Вельяминовы. За горизонт. Книга 2 (СИ) - Шульман Нелли

– Перейдем от теории к практике, коллеги… – в последние месяцы Давид заинтересовался экспериментальными операциями в психиатрии. До войны он несколько раз присутствовал на лоботомиях, однако в ходе практической деятельности, как он называл, даже наедине с собой, работу в немецких госпиталях, ему не удавалось заняться предметом вплотную. Создатель операции, профессор Мониш, десять лет назад получил Нобелевскую премию по медицине. Давид взялся за мел:

– Обратите внимание, коллеги, что в конце войны профессор Фримен, из США, разработал метод трансорбитальной лоботомии, при котором не требуется сверлить череп. Я познакомлю вас с ходом оперативного вмешательства… – он набрасывал схему быстрыми, уверенными движениями, – а в папках вы найдете выдержку из истории болезни пациента 880…

Давид стоял спиной к залу, коллеги не могли заметить его улыбку. Положение дел представлялось ему чрезвычайно забавным, однако другие врачи, разумеется, ничего не знали, и не могли узнать:

– Черт с ним, с 880… – он писал четким почерком, – здесь понятия не имеют, кто он такой, однако ее видели, она часто навещала остров… – вторая пациентка Давида содержалась в наглухо закрытой палате, куда никому, кроме него, хода не было. Повернувшись, он оглядел аудиторию. Перед лекцией он едва успел поздороваться с новой аспиранткой. Фотографии и документальная съемка, по мнению Давида, не отдавали должного девушке:

– Метиски лучший выбор, – хмыкнул он, – в Конго девицы смешанных кровей отличались редкой красотой. Светлана Алишеровна бьет казашку Сабуро-сана по всем статьям. Ноги у нее прямые, что редкость у кочевых народов. И она высокая, что тоже здесь встречается нечасто… – черные, как уголь волосы, падали на стройную спину, большие, светлые европейские глаза сияли. Она часто дышала:

– Профессор Мендес, это огромная честь для меня… – девушка смутилась, – я благодарна Академии Наук и лично товарищу Котову… – аспирантка огляделась:

– Он разве не будет присутствовать на лекции… – Давид благодушно ответил:

– У товарища Котова много дел, Светлана Алишеровна. Он наш куратор от Академии Наук, а хозяйство у нас большое… – Давид предполагал, куда направился товарищ Котов, однако Светлане Алишеровне знать об этом было не обязательно:

– Вернее, совсем не надо знать. Для нее пациентка всегда останется под номером, как и пациент, то есть 880… – он продолжил:

– Как видите, товарищи, перед нами забавный медицинский казус. Пациент получил проникающее ранение в голову острым предметом. Кроме потери глаза, повреждения выразились в, так сказать, спонтанной лоботомии… – по аудитории пронесся смешок:

– Мы понаблюдаем за развитием его симптомов, – заверил коллег профессор, – однако, несмотря на редкость ранения, исход его в общем очевиден. Что касается новой модификации операции, то я внес в нее следующие изменения… – изящная рука поднялась вверх, Светлана Алишеровна зарделась:

– Товарищ профессор, но, согласно приказу номер 1003, утвержденному министром здравоохранения девять лет назад, проведение лоботомии в СССР запрещено… – Давид отмахнулся:

– Товарищи, я не успел представить нового коллегу. Светлана Алишеровна займется нашим психиатрическим отделением… – прошагав к кафедре, он щелкнул зажигалкой. По аудитории поплыл сизый дымок виргинского табака:

– Светлана Алишеровна, – весело сказал Давид, – смею вас заверить, мы находимся в курсе приказов Министерства Здравоохранения. Однако, учитывая экспериментальный характер нашего института, мы, как бы лучше выразиться, получили карт-бланш на проведение новейших исследований, включая и развитие направлений, ранее, во времена сталинского произвола, ошибочно и, не побоюсь этого слова, вредительски, считавшихся бесперспективными. Вернемся к схеме операции… – ему, как обычно, долго аплодировали. Давид поклонился:

– Позже, коллеги, я представлю вам отчет об исходе вмешательства… – персонал задвигался, Давид услышал робкий голос:

– Профессор, простите, я не хотела… – он пыхнул сигаретой:

– Ничего страшного, Светлана Алишеровна, вы у нас человек новый. Вы еще не обустроились, не навестили хозчасть… – девушка покачала головой:

– Товарищ Котов сразу привел меня в аудиторию. Я думала, что мне дадут койку в общежитии аспирантов… – Давид вскинул бровь:

– Весь персонал обеспечивается отдельными квартирами, Светлана Алишеровна. Вещи разберете потом, – распорядился он, – я хочу отвести вас к будущей пациентке… – девушка взглянула на доску:

– О ней вы говорили в связи с операцией… – Давид кивнул:

– Именно. 880 я вам тоже покажу, но это случай довольно простой. С ней же предстоит серьезное вмешательство… – девушка ахнула:

– Насколько я знаю, никто никогда не делал таких операций… – Давид распахнул перед ней высокие дубовые двери:

– Именно. Я во всем предпочитаю быть первым, Светлана Алишеровна… – девушка мимолетно покраснела:

– Пойдемте, – велел Давид, – вас ждет знакомство с очень интересным феноменом. Диссоциативное расстройство личности и психогенная фуга… – он вынул из кармана пиджака портативную рацию:

– Пациентка содержится в охраняемой палате, – Давид повернул рычажок, – по соображениям безопасности. На пульт поступил мой сигнал… – он предложил аспирантке руку, – мы можем идти. Здесь недалеко, заодно посмотрите наши сады… – спустившись по украшенной фресками лестнице, они вышли во двор главного корпуса.

Давид настаивал на безукоризненной чистоте в экспериментальной больнице. В психиатрическом крыле все равно витал едва уловимый запашок естественных выделений, как выражался профессор Кардозо. Все палаты запирались снаружи. В ходе ремонта крыло оборудовали скрытыми камерами. На пульте дежурного врача стояли экраны. Бывшую жену, правда, никто не видел:

– У нее камера отключена. Кроме товарища Котова и меня, никто не знает, что она здесь. Светлана Алишеровна узнает, – он покосился на девушку, – однако для нее Циона просто больная…

В институте привыкли к тому, что папки некоторых больных не снабжали фотографиями. Врачи понимали, что в психиатрическом отделении содержатся осужденные люди:

– Никого другого нам и не привозят, – сказал Давид аспирантке во дворе отделения, – все пациенты, по приговору суда, обязаны пройти психиатрическое лечение… – это было не совсем правдой, однако профессор Кардозо считал такие подробностями мелочами. Принудительное содержание в госпитале назначалось судом с четырнадцати лет:

– К сожалению, мы не занимаемся детской психиатрией, аномальными случаями развития, вернее, недоразвития, – заметил он, – у вас, судя по публикациям, был такой опыт… – Светлана Алишеровна кивнула:

– В прошлом году я ездила в Москву, к профессору Лурии. Я написала статью по формированию психических функций у близнецов, на материалах моей работы в алма-атинском доме ребенка. Профессор Лурия значительно усовершенствовал традиционный близнецовый метод изучения развития. Теперь мы знаем, что генетика обуславливает только соматические признаки. Остальное наследие воспитания…

Давид и сам мог многое рассказать о близнецовом методе:

– Нам не разрешают содержать здесь детей, – мимолетно пожалел он, – а на большой земле такие исследования ведутся сплошь и рядом. До войны под рукой у Лурии вообще был целый детский дом… – он погладил ухоженную бороду:

– У нас никогда не было детского отделения… – Давид немного лукавил, но закрытый полигон, в пустыне давно уничтожили, – мы работали только с подростками. Я подумаю о докладной в адрес нашего куратора. Нам привозят людей с религиозным бредом, с маниями. У некоторых из них есть дети. Обычно при аресте родителей их отдают родне, но и родня может страдать такими нарушениями…

Давид успел показать Светлане Алишеровне палату кататонички из Куйбышева:

– Удивительный случай, – заметил он, – ее лечащий врач недавно защитил диссертацию по акинетическому мутизму, на основании ее лечения. То есть меры симптоматические, наблюдается даже не нарушение сознания, а полный его распад. Раньше она страдала онейроидным бредом, однако, после перевода сюда окончательно впала в мутизм. Она четыре года здесь, но так и не изменила своего положения в кровати… – кататоничку кормили через зонд: