Наталья Павлищева - Роксолана Великолепная. В плену дворцовых интриг
– Я сама попробую понять… Ты из Стамбула, потому что только там знали о готовящейся поездке…
Роксолана вскинула глаза на Аласкара и все также задумчиво продолжала, а тот с изумлением слушал рассуждения султанши.
– И только один человек знал, что я еду до Измита, но не знал, куда дальше. Потому ты ждал нас в Измите. Решили, что если не сверну на запад к Бурсе, значит, поеду через Анкару в Аксарай? Я слышала, что у Кара-Ахмед-паши есть неуловимый шпион, ловкий, умелый, красивый… Особенно в том, чтобы добыть нужные сведения с помощью женщин… беда этого шпиона только в том, что ему понравилась внучка Повелителя, не так ли? – глаза султанши смеялись. Но смеялись, не насмехались, и Аласкар смутился. – Роксолана чуть улыбнулась. – У Айше острый язычок, осторожней, она может поставить на место. Возьми перстень, не как плату, если ты не желаешь оплаты. Но когда мне понадобится твоя помощь, – она подняла кисть руки в предупредительном жесте, – не против твоего господина, хотя мог бы найти себе и получше, а просто помощь, я позову тебя. Покажешь этот перстень, чтобы тебя пропустили. Иди.
Что тут говорить? Аласкар молча взял перстень, поклонился:
– Госпожа…
Отступил уже почти до двери, когда она вдруг тихо добавила:
– Великий визирь ошибся, я не собиралась в Аксарай. Завтра мы поворачиваем на Биледжик, а потом в Эскишехир.
И отвернулась к окну, позволяя ему выйти, не пятясь задом.
Аласкар был потрясен. Вот это да! Он наслышан о хитрости, изворотливости, ведьминском характере султанши, мол, она может читать мысли, под влияние ее зеленых глаз попадать нельзя – погибнешь…
Вот попал и погиб, но вовсе не из-за колдовства, а из-за ума этой женщины. Она не подчиняла себе его волю, не заглядывала в волшебный шар или котел с зельем чтобы что-то узнать, султанша просто размышляла. Аласкар просто оказался свидетелем этих размышлений, в них не было ничего особенного, просто непривычно, что женщина рассуждала, как мужчина.
– Ну, что, выложил свои секреты султанше?
– Благодарю вас, госпожа, за помощь. – Судорожно искал что бы еще такое сказать внучке султана, но придумать не мог.
Айше напряженно ждала.
Кто знает, чем бы все закончилось, но к ним уже спешил главный евнух в сопровождении гонца:
– Гонец к султанше. Срочный.
Девушка испуганно ахнула:
– Что-то случилось с Повелителем?!
– Нет, госпожа, Повелитель здоров, да продлит Аллах его дни.
Едва переведя дыхание, Айше кивнула Аласкару:
– Пойдем, я выведу тебя.
Они уже вышли из здания, когда она все же не выдержала:
– Что такое ты сообщил султанше?
– О том, что на нее может быть совершено нападение по пути.
– И… что она ответила?
– Что не собирается ехать в Аксарай, вы повернете в сторону Биледжика.
Айше усмехнулась:
– Конечно, мы и не собирались в Аксарай. Теперь засаду устроят там?
– Нет.
– Почему ты так уверен?
– Потому что это я ее устроил…
Несколько мгновений девушка внимательно разглядывала его лицо, потом вдруг тихонько поинтересовалась:
– Как тебя зовут?
– Аласкар.
– Аласкар, что за весть мог принести гонец?
– Не знаю… – И вдруг сообразил. – Султанше известно, что умер младший из шехзаде Джихангир?
– Джихангир?! Почему, разве он болел?
– Не знаю, госпожа.
– Пойду к бабушке… Ладно, иди…
Пришел через забор, вышел в ворота. Уходить страшно не хотелось. Но Аласкар понимал, что оставаться и на минуту не может. Кто она и кто он… Самый лучший в империи шпион все равно лишь шпион, а зеленоглазая – внучка Повелителя… Хотя у Повелителя в зятьях бывал и бывший раб Ибрагим-паша…
Размечтался! – ругал себя Аласкар, – Лучше бы подумал, как теперь отчитываться перед Кара-Ахмедом-пашой. А чего перед ним отчитываться, паша сам приказал устроить засаду где-нибудь подальше, чтобы не догадались, он и устроил.
Аласкар понял, что нужно торопиться к месту засады, якобы ждать султаншу там. Сообщение о смерти младшего шехзаде прибыло вовремя, теперь султанша повернет обратно в Стамбул, и все решится само собой.
На всякий случай Аласкар решил подождать завтрашнего возвращения султанши и потом отправиться к озеру Чамлыдере. Сам себе не желал признаваться, что все ради того, чтобы еще раз хоть со стороны увидеть зеленоглазую внучку Повелителя. Хотя, как увидеть, разве только носилки, в которых та будет сидеть…
Когда Айше вернулась в комнату Роксоланы, там уже была Михримах.
– Бабушка…
Ей ответила мать:
– Плохие вести, Айше.
– Я знаю, умер дядя Джихангир.
– Откуда ты знаешь?
– Аласкар сказал.
– Какой еще Аласкар? – нахмурилась Михримах.
Роксолана вскинула голову на внучку:
– Он назвал тебе свое имя?
– Кто назвал? – Михримах уже забеспокоилась.
Пришлось рассказать.
– Матушка, мы возвращаемся в Стамбул?
– Нет, продолжим свой путь.
– Но Джихангира…
– Повелитель сообщил, что тело Джихангира поместят в колоду с медом и только потом доставят в Стамбул. Это будет нескоро, мы успеем вернуться. Не хочу в Стамбуле принимать неискренние соболезнования. Будут говорить правильные слова, думая при этом совсем о другом…
– Да, это верно.
На следующее утро Аласкар наблюдал, как султанский караван выехал из ворот дома, где ночевала султанша со своими домочадцами, и направился в сторону дороги на Биледжик. Интересно, она действительно туда собиралась или на ходу придумала?
Зеленоглазую Айше не увидел, видно, та сидела в носилках рядом с бабушкой.
Сам Аласкар поспешил в сторону Болу. Вообще-то, султанша вполне способна проехать через Кютахью и Конью, но не может же он на всех дорогах империи выставить засады.
Но не прошло и недели, как конь Аласкара уже нес его обратно в сторону Сакарьи…
Душа Айше Хюмашах была смущена. У всех людей первая любовь самая яркая и кажется единственной, даже если сам человек не понимает, что влюблен. Юная девушка стала мечтательной, она могла часами сидеть, задумчиво глядя вдаль, не сразу откликалась, если звали…
Первой состояние Айше заметила ее кормилица Латифа:
– Вай, госпожа, не больны ли вы?
– С чего ты взяла? Нет, не больна.
– Э, нет… раньше была Арва – горная козочка, а сейчас стала Сальма – тихая… Так просто это не бывает. Вы или больны или влюбились.
– Вот еще! – возмутилась Айше. – Ничего я не влюбилась!
– Значит, влюбились, – твердо заключила женщина. – В кого, интересно знать?
– Ни в кого!
На глазах у бедняжки даже слезы выступили от досады. Она прекрасно понимала разницу между собой и смутившим ее душу красавцем, понимала, что никогда больше его не увидит, хотя сама видела сквозь щелочку в занавеске носилок, что Аласкар следит за их отъездом. Но он мог следить по поручению, чтобы убедиться, что уехали.
В Стамбуле они никогда не встретятся, потому что ему нет хода в гарем, а ей за пределы гарема. А если и можно выйти, то вокруг будет столько любопытных глаз…
К тому же он не проявил никакого интереса к ней, он взрослый, у него, небось, красавиц немало…
Айше Хюмашах твердо решила выбросить из головы Аласкара, а тут кормилица со своими расспросами. «Влюбилась»… не влюбилась! И даже ничуть! Ни на минутку! Нужен ей этот самоуверенный наглец, кстати, принявший саму Айше за служанку султанши!
Судя по тому, как вел себя этот нахал, он привык общаться со служанками. Вот пусть и общается, а о ней может забыть! И она забудет.
Но одно дело твердо решить, и совсем иное самое твердое решение воплотить в жизнь, особенно если дело касается сердечных мук. Еще никому не удавалось заставить себя кого-то разлюбить, от этой сладкой муки избавиться невозможно, нет ни лекарства, ни другого способа избавиться. А если еще и не очень хочется избавляться?
Айше сколько угодно могла убеждать себя, что забыла о существовании Аласкара, все равно в каждом, кого видела, искала его…
И сон почти пропал, она ложилась, отправляя даже служанок, лежала тихо-тихо, чтобы кормилица поверила, что она спит, а сама лежала в темноте с открытыми глазами и слово за словом вспоминала все сказанное Аласкаром и ею самой в саду Сакарьи.
Сказано было совсем немного, но теперь каждое слово казалось почти вещим.
Не в силах лежать, Айше Хюмашах тихонько поднялась и на цыпочках подошла к окну. Ночь была теплой, одной из последних теплых ночей осени, потому зарешеченное окно открыто. Девушка не замечала, что лежавшая также без сна кормилица осторожно приподняла голову. Она плохо видела, особенно в полумраке, но хорошо слышала, а, главное, не забыла собственные юные годы.
Латифа понимала состояние своей любимицы, искренне жалела Айше, потому что понимала и то, что любовь внучки султана не закончится счастливым браком. Любая другая девушка могла надеяться уговорить родителей выдать ее замуж за любимого, любая, но не дочь или внучка Повелителя. Разве что влюбится в Великого визиря, вон как Хатидже Султан когда-то. Но и та не знала женского счастья, полюбить самой еще не значит, что полюбят тебя. Ибрагим-паша быстро завел любовницу и счастье не состоялось даже в браке по любви, потому что любовь оказалась односторонней.
