Александр Артищев - Гибель Византии
Вновь, как и полвека назад, турецкая армия и венгерское ополчение сошлись на печально знаменитом Косовом поле. Венгры сражались отважно, но османские войска, значительно превосходящие их по численности, неудержимо наступали. Сражение, как и прежде, закончилось победой турок, истребивших почти всё войско противника. Не имеющая более сил для борьбы, Венгрия пала, попав под жестокий гнёт османского владычества, а напуганная поражением своей бывшей союзницы Сербия капитулировала, даже не пытаясь дать отпора. Была поглощена также и Албания, лишь в горных областях этой маленькой страны не утихала упорная борьба с завоевателями: непримиримый враг турок князь Скандербек в течении ещё многих лет отбивал попытки чужеземцев подмять под себя свободолюбивый народ.
И только Византия — единственное государство ближнего Присредиземноморья — оставалась препятствием к установлению султанатом своего единоличного владычества над этой обширной территорией.
Разгром Венгерского королевства тяжело подействовал на престарелого Иоанна VIII. Он впал в глубокую депрессию, отчаявшись спасти Византию. И в том же месяце тихо скончался, не оставив после себя наследника. На опустевший трон взошел морейский деспот Константин из императорского рода Палеологов, тот самый непокорный князь, стремящийся к объединению всех греческих земель под эгидой Византии и возрождению былого могущества Восточной империи. Как ни странно, но Мурад II не препятствовал решению синклита, выбравшего себе нового василевса. Феофану стала известна фраза, произнесённая султаном, когда тот услышал это имя в числе прочих имен претендентов:
— Деспот Константин? Пожалуй, этот морейский князёк будет достаточно безвреден — он в полной мере испытал силу моего гнева и во всем будет покорен воле Аллаха!
Султан не зря опасался другого, более опасного конкурента: король Арагона и Неаполя Альфонс V, один из самых могущественных государей Присредиземноморья, открыто лелеял мечту о воссоздании Латинской империи, в чём немало были заинтересованы западные державы. За ним стояла реальная сила: договора о союзе и родственные связи со многими королевскими домами Европы. Это могло серьёзно подорвать престиж Османского султаната, свести на нет его последние военные победы.
Но и византийская знать отвергла притязания чужака: её не устраивал сильный и жёсткий правитель, не считающийся ни с чем, кроме собственных притязаний. Который рассматривал Византию лишь как удобный форпост для новых завоеваний. Это могло означать как бы новый захват государства чужеземцами, подобный тому, какой имел место два с половиной столетия назад.
День 6 января 1439 года дал Империи нового василевса, взошедшего на престол под именем Константина XI Палеолога. На торжественной коронации присутствовала вся византийская знать, и население Константинополя радостно приветствовало своего нового правителя.
Император Константин, променявший жизнь полувассального князя на полный опасностей и тревог константинопольский трон, был человеком неистощимого мужества и энергии. Не каждый понимал, что двигало им, скорее воином, чем дальновидным политиком, когда он с первых дней своего правления сосредоточил все силы для военного отпора турецким завоевателям.
— Этого безумца соблазнил потускневший блеск имперской короны, — говорили одни.
— Он из породы мечтателей, если собирается восстановить хотя бы часть былой силы Византии, — вторили им другие, красноречиво пожимая плечами.
— Нет, он последний монарх среди сонма османских прихлебателей и пораженцев, — горячо возражали третьи. — Именно такой царь и нужен нам сейчас!
Но все сходились на том, что последнее вольное государство, маленьким островком сохранившееся среди бурлящей, свирепой борьбы за власть и выживание, недолго останется в стороне от близкой опасности. Это было достаточно очевидно, и многим в те тягостные дни вспоминались слова древнего пророчества судьбы столицы: «Константином воздвигся, с Константином и падёшь!»
Так, за три года до подступающей катастрофы, Константин XI стал последним правителем агонизирующей империи.
Негромкий стук в дверь прервал невеселые размышления Феофана. Он медленно повернул голову и вопросительно взглянул на вошедшего человека.
— В чём дело, сын мой? — мягко спросил старик.
Его глаза ласково сощурились, опутываясь сетью мелких морщин, из-за чего лицо стало похожим на печённое яблоко.
— Я вижу, ты чем-то встревожен?
— Да, мастер, и это не пустая тревога, — Алексий несколько раз прошёлся вдоль кабинета, затем опустился на краешек кресла перед дипломатом.
— Плохие вести, мастер.
— Я слушаю, сын мой, — испещрённые синими прожилками руки вновь сцепились пальцами и медленно опустились на красно-золотистую парчу халата.
— Турецкие отряды открыто пересекли границу и спровоцировали столкновение вблизи от города Эпиват. Наконец-то у султана появился повод нанести удар по Византии.
— Расскажи всё по порядку, — веки старого дипломата дрогнули, прикрывая глаза.
— Османские кочевники перегнали стада на земли ромеев и отказались их уводить, осыпая насмешками и угрозами возмущённых жителей. Селяне не потерпели на своих полях прожорливых животных и их вызывающе держащихся хозяев и прогнали палками и тех, и других со своих участков. На следующий день два конных отряда, которые, впрочем, не являлись частями армии султана, с двух сторон ворвались в село и дотла сожгли его. Обитатели соседних деревень им устроили засаду и на обратном пути грабители были основательно потрёпаны: лишь трети от их общего числа удалось вырваться живыми. Селяне, зная мстительный характер своих турецких соседей, запросили помощи у гарнизона города Эпиват. Спустя два дня полк пеших сипахов в сопровождении конного отряда, общим числом около восьмисот сабель, перейдя границу в том же месте, столкнулся с высланным навстречу отрядом солдат. В открытом бою, поддержанные местными жителями, наши воины опрокинули врага и, обратив в бегство, преследовали до самой границы. Конница ускакала раньше, а вот из полка сипахов мало кто спасся.
Алексий сделал паузу, затем продолжил:
— Далее, во избежание новых атак, жители Эпивата послали уведомление зачинщику организованного налета Исфендиар-бею, в котором объявляли всех проживающих в городе турок заложниками и при следующем нападении грозили предать их смерти.
— Едва ли это остановит Исфендиар-бея, если он вздумает вновь поквитаться с обидчиками, — заметил Феофан, — Решимость горожан заслуживает похвалы, хотя подобное и следовало ожидать — не так уж много у них осталось, чтобы боятся это утратить. И потому они готовы стоять до конца. А что касается намерений турок…. Ты был на приёме у султана. Расскажи мне еще раз, какое впечатление произвел на тебя этот юноша.
— Этот низкорослый кривоногий подросток, важно восседающий в окружении своих сановников, показался мне воплощением зла, мастер. Упрямство и недобрый ум в глазах, звенящая злоба в голосе. Лицо, и без того некрасивое, кривилось высокомерной усмешкой. Лишь слепой бы не заметил, что власть приносит ему чувственное наслаждение, а собственная свирепость и чужие страдания возвышают его в своих глазах. Это настоящее чудовище, мастер. Я был бы счастлив расправиться с ним, в куски изрубить это порождение преисподни. Но мои ножны были пусты, а стража следила за каждым движением.
— Всё верно, — задумчиво проговорил Феофан, медленно кивая головой в такт своим словам, — я именно так и представлял себе его. Жестокий и властный, не обделённый умом, упорный в своих мечтах и стремлениях, неистовый в желании подчинять себе всё и вся, этот юноша далеко пойдет, если его вовремя не остановить. А сделать это будет весьма непросто.
Он надолго погрузился в раздумье.
"Непросто? «- в душе Алексия скребли кошки.
Ведь можно было хотя бы попытаться? Спокойная, но маловразумительная речь, плавные и непонятные телодвижения — всё бы это сбило с толку стражу и помогло бы сократить расстояние. И тогда — быстрый бросок, взмах и удар в голову, в висок, удар кулаком в тяжёлой латной рукавице. Алексий украдкой взглянул на лежащие на коленях кисти своих рук. Пальцы на них судорожно, до крови, впились ногтями в ладони. Он вздохнул и медленно разжал их. Удар, всего лишь один удар! Этого было бы достаточно.
«Почему? Почему ты не позволил мне сделать это?» — молча вопрошал он, глядя на своего наставника.
Но вслух произнёс другое:
— Как следует поступить сейчас, мастер? Отправиться ли с полученным известием к императору?
— Пока в том нет нужды, — ответил Феофан. — О происшедшем василевсу доложат и без нашего участия. Опасность со стороны османского правителя пока еще далека — третьего дня он отправился во главе своего войска на усмирение мятежного бея Карамана. И до тех пор, пока он не принудит своего вассала к полному покорству, у Империи будет время для лучшей подготовки к защите.
