рассмеяться. Но в этот момент Джеймс сказал:
