Страна Печалия - Софронов Вячеслав
Обрадованная Маринка быстро собралась и юркнула в сени. Все замерли, прислушиваясь, не раздадутся ли голоса нападающих, если они увидят сбежавшую девушку. Но те совещались меж собой, не догадываясь, что кто-то может выбраться наружу из дома.
—
Надо дверь чем-то укрепить, чтоб сходу не вышибли, — предложил Тихон и притащил лавку, уперев ее одним концом в дверной проем, а другой прижал к основанию печи.
Едва он успел это сделать, как снаружи раздался сильный удар в дверь. Та подпрыгнула на петлях, но не поддалась.
—
Надо еще чем-то укреплять! — закричал Тихон и стал стаскивать всяческую утварь, заваливая дверь.
Сделав несколько пробных ударов и поняв, что так им дверь не выбить, осаждающие прекратили свои попытки и отошли вглубь двора. О чем они там говорили, было неслышно, но через какое-то время снаружи раздался зычный голос:
—
Если добром не откроете, избу подожжем, и всем вам карачун придет, сами как миленькие наружу полезете. А так, нам одного попа надобно, остальных не тронем. Пусть выходит, пока мы добрые.
Марковна не выдержала и истошно закричала:
—
Что ж вы, изверги, делаете, дети же у нас! И чем он вам не угодил, что вы на него так взъелись?
—
Об этом, тетка, ты своего батьку спроси, пусть сам все расскажет, а нам его подлые деяния и без того известны! — злобно крикнул в ответ Захарка Михайлов.
—
Да как вы смеете про батюшку такое сказывать? — не унималась Марковна. — Он в Божьем храме служит, пытается вас, неразумных, уму-разуму сподобить. Управы на вас нет…
—
Кричи не кричи, а будет по-нашему, — отвечал ей уже другой голос. — Мы от своего не отступимся, выкурим его, как барсука из норы. — После чего раздался дружный хохот.
—
Ну, чего вы там, надумали открывать или ждете, когда мы вам огненную баню устроим? — вновь подал голос Захарка.
—
Может, мне и впрямь лучше выйти, — ни к кому не обращаясь, проговорил Аввакум. Но Марковна повисла у него на шее и громко запричитала:
—
Одного я тебя никуда не пущу, даже не думай. Как вместе жили, так вместе и сгинем, коль то Богу удобно.
—
О детишках подумай…
Аввакум отстранил ее от себя и попытался освободить дверь, чтоб выйти наружу. Но тут уже Тихон встал у него на пути и свистящим шепотом сказал ему в самое ухо:
—
Правильно тетка Анастасия говорит, негоже вам, батюшка, к ним в руки самому идти. Может, побоятся дом запалить, тогда ведь, глядишь, и соседи прибегут на выручку…
—
Жди, прибегут они, — плача, отвечала ему Марковна. — Не таковский здесь народ, чтоб за других заступаться. Даже если и прибегут, то поглазеть, как мы гореть станем, а помощи от них вряд ли дождешься, да и душегубы эти близехонько их не подпустят.
—
Тогда мы вместе пойдем, — вновь взялся за свой кинжал Тихон. — Одного-другого уложу, а другие сами разбегутся.
—
Гляди, как бы тебя первым не уложили, — фыркнул на него Аввакум. — Им не впервой человеческие жизни губить, а ты зеленый еще, вон, материнское молоко на губах не обсохло. Многих, скажи мне, убить пытался, и что с того вышло?
Тихон смущенно потупился, пожевал губами, вздохнул и тихо ответил:
—
Да нет, не было еще такого, а теперь, видать, придется.
Марковна вытерла слезы и обратилась к обоим:
—
Надо время тянуть, унять их чем-то, пужнуть, мол, скоро подмога поспеет. Вы стойте здесь, а я через оконце с ними побалакаю.
Не тратя времени, она подошла к открытому оконцу и крикнула:
—
Эй, вы там, вояки, с кем воевать-то собрались, с батюшкой да с матушкой его, да с детьми малыми? Или вы не из православных будете? Все, что ли, бусурмане подобрались? Поди, крест на груди каждый носит, подумайте, как перед Господом предстанете, да он спросит с вас. Чего отвечать-то станете?
В ответ ей опять раздался дружный хохот, и чей-то сиплый голос зло крикнул:
—
А мы покаемся перед нашим батюшкой, он нам грехи и отпустит. Не по своей воле мы сюда заявились, а начальством нашим посланы, вот пущай они перед Господом Богом и ответ держат. А наше дело маленькое: попа взять, да свести куда следует.
—
Точно креста на вас нет! А своя башка у вас на что? Неужто не понимаете, чем это ему грозит? — пыталась вразумить их Марковна. Но все ее попытки успеха не имели, и все тот же Захарка ответил:
—
Если мы указания начальственные не исполним, то, глядишь, и нам не поздоровится. Ты, тетка, нам зубы не заговаривай, а лучше отправляй мужика своего долгогривого во двор, а потом спать ложись, да помолись перед этим, может, и отпустят его…
—
Ага, отпустят, да еще и гостинец дадут весом в пуд, чтоб со дна не всплыл, зато будешь знать, где искать! — зло прокричал кто-то из других, невидимых ей, мужиков.
Аввакум не знал, как поступить, и бегал от двери к оконцу, пытаясь рассмотреть в темноте, чем заняты налетчики, то кидался натягивать сапоги, но Марковна не давала ему это сделать. Дети тихонько плакали на печи, напуганные всем происходящим, и лишь Тихон, не выпуская из рук кинжал, продолжал стоять возле дверей в случае, если опять начнется штурм.
Наконец, нападающие, решив, что Аввакум сам к ним не явится, притащили откуда-то солому и начали ее поджигать. Дым тут же затянуло в оконце, его вновь закрыли, понимая, что надолго это не спасет… И тогда Аввакум встал на колени перед иконами и начал громко молиться, призывая Божьих заступников прийти к ним на помощь. Меж тем пламя разгоралось, послышался треск бревен, дым пошел в избу, Марковна громко взвыла, бросилась укрывать детей овчинами, поняв, что спасение вряд ли скоро подоспеет, в то время как Аввакум продолжал, не обращая внимания на дым, громко и отчетливо произносить каждое слово, прося помощи у сил небесных.
И вдруг с улицы послышались громкие мужские голоса, а потом раздался звон стали, чьи-то крики, ругань. Потом раздались шаги возле угла горящего дома, и кто-то стал затаптывать разгоревшуюся кучу соломы. Вдруг все стихло, раздался скрип саней, лошадиный всхрап, и незнакомый голос громко закричал:
—
Эй, хозяева, живы, нет ли, выходите к нам, не бойтесь ничего, разбойники те бежали без оглядки.
Тимофей быстро разобрал заваленную дверь и распахнул ее, после чего, все, громко кашляя, кинулись наружу, где, глотнув свежего воздуха, с удивлением увидели двух тех самых казаков с саблями в руках, что собирались ночевать у Устиньи.
—
Благослови нас, батюшка, — подошел сперва один, а потом другой к Аввакуму. Тот их перекрестил, и к ним тут же кинулась Марковна, держащая за руки детей, опустилась на колени, принялась благодарить:
—
Спасибо вам, люди добрые, что спасли от смерти неминучей. Без вас нам бы и в живых не бывать. Спаси вас Господи!
—
Ничего, поживете еще, ваш век долог, — проговорил один из них. — Ваше счастье, что мы вышли коней проведать, глянули, а тут такое творится, вот и прибежали…
—
Эти воры на нас с дубинами было кинулись, — стал объяснять второй. — Так мы их саблями тихонько рубанули, чтоб не махали чем не надо, они и в бега сразу ударились.
—
Чем не
угодили
им так, что они решились вас вместе с детишками со свету свести? — спросил первый. — Или задолжали чего? Эти тати ночные совсем ничего не боятся, и на добрых людей при всем честном народе кидаться начали.
Аввакум, пришедший в себя, протер глаза, которые до сих пор щипало от едкого дыма, и со вздохом отвечал:
—
То мой грех, местному начальству не угодил. Они уж вторую ночь сповадились в дом к нам ломиться. Вчера сбежал от них, а сегодня не успел чуток… — отвечал Аввакум.
—
Это зачем так-то? — удивился один из казаков.
—
Хотят меня в полон взять, да в прорубь на реке засунуть, отправить рыб кормить.
—
Видать, батюшка, крепко вы досадили тому человечку, коль он так на вас взъелся. Теперь, как нам думается, он вас точнехонько в покое не отставит… Что делать-то станете? Как дальше оборону держать?
