Александр Богданович - Галиция. 1914-1915 годы. Тайна Святого Юра
Рядом сидел ротмистр Корецкий, плотный мужчина выше среднего роста с красивым аристократическим лицом, которое, однако, портило слегка надменное выражение. Как и Дашевский, он был из жандармов и, значит, соответствовал всем требованиям, предъявляемым к чинам этого элитного учреждения: являлся потомственным дворянином, окончил военное училище по первому разряду, не был католиком и не имел долгов.
После пяти лет службы в варшавском охранном ведомстве Корецкий хорошо говорил по-польски и поэтому чувствовал себя во Львове вполне уверенно. Среди товарищей он слыл умным и всесторонне образованным человеком. Но его карьерному росту мешала некоторая леность характера и чрезмерное увлечение женщинами. В результате последнего иногда приключались скверные истории, из которых он благодаря своей находчивости и фантазии выходил без серьезных последствий. Война не изменила его привычки окружать свою особу заботой и лаской слабого пола. При этом ротмистр не забывал регулярно писать своей жене в Россию нежные письма. Среди дам местного общества его наибольшим расположением пользовалась жена австрийского подданного, переводчика при канцелярии губернатора чеха Войцеха. Еще одну свою страсть – игру в карты – ротмистр удовлетворял в кругу подходящей компании на квартире у одной из львовских куртизанок.
Невысокий, с короткой стрижкой и маленькими усиками поручик Чухно с трудом разбирал составленное на плохом русском донесение агента Законника. Он был из мещан. До войны служил в киевском полицейском управлении. В отделение прибыл намного позже других и держался несколько обособленно. Офицеры относились к нему слегка снисходительно и не лишали себя удовольствия при случае подшутить над ним. На связи у Чухно было несколько агентов из местных торговцев, но особых способностей к контрразведывательной работе он не проявлял, поэтому начальство предпочитало давать ему поручения хозяйственного порядка. Привычным делом для него было получить в интендантской части полагающиеся отделению кухонное масло и сахар, выменять у пленных австрийцев рубли на кроны, оформить довольствие и амуничные вещи шоферу и денщику.
Самым молодым контрразведчиком был прапорщик Станислав Новосад – выпускник пехотного юнкерского училища. Сейчас он готовил приказ генерала Деникина для полевых авиационных отрядов. Летчикам при вылетах вменялось в обязанность брать пачки с воззваниями на русском, польском и чешском языках и сбрасывать их над населенными пунктами, биваками и колоннами неприятеля. На его столе лежали книги «Способы передачи условных знаков при оптических сигналах» и «Таблицы обмундирования австро-венгерской армии». Этому молодому человеку было свойственно страстное, порою болезненное стремление научиться всему новому, что встречалось на его жизненном пути. Еще во время учебы в училище он достиг отличных результатов по стрельбе из пистолета и винтовки, посещал офицерскую гимнастическо-фехтовальную школу и неплохо освоил руководство по английскому боксу барона Кистера.
Война предоставила ему новые возможности. Помимо освоения навыков контрразведчика, он учился у шофера отделения Снигирева водить автомобиль, делопроизводитель Пацевич натаскивал его в области стенографии, фотограф Куц – фотографическому делу, а Дашевский учил местному украинскому диалекту. В свои двадцать с половиной лет он был весьма разносторонним и физически развитым молодым человеком.
– A propos, Станислав Марьянович, – обратился к нему ротмистр Корецкий, просматривая только что полученные столичные газеты, – вам известно, что вы сейчас в роли «гнусного совратителя» нарушаете основы военной морали и этики?
– Ну что вы, Борис Зенонович, я совершаю крайне гуманное действие – призываю противника прекратить кровавое противостояние и сдаться нам на милость.
– Вы ошибаетесь, голубчик. Вот послушайте, что по этому поводу говорит наша почтенная либеральная публика в «Петроградских ведомостях»: «Совершаемое нашими врагами гнуснейшее преступление в виде разбрасывания прокламаций среди наших войск уже получило свою оценку в приказе Верховного главнокомандующего. Излюбленным способом доставки к нам недостойных обращений они избрали оставление таковых на оставленных позициях в ящиках с различными яствами и табаком. В этих прокламациях, уснащенных льстивыми выражениями, немцы прикидываются друзьями России и благожелателями русских, напоминая собой известных волков в овечьей шкуре. Но тверды наши воины в сознании своего долга, с гадливым чувством смотрят они на гнусные поступки немцев и не прельщаются уговорами преступных совратителей».
– Я думаю, аналогичную оценку и наших действий можно найти в этих газетах, – кивнул Дашевский на немецкие Reichspost и Neue Freue Press.
– Вы правы, Владимир Михайлович, – согласился ротмистр, – это, конечно, уже настоящая агитационная война. Недаром немцы скупают в Швеции целые издательства вместе с сотрудниками для своей пропаганды.
– А хотите послушать анекдот на более актуальную тему? – предложил прапорщик.
– Ну-с… – оживился Корецкий.
– Австрийский офицер упрекает свою жену: «В твоей спальне перебывали все офицеры моего гарнизона». А та отвечает: «Чего ты боишься, милый? Разве ты не знаешь, что австрийцы всегда отступают?»
Все, кроме Чухно, разразились громким смехом, характерным для армейской компании. Поручик же на мгновение оторвался от чтения, обвел офицеров непонимающим взглядом и вновь уткнулся в донесение. Там агент сообщал, что к нему обратился его старый клиент – некий инженер Шехерт, проживающий по адресу Зеленая, шестьдесят один, с просьбой составить прошение на имя коменданта города относительно выкупа у него на цели русской армии двух тысяч железных брусов для колючей проволоки. Эти брусы он якобы изготовил по заказу австрийского коменданта для львовских фортов, но не успел сдать. Потратил на них все свои наличные – три с половиной тысячи рублей и сейчас «разорен, вынужден закрыть мастерскую и тем самым утратил возможность дальнейшего заработка».
С оперативной точки зрения эта информация не содержала ничего ценного, но для Чухно она представляла немалый интерес.
«Деньги или проценты, – взвешивал он, – следует взять с Шехерта за улаживание его дела в комендатуре? А может, забрать у него брусы под видом конфискации и сбыть через подставных лиц?»
По прежней работе в полиции поручик имел богатый опыт по таким делам. Во Львове же встречалось немало особенностей, которые приходилось с трудом осваивать.
«Пожалуй, будет спокойнее получить от Шехерта просто деньги за то, что тот не будет арестован за сокрытие стратегического товара и содействие врагу», – принял он окончательное решение.
Вскоре офицеры отделения были приглашены в кабинет начальника, где подполковник Кирьянов поставил их в известность о том, что капитану Белинскому под видом австрийского подданного предстоит выполнять ответственное задание командования и офицерам отделения следует оказывать ему всяческое содействие. При этом заметил, что при случайных встречах с ним в городе ни в коем случае не проявлять признаков знакомства.
– Теперь о неприятном, – нахмурив брови, продолжал подполковник. – Губернатор направил очередную жалобу в ставку командующего на действия офицеров армейских контрразведок во Львове. На этот раз, слава богу, отличились не мы, а чины Одиннадцатой армии, которые не поставили в известность губернатора и комендатуру города о проведении арестов, обысков и принудительного найма чиновников для своих служб. Теперь следует ждать соответствующего распоряжения. Я прошу учесть это в вашей дальнейшей работе.
– Позвольте, господин подполковник? – обратился Дашевский. – Почему бы губернатору не обратить внимания на работу чинов его собственного Особого отдела? Все мы знаем, как они ведут сыск, который сводится к полицейским облавам и обыскам по донесениям агентуры с последующей депортацией подозреваемых. Никакой продуманной и умной работы по вскрытию шпионских сетей во Львове. Шпионов же в городе, по нашим данным, предостаточно.
– Владимир Михайлович, – с многозначительной улыбкой вставил Корецкий, – неужели для вас секрет, как подбираются кадры губернаторских служб? Заниматься поимкой шпионов там определенно некому. Кругом адъютанты и помощники с баронскими и княжескими титулами…
– Господа, господа, – нетерпеливо прервал их Ширмо-Щербинский, – господин подполковник собрал нас здесь не для критики штаба генерал-губернатора. Дело совсем в другом. Вы знаете, насколько непросты отношения Брусилова с графом, и наша задача не ставить командующего в неловкое положение из-за наших возможных нарушений установленного порядка.
Совещание вскоре закончилось, и шоферу Снигиреву было поручено проехаться с Белинским по городу и ознакомить его с местами предстоящих перемещений.
