Нелли Шульман - Вельяминовы. Время бури. Книга вторая
– Фирма может оказаться подставной конторой СД, но, в случае войны, никак иначе помощь в Берлин не отправить. Питер вернется сюда, и займется организацией, – он поискал слово, – канала финансирования… – отец задумался:
– Вряд ли ими заправляет СД. Скорее всего, бизнес, как много других компаний, в Швейцарии. Делают деньги, не задумываясь об их происхождении… – они получили снимок надгробия герра Рихтера. Вдову и дочь герцог велел не фотографировать, такое было бы опасно. По донесениям из Цюриха, женщина вела спокойную жизнь. Она выезжала из Швейцарии только на Лазурный Берег, отдыхать. В Германии, или других сомнительных местах, фрау Рихтер не появлялась:
– Очень хорошо, – подытожил отец, – у «К и К» есть договор с компанией Рихтера. Когда придет время, мы, через них, погоним деньги на Фридрихштрассе, для поддержки группы твоего приятеля, – он подмигнул сыну:
– Умный человек Питер. Вывезти больше сотни детей, и не вызвать подозрения… – Питер и Генрих вернулись в Берлин. С Фридрихштрассе пришла радиограмма о продолжении работы.
– Пора сворачивать их активность в эфире, – сварливо сказал отец:
– Они в полумиле от Принц-Альбрехтштрассе, не стоит рисковать. Передатчик в Берлине мы законсервируем, ювелирная лавка останется в качестве безопасного адреса. Туда будут приходить деньги. Связью начнет заниматься новый координатор… – услышав имя предполагаемого координатора, Джон, робко, поинтересовался:
– Вы уверены, папа? Может быть… – он понял, что не так и не увидел Лауру, – может быть, стоит отправить Лауру в какое-нибудь посольство… – герцог сидел, закрыв глаза.
Он дал разрешение Канарейке рассказать обо всем отцу. Джон был уверен в Джованни. В любом случае, отец Лауры никуда не собирался. Опасности, что его перехватят немцы, русские, или японцы, не было, а в Лондоне они внимательно следили за визитерами.
Джон понятия не имел, о чем говорили отец и дочь, но Джованни позвонил ему, пригласив пообедать, по-холостяцки, в Брук-клубе. Они заняли отдельный кабинет. Дверь за официантом закрылась, Джованни развел руками:
– Я не могу запрещать девочке выполнять свой долг. Конечно… – он затянулся папиросой, – надо было раньше меня поставить в известность. Но я прошу тебя, – он зорко посмотрел на Джона, – оставь Лауру здесь. Не надо ее никуда посылать. Она устала, пусть дома побудет.
Джон обещал кузену никуда не отправлять его дочь и намеревался свое обещание сдержать. Он так и сказал сыну, заметив какую-то грусть в его глазах. Маленький Джон, иногда, порывался позвонить Лауре, из Блетчли-парка. Юноша клал трубку на рычаг:
– Зачем? Она тебя не любит, и никогда не полюбит. Не отрывай ее от работы… – Лаура занималась анализом и обработкой информации с Дальнего Востока. Герцог и адмирал Синклер хотели поручить ей ведение досье и по материалам из Европы.
Отец начертил Джону целую схему:
– Как говорится, вдова с детьми, что может быть прекрасней. Вернее, разведенная женщина, согласно веяниям нового времени. Голова у нее на плечах отличная. Юджиния видела ее в деле, с поездами. Прекрасный организатор, хладнокровный человек… – сын возразил:
– Я помню, что хладнокровный человек выбрасывал в канал одежду бывшего мужа… – герцог закашлялся:
– Такое тоже хорошо. Она не боится поступать решительно, в случае нужды. В общем, – подытожил он, – технику подготовили. Езжай в Харидж, садись на паром. Завтра утром будешь в Голландии.
Будущий координатор сидел напротив. Он пил «Вдову Клико», с копченым лососем и расспрашивал Джона о его сестре и племяннике. У нее были нежные щеки, темные ресницы, и внимательные, спокойные голубые глаза:
– У вас есть опыт обращения с детьми, кузен, – Эстер подождала, пока он нальет шампанского, – вы должны у меня отобедать. Иосифу и Шмуэлю осенью два года исполнилось. Посмотрите, что вас ждет в будущем. Прогуляемся в саду Кардозо… – Эстер отмахивалась, когда коллеги заводили разговор о парке: «Деревья ни в чем, ни виноваты, господа. Я привыкла».
Особняк Кардозо они не собирались использовать для работы. В доме жили дети и няня. В случае согласия, для Звезды снимали неприметную квартиру, в рабочем районе города. Туда отправлялся передатчик, на центральном почтамте арендовался ящик для корреспонденции.
– С удовольствием, кузина Эстер… – Джон, с трудом, представлял, как начать разговор. Он стал обсуждать картины Рембрандта. По совету кузины, Джон днем добрался до музея. Принесли рыбу и белое бордо, Эстер взяла серебряную вилку. Длинные, ловкие, без маникюра пальцы управлялись с едой четкими, отточенными движениями хирурга.
Джон вспомнил о Меире:
– Она, скорее всего, знает, чем занимается младший брат. Будет легче предложить… – скрыв тяжелый вздох, он услышал спокойный голос:
– Вы, кузен, приехали сюда не для того, чтобы болтать со мной о живописи, или последнем фильме мадемуазель Аржан… – Джон поднял глаза. Кузина улыбалась. Воротник шелковой блузки был распахнут. Он увидел начало белой, стройной шеи, блеск жемчужного ожерелья.
– Не смотри туда, – велел себе юноша. Выпив сразу половину бокала бордо, он попросил: «Послушайте меня, кузина Эстер».
Стоя на широком подоконнике квартиры бывшего мужа, на Плантаж Керклаан, Эстер мыла окна. День оказался солнечным, почти теплым, вода в канале блестела. У касс оперного театра собралась маленькая очередь. Она взглянула на афиши: «Мадам Баттерфляй». Не оправляя подоткнутой юбки, Эстер переступила нежными, босыми ногами. Женщина наклонилась к ведру:
– От меня уксусом будет пахнуть. Впрочем, уксус лучше, чем госпитальные растворы для мытья полов… – она медленно протирала стекло сухой бумагой. Маргарита выздоравливала. Доктор де Грааф связался с Мон-Сен-Мартеном. Барон, конечно, не мог уехать от постели больной жены:
– Но ты его не пугал? – озабоченно спросила Эстер коллегу:
– Сказал, что с его внучкой все в порядке? – они сидели в ординаторской, за кофе и папиросами.
– За кого ты меня принимаешь? – почти обиженно отозвался де Грааф:
– Я его уверил, что ребенок здоров, мать ребенка чувствует себя отлично, а лимузин просто мера предосторожности. Зима на дворе.
Шофер из Мон-Сен-Мартена приезжал на следующей неделе. Элизу, с дочерью, скоро выписывали. Эстер прибрала в квартире. Сложив, чемоданы в гардероб, она сходила за провизией. У нее был велосипед с плетеной корзиной, как и у многих в Амстердаме. В кладовой особняка Кардозо стояла деревянная тележка, в которой ездили на прогулку близнецы.
Эстер вспоминала голос кузена:
– Возведем город, дорогие мои… – Джон сидел на ковре в гостиной. Близнецы копошились вокруг, роясь в кубиках. Юноша пришел на обед с заманчивыми свертками, из хорошего магазина игрушек. Он принес два букета цветов, госпожа Аттали тоже получила свой. Эстер приготовила жареную курицу, нафаршировала овощи, испекла миндальный пирог с медом. Джон купил не только подарки. Успев забежать в лавку при синагоге, он явился с двумя бутылками кошерного, французского вина. Эстер сварила кофе, близнецы, построив башни, начали зевать. Госпожа Аттали увела мальчиков наверх, в детскую.
Они с Джоном устроились на скамейке, под розами. Эстер подождала, пока кузен щелкнет зажигалкой:
– У нас маленький сад, кузен… – она кивнула в сторону дома, – в старом особняке Кардозо он был больше. Когда-то, здесь жили родители первого мужа той Эстер, что с Вороном плавала… – женщина помолчала:
– Его Давидом звали, как моего… – она осеклась.
Бывший муж гордился родословной. В архивах Эсноги хранились документы шестнадцатого века, свидетельствующие, что первые Мендес де Кардозо перебрались в Амстердам из Лиссабона. Эстер, однажды, заметила:
– Мои предки тоже здесь жили. Сара-Мирьям, жена Элияху Горовица. Он к Шабтаю Цви ушел… – Давид, высокомерно, ответил:
– Если бы она была послушной женой, она бы отправилась за своим мужем, как положено. Разбила семью, из-за упрямства… – Эстер даже закашлялась: «Он стал вероотступником, апикойресом…»
– Что за средневековая косность, – поморщился Давид. Эстер, ядовито, добавила:
– Стремление к прогрессу, дорогой, у тебя в крови. Твой предок подписал указ, изгнавший Спинозу из общины… – муж, в сердцах, хлопнул дверью кабинета.
– Впрочем, – Эстер любовалась серебристым дымком папиросы, – мы не знаем, как та Эстер выглядела. От Ворона хотя бы портрет сохранился… – Джон рассмеялся:
– Картину, о которой я вам говорил, написали через тридцать лет после гибели Ворона. Хотя, может быть, сэр Николас рассказывал об отце… – он, искоса, посмотрел на стройную шею женщины. Закутавшись, в кашемировую шаль, Эстер покачивала острым носком туфли.
Рядом с ней Джон всегда краснел. Он краснел, передавая ключи от снятой на подставные документы, скромной квартиры, рядом с рынком Альберта Кейпа. Эстер кивнула:
