Александр Дроздов - Первопрестольная: далёкая и близкая. Москва и москвичи в прозе русской эмиграции. Т. 1
Свою жену Денис Васильевич пережил только двумя годами. Не то чтобы состарился и ослабел, а в студёную зиму, жалея дров, сильно простудился и не преодолел привязавшегося какого-то гнойного кашля, от которого разломило грудь и спину. Ходил за ним дворник, но, сам старый и немощный, ходил неумело и нерадиво, да и не очень подпускал его Денис Васильевич, сомневаясь в чистоте его намерений: больного человека легко обобрать дочиста.
И однако, понял, когда пришёл его последний час, даже зажёг свечу и стал шарить под подушкой, цел ли ключ от шкатулки. Ключ оказался на месте, но кашель давил немилосердно, а к холоду комнаты присоединился холод новый, внутренний, ясное дуновение смерти. И когда этот холод начал сковывать все члены Дениса Васильевича, он последним проблеском сознания ощутил, что это пришла смерть; зажав в кулак ключ, с трудом приподнялся на локте, сложил трубочкой занемевшие губы и задул свечу, которая была уже не нужна и только горела бы понапрасну.
Великий крысолов
Гаврила Дмитрия, дворянин на покое, сорок два года ошибался, думая, что призван быть гвардейцем, потом сельским хозяином, потом женатым человеком. Природная лень оказалась препятствием на всех этих поприщах, и на сорок третьем году он проживал на окраине Москвы в собственном доме праздным холостяком, не зная, чем заполнить день, и катастрофически прибывая в весе за счёт живота.
Девятнадцатый век медленно перевалил за середину, доплёлся до Крымской кампании[226], спотыкнулся о Севастополь, перепугался герценовского «Колокола» и решил заняться вплотную Великими реформами[227]. Как раз в это время произошло и пробуждение Гаврилы Дмитрича к новой жизни, полной смысла и значения.
Он пробудился в подлинном смысле слова, и о том, как именно он пробудился, стоит рассказать. Но прежде — две генеалогические справки, без которых дальнейшее не будет понятно.
Род Гаврилы Дмитрича — чистейший русский: по отцу — от шведов, по матушке — от татар. И действительно, лицом Гаврила Дмитрич напоминал шведского эмигранта Рюрика, а животом — евроазийца Чингисхана. Потомки этих замечательных людей, соединившись законным браком в небольшом пятиглавом храме Успения, что в Путинках (бледное золото куполов! чистые линии семнадцатого века!), — в кратчайший срок произвели на свет сына Гавриила.
Более путан, но также исследован до истоков род пасюка, рыжей крысы, на которую не всякая кошка пойдёт войной. Пасюк прибыл из Индии или Персии во второй половине осьмнадцатого века. Длина тела 10 дюймов, чешуйчатого хвоста — 8 дюймов. Мех со спины коричневый или серовато-жёлтый, снизу беловатый. Уши голые, на треть длиннее головы. Пасюк — самая плодовитая и самая отчаянная крыса. Как и человек, она ест всякую гадость. Зимой не спит. Рожает по два-три раза в год по восемь — двадцать детёнышей. Приехав из Индии или Персии, пасюк завоевал Европу, почти совершенно вытеснив крысу чёрную и все другие породы крыс, кроме интендантской и канцелярской.
В народе за пасюком привились клички: гад, гнус, поганка и плюгава. В наши дни против пасюка выступил Пастеровский институт[228] и ещё до сих пор не признал себя побеждённым, но, конечно, должен будет признать. Возможно, что пасюк завоюет весь мир и создаст в нём свою культуру.
С этими кратчайшими сведениями мы можем приступить к рассказу.
Во сне Гаврила Дмитрич свистал ноздрёй, обращенной кверху; обращённая книзу в это время отдыхала, чтобы в своё время сменить уставшую. В спальне теплилась лампадка перед коричневым вырезом лика в тёмном серебре; в лампадке плавали отлично промасленные мухи. Воздух в спальню проникал, как мог, через щели и скважины в количестве, достаточном для дыхания одного. Деревянная кровать Гаврилы Дмитрича была величественна и рассчитана на подростка слона или зрелого бегемота; за отсутствием таких крупных зверей во всех скрепах гнездились воспитанные в довольстве и сытой жизни клопы. На прочных досках лежал сенник, на нём — перина, на перине — простыня домотканого холста, на простыне — дворянин в широких фланелевых штанах, такой же тёплой ночной рубахе и вязаном колпаке; поверх дворянина — одеяло летнее бумажное, ещё поверх — одеяло суконное, а последним — стёганое на хлопке мелкими ромбами и треугольниками из разноцветных кусочков с преобладанием жёлтого атласа.
С десяти часов вечера до двух утра Гаврила Дмитрич обычно спал крепко и без сновидений. После двух начинался сон рассеянный и несколько беспокойный, так что случалось, что стеганое одеяло сползало с кровати на пол, стягивая к себе и остальные. Приходивший по своим делам чёрный таракан останавливался перед цветным треугольником, шевелил усами и шёл дальше. Всхлипнув во сне, потный дворянин поворачивался на отдохнувший бок и перестраивал носовую флейту. Очень слабо доносилось пение петуха, исполнявшего в курятнике свою нелепую обязанность.
И вот однажды из дыры в полу за комодом вышла большая крыса, потомок пасюков, переселившихся в Европу из Индии или Персии. Рассчитывать на какую-нибудь поживу крыса не могла, и руководила ею простая любознательность. Дойдя до сползшего одеяла, крыса понюхала и, по неразборчивости вкуса, заинтересовалась. Со всей осторожностью она вползла по одеялу на кровать, минутку выждала — и огляделась. То, что она увидела, было и неожиданно и прекрасно: из складок одеяла приветливо глянул на неё красивый и, несомненно, съедобный круглый маленький предмет грязновато-розового цвета, с одного бока украшенный блестящей роговой оболочкой. Приблизившись, крыса долгое время не решалась приступить и лишь принюхивалась, не скрывая своего восхищения. Возможно, что она неосторожно пощекотала его усами, и в тот момент, когда это несомненно живое существо хотело ускользнуть под одеяло, крыса, спохватившись, вонзила в него острый зуб.
То, что произошло дальше, трудно поддаётся описанию. Сильным рывком втащенная под одеяло, крыса не сразу нашла выход.
При свете лампадки по комнате металась фигура в колпаке, потом ещё несколько сбежавшихся на крик странных человеческих фигур со щётками, сапогами, берёзовыми поленьями. Коротко говоря, любознательный пасюк спасся только чудом, а событие это так потрясло Гаврилу Дмитрича, что произвело полный переворот в его дальнейшей жизни, пробудив в нём спавшую раньше исключительную энергию.
В нижеследующем описании мы пользуемся, как обычно, не только преданием, но и документами, сохранившимися в московской старине. Один из них рисует в подробностях гениальное изобретение, которое может найти применение и в наши дни, почему мы и не упустим познакомить с ним читателей.
Пятью-шестью годами позже описанного события нельзя было узнать прежней квартиры Гаврилы Дмитрича, как неузнаваем был и он сам. Начавший опускаться человек ожил, сбавил ненужный жирок, помолодел, приобрёл вкус к новой сознательной жизни. Его квартира необычным убранством привлекала любопытных и прославилась гостеприимством. Первое, что видел в гостиной посетитель, был золотой щит с дворянским гербом Гаврилы Дмитрича, на котором был изображен Георгий Победоносец, попирающий и мечом поражающий пасюка, причём рыцарь был нарисован, а пасюк настоящий, в виде выделанной шкурки, а в морду вместо глаз вставлены бусинки. По уверению Гаврилы Дмитрича, это был тот самый пасюк, который посягнул на палец дворянской ноги. Шкурками была убрана и вся стена, за исключением мест, украшенных портретами предков, счастливо сочетавших кровь Рюрика и Чингисхана. Карниз был убран прихотливо скрещенными золочёными и серебрёными крысиными хвостами, конечно, настоящими — трофеями удачной и беспощадной охоты хозяина.
В другой комнате можно было остолбенеть от количества самых разнообразных, с большим вкусом расставленных и развешенных приборов для ловли и уничтожения крыс. Тут были проволочные ловушки всех величин и сортов, от круглых, похожих на рыболовную вершу с внутренней воронкой, до одно- и двухэтажных домиков с автоматическими затворами. В одних домиках стоял внутри покрытый скатертью столик, на который клалась приманка; в других на полу было написано: «Вход свободный!» — а ещё в одном устроена маленькая постель с фигурой человечка, высунувшего из-под одеяла ногу. Ещё были пружинные гильотинки с крючком и необычайно сложные приспособления с уравновешенными тяжестями, которые обрушивались на сунувшегося под них зверя. Был лук со стрелами, к которым были привязаны лёгкие плетёные верёвки, был подбор обычных рыболовных удочек с якорьками и крепчайшей лесой, было копьё в стиле храмовников, был трезубец в стиле Нептуна, были слитки свинца, удобные для метания. И ещё был шкапчик с ядами, на дверце которого был изображён крысиный череп со скрещенными под ним лапками. Всего не перечислишь!
