Наталья Павлищева - Дочь Роксоланы. Наследие любви
И осадил сам себя: тебе-то какое дело?
Рустем не заметил, как за ним внимательно наблюдает султанша. Хуррем усмехнулась: да, эти всплески возмущения не зря…
Вечером она осторожно сказала мужу:
– Сулейман, мне кажется, что эти двое неравнодушны друг к другу.
– Кто?
– Михримах и Рустем-паша.
Праздники бывают разные
В Стамбуле праздник, на душе у Баязида праздник, и ему дела нет, что у Джихангира тоже праздник. Повелитель празднует обрезание младших сыновей – шехзаде Баязида и Джихангира. Они разного возраста: Баязиду четырнадцать, а Джихангиру восемь.
Баязид долго ждал, Стамбул долго ждал. Предыдущий подобный праздник был, когда обрезание устраивали сразу трем сыновьям султана – шехзаде Мустафе, Мехмеду и Селиму. Ох, давно это было – десять лет назад.
Словно пытаясь искупить невидимую вину перед сыном, Сулейман приказал приготовить такой пир, какого Стамбул еще не видел.
Приготовили… Но для Баязида и пир не пир. Рослый, крепкий с пробивающимися на верхней губе усиками, он совсем не выглядел мальчиком, которому пора взрослеть. Обидно в таком возрасте проходить процедуру, которую детьми проходят, но с султаном не поспоришь…
Перед Повелителем лежала роспись продуктов, которые заготовили для пира. Сулейман лениво пробегал записи глазами. Какая разница, сколько потрачено; главное, чтобы праздник удался. Немного подумав, распорядился отнести Хуррем Султан, пусть она порадуется.
Втайне знал другое: султанша попросту все пересчитает, от нее лишней горошины не утаишь. Удивительно, в чем так щедрая, как на больницу или столовую продукты для бедных выделять, так она готова султанскую кухню очистить, а как для визирей, так «пусть воду пьют, и обеда из двух блюд хватит». Беднякам в столовой из четырех блюд и с мясом, а визирям Дивана постная еда попроще.
Роксолана объясняла так:
– Паши домой вернутся и пир себе устроят, их животы все равно набиты до сна будут. Хватит, небось, еды и дома. А бедняк что здесь съест, то и его до завтра.
Но на праздники султанша денег и продуктов не жалела, опять-таки потому что помимо пашей и чиновников самый разный люд накормлен будет. Потому роспись необходимого Сулейман ей отправлял спокойно.
Роксолана списку удивилась, но принялась читать…
«11 582 кг топленого масла; 48 025 кг сахара, 7910 кг меда…»
Понятно, это кондитеры для сладкоежек будут стараться. В Стамбуле сладостей столько, что если все перепробовать в течение года, то, пожалуй, губы слипнутся навсегда. Сахар и мед без счета…
«2825 кг красного винограда; 565 кг сливы; 565 кг зердали; 847 кг миндаля; 1865 кг крахмала, 25,6 кг шафрана; 38,4 кг черного перца; 103 кг репчатого лука, 1440 кг нохута; 282 кг абрикосов; 226 кг гранатового уксуса…»
Приправы ее интересовали мало, это повара знают, сколько перца добавлять в то или иное блюдо. Перчат сильно, у Роксоланы уже внутри побаливало.
Вот интересное…
«2600 баранов, 900 овец; 11 000 курей; 900 гусей, 40 голов крупного рогатого скота, 650 уток, 200 голубей, и 18 000 штук яиц».
Невозможно представить себе эти отары и клетки с гогочущими гусями, кудахчущими курами и беспокойными утками. Но повара знают свое дело, вся птица будет ощипана за пределами города, на его окраине, скот забит там же; на кухни, спешно выстроенные ради праздника, привезут все выпотрошенное и частично разделанное. То-то бродячим псам радость…
Посмотрела список блюд. Чего там только не было!
Да, такой праздник запомнится надолго. Обрезание – очень важный день для любого мусульманина, Баязид давно ждал его. Надо подумать о подарках для шехзаде.
Стамбул прожорлив, как тысяча городов; чтобы его просто накормить, корабли безостановочно подвозят продовольствие, лодки снуют по Золотому Рогу, едва не толкаясь бортами, перетаскивая на берег привезенное, потому что всем не пристать к пристаням, так много этих судов. Гомон в порту не стихает ни днем, ни ночью, как и на скотобойнях, мучных складах, рынках, пекарнях и прочих местах. Чтобы днем Стамбул мог есть и пить, ночью все это должно быть приготовлено.
И это в обычный день, а что же когда большой праздник?
А где его проводить? В Стамбуле и нет свободной площади, чтобы такое устроить. Раньше был дворец на ипподроме и площадь перед ним, именно там проходил предыдущий праздник обрезания шехзаде. Но еще не забыт прежний хозяин дворца Ибрагим-паша, совсем недавно умерла его вдова султанская сестра Хатидже, которую Сулейман любил не меньше своего казненного друга Ибрагима. Ипподром теперь – печальное место.
Где же?
И вдруг нежданное решение Повелителя: в Эдирне! Там большущий дворец, просторно, есть где развернуться. Султану нет дело до того, что тысячам человек придется ехать в Эдирне, что все эти отары нужно перегонять туда же, тащить горы продуктов, которые привозят прямо в Золотой Рог, что так много людей в Эдирне негде разместить, не все же будут жить во дворце. Султану нет до этого дела.
Срок определен – середина ноября, и место тоже. Готовьтесь! Если не получится, как желает Тень Аллаха на Земле, тем хуже для тех, по чьей вине не получилось.
Сотни рабов, двуногих и четырехногих, немедленно впряглись в постромки возов, взвалили корзины на спины лошадей и мулов, нагрузили верблюдов и двинулись в далекий путь. Впереди мчались чавуши – привратники, чтобы на месте посмотреть чего не хватает и можно не везти так далеко.
Собирались и выезжали семьями, особенно те, у кого не было загородных дворцов и домов в Эдирне или рядом; таким предстояло загодя найти место для пребывания или хотя бы ночлега. В Эдирне не поехал шехзаде Мустафа, отговорившись делами в Манисе. Не поехала Хуррем Султан, которая болела, поехали не все паши… Но Повелителя это мало заботило. Он пожелал устроить обрезание младших детей в прежней столице империи, а возможно, самим присутствием там показать королю Фердинанду, что вовсе не считает эту территорию окраиной, и уже одним этим пощекотать нервы соседям.
Михримах и Эсмехан поехали. Все было настолько суматошно, что они даже забыли о произошедшем в Стамбуле, а Михримах решила за это время познакомить Мехмеда и Эсмехан поближе, надеясь, что между ними вспыхнет страсть.
Если Михримах что-то задумала, то лучше это выполнять, потому что все равно своего добьется. Эсмехан отправилась с подругой в Эдирне, впрочем, не одна она, ее мать Шах Султан, как и многие жены пашей, тоже поехала.
Опытный главный евнух Роксоланы Аббас-ага заранее отправил слуг, чтобы подготовили все во дворце Эдирне, несколько возов со всякой всячиной из гарема ушли первыми, а потому добрались до старой столицы легко. Следующие за ними размешивали грязь на дорогах с каждым днем все сильней. Султан забыл, что это не военный поход, когда передвижение в основном верхом, но не возвращать же все обратно в Стамбул.
Да Сулейман и не ведал об этих трудностях, они его не касались. Сказано: праздник пройдет в Эдирне в середине ноября, значит, пройдет, а как доберутся гости – их дело.
Добрались все, просто не рискнули не добраться.
Султан тоже выехал раньше, решив сначала поохотиться в окрестностях, в Эдирне всегда была хорошая охота. Михримах напросилась ехать с отцом верхом и в мужском платье. Эсмехан она уже отправила туда вместе с первыми обозами, понимая, что девушка не выдержит дальнего переезда верхом, а если и выдержит, то в Эдирне будет мало на что годна.
По задумке принцессы, свеженькая и хорошенькая Эсмехан должна встретить измученного дорогой Мехмеда в имении и произвести впечатление именно своей свежестью. Сама Михримах и впрямь ехала в мужском обществе, что породило слухи, что принцесса ходит с отцом в военные походы. Видеть султаншу восседающей на красивой лошади не боком, как все женщины, кто держится в седле, а прямо, одетой в мужское платье, но с яшмаком на лице, было странно, но красивая всадница (кто видел ее красоту под накидкой?) на красивой лошади производили впечатление.
Рустем просто поссорился с Михримах, запрещая ей ехать на Юлдуз.
– Вы же твердили, что текинцы очень выносливы, паша?! И почему шехзаде можно ехать на своих лошадях, а мне нет?
Рустема не смутил бешеный блеск зеленых глаз, он усмехнулся.
– Вы сами ответили на свой вопрос, султанша. Если бы не гоняли Юлдуз тогда, когда ее нужно было поберечь после лечения, то сейчас сидели бы в ее седле. Хотите загубить лошадь?
Не происходи спор при султане, Михримах и слушать бы не стала, но тут пришлось уступить.
– Но на чем же мне ехать? Трястись в карете или взгромоздиться на верблюда?
– Это было неплохо, с высоты верблюжьей спины вам вполне удобно плевать на остальных! – фыркнул паша, не заметив, как старательно прячет в бороду свою улыбку Сулейман. – Я подберу вам коня, а вашу Юлдуз переведут в Эдирне без вас.
– Я сама переведу, – изумилась его командному тону Михримах, – в поводу пойдет.
