Виктор Поротников - Фемистокл
В конце концов Аристиду надоели частые гости в доме, его начали утомлять и раздражать рассуждения о несовершенстве афинского законодательства, о произволе толпы и бессилии Ареопага. Звучавшее в речах эретрийцев сочувствие и вовсе выводило Аристида из себя. Ему хотелось тишины и покоя, чтобы привести в порядок мысли, разобраться в самом себе и наметить новую цель в жизни. Вместо этого друзья и родственники Эсхина изо дня в день донимали изгнанника разговорами: мол, несмотря ни на что, эретрийцы по-прежнему считают Аристида лучшим из афинян и рады его присутствию.
Улили, что Эсхин имеет загородный дом, Аристид упросил своего ксена отдать этот дом его семье на летние месяцы. Якобы у себя на родине жаркую летнюю пору афиняне обычно пережидают на своей сельской усадьбе. Эсхин не стал возражать. Он предоставил Аристиду повозку и мулов для переезда за город.
Селение Амаринф лежало в семи стадиях от Эретрии. Здесь находилось святилище Артемиды[62] Амаринфской. Сюда каждый год в конце лета направлялась из Эретрии торжественная процессия. Здесь происходили ежегодные состязания атлетов и певцов в честь Артемиды, покровительницы здешнего лесистого края.
Амаринф хоть и считался селением, но более походил на маленький городок, застроенный большими добротными домами из белого камня. Почти к каждому дому примыкал небольшой парк, где росли липы, каштаны, кипарисы, а также фруктовые деревья. Улочки, кривые и тенистые, были вымощены обломками мраморных плит. Здесь было несколько мастерских по обработке камня, все отходы из которых местные камнерезы пускали на благоустройство Амаринфа. Даже сточные канавы были выложены белым мрамором и известняком.
Аристиду очень понравилось на новом месте. Здесь было тихо и спокойно, в отличие от шумной многолюдной Эретрии. В Амаринфе имели загородные усадьбы многие неместные аристократы.
Персы не тронули Амаринф по той простой причине, что здесь располагался станом их отборный отряд. Эретрийцы же решили, что это богиня Артемида избавила Амаринф от разорения.
Дом Эсхина имел два этажа. К дому примыкал парк с прудом, а также конюшня и различные кладовые. В отсутствие Эсхина за усадьбой приглядывал вольноотпущенник Зоил, который жил здесь безвыездно вместе с женой и дочерью.
Каждое утро спозаранку Аристид отправлялся на прогулку по окрестностям Амаринфа. В каждом склоне холма, в каждом повороте дороги, в каждой роще он невольно старался отыскать сходство с милыми его сердцу аттическими пейзажами. Природная любознательность заставляла Аристида вступать в беседу с первым встречным, будь он зажиточный селянин или простой подёнщик. Но более всего Аристид любил беседовать с людьми, которые по роду своей деятельности переезжали с места на место. От них он узнавал, что происходит в материковой Элладе и на островах Эгеиды. Особенно жадно ловил Аристид слухи из Афин. Разговорившись в таверне или на улице с каким-нибудь моряком или торговцем, побывавшим в Аттике, Аристид возвращался домой в приподнятом настроении. Он тут же делился услышанным с женой, зная, что и она тоскует по родине.
Вскоре жители Амаринфа и близлежащих деревушек уже узнали афинского изгнанника в лицо, многие знали его и по имени. Неизменная доброжелательность Аристида располагала людей, многие предлагали ему дары своей земли либо оказывали различные услуги, не беря за это плату. Маленькие дочери Аристида каждое утро с нетерпением ожидали отца с прогулки, зная, что он часто возвращается домой не с пустыми руками. Иногда Аристид приносил дочерям горсть фиников или изюму, иногда несколько спелых яблок или полную шляпу орехов. Однажды он принёс кувшин козьего молока, чем одновременно порадовал и посмешил супругу.
- Ну вот, мой дорогой, - смеясь, промолвила Харикло, ты из оратора наконец-то превратился и кормильца для своей семьи. Изгнание определённо пошло тебе на пользу.
Живя в Афинах, Харикло привыкла к тому, что муж почти не обращает внимания на неё и детей. Бывало, что она не знала, чем накормить дочерей, поскольку в доме совсем не было денег, а брать в долг Аристид считал постыдным. В таких случаях Харикло выручали её родственники. Но сытная жизнь в изгнании не радовала Харикло: она, как и Аристид, жила воспоминаниями об Афинах.
Перед тем как проводить Аристида в Амаринф, Эсхин вручил ему кошель с деньгами, сказав, что это дар властей Эретрии за то, что афинянин отправился и изгнание именно в их город. Аристид отдал туго набитый драхмами кошель супруге, которая единолично распоряжалась всеми денежными средствами с того дня, как семья покинула афинскую землю. Харикло пересчитала полученные от эретрийских пританов деньги - в кошеле оказалось три мины серебра. Это было настоящее богатство, если учесть, что из Афин Харикло уехала всего с несколькими драхмами, полученными от отца на пристани в Фалере.
Благородный Эсхин не брал плату за съем жилья, поэтому Харикло тратила деньги в основном на пропитание и на покупку нарядов подрастающим дочерям.
Двоюродный брат Аристида Пасикл обещал каждый месяц присылать с верным человеком немного денег, получаемых из совокупного дохода с земельного участка и арендной платы за дом в Афинах. Худшие опасения Харикло очень скоро подтвердились: Пасикл присылал деньги крайне нерегулярно и в мизерном количестве. Если бы не щедрость властей Эретрии, семье Аристида в изгнании грозило бы полнейшее безденежье. Отец Харикло, обещавший дочери время от времени ссужать её деньгами через знакомого купца, тоже не отличался щедростью и пунктуальностью.
Харикло хоть и негодовала на отца за скупость, однако старалась не выказывать своего недовольства при встречах с его поверенным, чтобы не лишиться и этих скупых подачек. С одной стороны, она понимала, что отцом движет сильнейшее разочарование Аристидом. С другой - Харикло выводила из себя отцовская бесчувственность по отношению к её дочерям: дело в том, что дед ждал внуков, но не дождался.
Глава четвёртая. КАНАЛ КСЕРКСА
Панэтий был из тех афинских аристократов, которые в узком кругу местной родовой знати воспринимались как чужаки, осевшие в Аттике по милости тирана Писистрата. Последний опирался ради сохранения своей власти именно на таких людей. При Писистрате и его сыновьях в Афины был открыт доступ людям предприимчивым и с достатком, все они получали гражданство при условии, что часть своих денег потратят на благоустройство страны. Писистрат и его сыновья закрывали глаза на то, что многие из новоявленных афинян обрели своё богатство нечестным путём: одни бежали из прежнего отечества, опасаясь судебного преследования, другие попросту были изгнаны за кровавые злодеяния.
Дед Панэтия был родом с острова Самос. В своё время он прославился как один из самых дерзких и удачливых морских разбойников. Однажды ему посчастливилось ограбить судно хиосцев, которое везло в Дельфы много золотых и серебряных изделий в дар Аполлону[63]. После этого случая удачливый пират, которого, кстати, тоже звали Панэтием, решил переселиться в Афины. Писистрат не только предоставил Панэтию Старшему права гражданства, но и укрыл его от гнева хиосцев. Бывший морской разбойник взял в жены афинянку из небогатой семьи, и когда у него родился сын, то назвал его Гиппократом в честь отца Писистрата.
Панэтий старший, живя в Афинах, до конца своих дней занимался строительством кораблей, в которых знал толк. Его сын Гиппократ строительство торговых судов стал совмещать с работорговлей. У него имелось несколько вместительных кораблей, которые каждое лето ходили к берегам Иллирии и к Фракийскому Херсонесу: там всегда можно было приобрести по сходной цене сильных рабов. Большую часть приобретённых невольников предприимчивый Гиппократ отдавал в аренду на государственные Лаврийские рудники, получая за это определённый процент из добываемого серебра. Остальных рабов он продавал на рынке Афин.
Гиппократ глубоко почитал своего отца, который оставил ему неслыханное по тем временам богатство в пятьдесят талантов серебром. Вот почему своему первенцу Гиппократ дал имя Панэтий.
Исконная афинская аристократия какое-то время сторонилась пригретых Писистратом чужеземцев, которые не отличались благовоспитанностью и не имели родовых святилищ в черте города. Однако с течением времени чужаки освоили местный аттический диалект и обрели родственные связи в среде коренных афинян, а некоторые даже показали себя отважными защитниками своего нового отечества. Всё это сгладило многие углы и противоречия в гражданском коллективе Афин. Тем более что после падения тирании Писистратидов постоянная угроза внешних вторжений вынуждала афинян откладывать внутренние склоки до лучших времён.
