Юрий Никитин - Ингвар и Ольха
Израненный Окунь рухнул наконец, прохрипев:
– Спа… сайте… кня…
Ингвар прыгнул как барс, мгновенно одолев пролет и оказавшись впереди Окуня. На него обрушился град ударов, он шатался, отражал двумя мечами, а Ольха за его спиной поспешно оттащила Окуня еще на ступеньку. Он смотрел затухающими глазами:
– Княги… ня… Влад – враг…
Из боковых проходов выскакивали полуголые заспанные гридни. Кто с мечом, кто с топором, но, завидев Ингвара в схватке, очумело бросались в бой. Шатаясь, попятился Крыло, упал, зажимая рану, но на его место встали трое, мешая друг другу, но готовые голой грудью закрыть дорогу наверх.
Ингвар рубился остервенело. За спинами людей Влада появились древляне, с ходу бросились в сечу. Влад хрипло закричал:
– В круг! Пробьемся наверх!
Ингвар страшился оглянуться, чувствовал близость Ольхи. Наконец краем глаза увидел мелькнувший рядом белый рукав. Пахнуло ландышем. Она дралась рядом. Он закричал люто:
– Дура! Иди к себе!
– Сам… – ответила она. Вскинула акинак, чужой меч со звоном скользнул в сторону, едва не срубив Ингвару ухо. Он отшатнулся, но из-за его плеча выдвинулось копье, ударило врага в горло.
Ингвар видел перекошенное лицо Влада. Тот уже понял, что внезапный захват не удался, что-то кричал. Внезапно он нагнулся, исчез в водовороте тел. Ингвар потерял его из виду. Отражал удары и наносил сам, постепенно начал теснить, а с той стороны наступали древляне, зажимая людей Влада посредине.
Внезапно заговорщики расступились. В середине круга поднялся Влад. В его руке коротко блеснул острием дротик. Ингвар не успел сообразить что к чему, как дротик молнией вырвался из руки Влада. И тут только Ингвар сообразил, что копье несется не в его грудь… а в Ольху, что храбро дерется рядом!
Кровь застыла в жилах, ибо дротик уже почти пересек палату, а он не успевал шевельнуть и пальцем.
Кто-то резко толкнул его, перед глазами мелькнуло белое. Его задели твердым, как булыжник, локтем, затем услышал вздох, удар острого железа в живую плоть, сдавленный вскрик Ольхи. Он метнулся запоздало, сшиб ее и повалился с нею на пол, закрывая своим телом.
– Боги, – прошептал он, чувствуя, как рвется его сердце, – только не дайте ей умереть… Возьмите мою, но ей умереть не дайте!
Ольха замерла в его руках, но кто-то шлепнул его по спине. Ингвар всмотрелся в лицо Ольхи, оглянулся. В палате стоял страшный крик. Влад с окровавленным лицом упал на колени. Его рубили топорами, как мясники коровью тушу. Он закрывал голову руками, булатные наручники сплющились, брызгала кровь. Упал, уже изрубленный до неузнаваемости, рядом рубили и кололи, как свиней, последних его воинов.
Ингвар непонимающе оглянулся. Из палаты уходил, шатаясь и держась за грудь, Тайный Волхв. Дротик, который он вырвал из своей груди, упал из его руки на чисто выскобленный пол, разбрызгивая красные капли. По белой одежде бежала алая струйка.
Ольха вскрикнула:
– Он закрыл меня собой! Почему?
Ингвар раздраженно дернул плечом. «Потому что все на свете должны закрывать тебя своим телом», – хотелось сказать ей. Даже Тайные Волхвы, хоть они непримиримые враги не только русов, но даже привычных славянских богов, ибо признают только древних, уже забытых простым народом.
– Может быть, – сказал он неуверенно, – с нашей гибелью погиб бы и он… Нет, все равно! То когда-то погиб бы, а то сейчас. Да какая разница! Лишь бы ты была жива.
Ольха дернулась в его руках:
– Ему надо помочь.
Ингвар удержал:
– Он лучше нас знает, можно ли ему помочь. И, если еще можно, он это сделает.
Он чувствовал ее тепло. Как давно он держал ее вот так в руках, чувствуя кончиками пальцев жилки в ее хрупком теле! И как давно она не смотрела ему в лицо без ярости и негодования!
Ольха ощутила себя в тепле и безопасности, будто снова стала маленькой, помещалась в огромных ладонях своего отца, прижималась к необъятной груди, внутри которой медленно бухало огромное сердце.
– Не надо, – прошептала она, – не надо…
Она не знала, к кому обращалась, к нему или к себе, но звук собственного голоса отрезвил, заставил вернуться в злой недобрый мир, где при холодном свете зари была бестолковая суета, истошный женский крик, возня, сопение, злые окрики.
Трупы спешно вытаскивали, девки замывали кровь и слюни, народу набилось столько, что явился Рудый, погнал половину чинить ворота и расчищать ров. На Ингвара, обнимающего за плечи Ольху, лишь покосился, но промолчал.
Ингвар отвел Ольху обратно в комнату. Голос его стал хриплый, виноватый, только что не вилял хвостом:
– Ты прости… Твои люди первыми обнаружили беду. И первыми бросились на их мечи.
– Бедный Явор, – прошептала она. – Корчага… Окунь…
– Они воины, – напомнил он с суровой нежностью. – Мы все знаем, смерть когда-то придет. Главное – умереть по-мужски. Мы по ним свершим богатую тризну и большую краду. Их души возрадуются!
В коридоре шаркали веником, влажно шлепала мокрая тряпка. Гридни уносили топоры, побитые щиты, обломки доспехов. Ольха уловила запах лечебных трав: волхвы-лекари занялись ранеными.
С утра разбирали что да как, изловили еще троих, кто был в заговоре, повесили на стене, а к обеду сошлись к Ингвару. Тот проглотил мясо, как волк, что ест в запас, глаза были отсутствующие. Выпил квасу, со злостью швырнул кубком в гридня, что поленился принести из холодного подвала.
– Но почему? – спросил он, ни к кому не обращаясь. – Почему? Зачем пошел на такой риск? Зачем вообще раскрылся?
Отпихнул стол, раздраженно заметался по палате. Асмунд, Рудый, Ольха, пятеро из старшей дружины русов, а также трое древлян сидели за накрытым столом. Яства были сытные, но скудные: Ольха берегла на случай долгой осады. Асмунд был вдвое толще от повязок, через которые при резких движениях выступала кровь, голова тоже перевязана, но когда ел, было видно, как выздоравливает прямо на глазах.
Рудый велел принести греческое вино, тянул из кубка неспешно, прислушивался к ощущениям, хмыкал, загибал губу. Он первым и ответил:
– Не догадываешься?
Ингвар остановился, будто налетел на стену:
– О чем?
– Почему Влад бросился сюда, будто головой в полынью.
– Ну-ну!
Теперь все повернули голову, смотрели на Рудого. Тот осушил кубок, крякнул, вытер рот тыльной стороной ладони.
– Это лосю понятно.
– Мы не лоси.
– А… Влад копал, как крот, медленно и осторожно. Он был хорош для нас как сын Ольгарда, но славяне в нем видели сына Травицы. И даже сына Вадима Хороброго… Ну хотелось им так, вот и все. И пока недовольство русами медленно росло, росла и тайная власть Влада. А потом вдруг власть русов рухнула в один день. Совпало, что все войска ушли на кордоны с Хазарией и ляхами, а здесь внезапно умер великий князь! И мы зрим, что стряслось.
Он видел по их лицам, что его все еще не понимают. Простодушный Асмунд крякнул:
– А при чем тут Влад?
– Свершилось самое невероятное, – сказал Рудый. – Настолько невероятное, что…
Он замолчал, оглядывал всех с удовольствием, Ингвар сказал сердито:
– Ну-ну! Не тяни.
– А стряслось вот что… Местные племена передрались. Ну, это у славян обычное, да если бы только у славян! Да так передрались, что уцелевшие взвыли: как хорошо, мол, было под русами! Да вот беда, князь Олег помер, а вся власть была в его кулаке… А тут еще дружины русов ушли воевать хазар. Влад первым заметил, он не дурак, что местные племена уже начали поглядывать на… да-да, на тебя, Ингвар.
Ингвар смотрел расширенными глазами. Асмунд кивнул:
– А-а…
– Видишь, Асмунд уже понял. А раз он понял, то и всем лосям понятно. Ах да, вы ж не лоси!.. Гм… Ну, для вас могу и повторить…
За дверями послышался топот, громкие голоса. И хотя голоса были своих, узнали, но все напряглись и потянулись к оружию. Ингвар дернулся к Ольхе, хоть на этот раз укрыть своим телом, тут же устыдился: заметят, засмеют! В проклятое время живем, подумал с отвращением. Даже в собственном доме ждешь удара в спину.
Без стука дверь распахнулась. Влетел растрепанный вартовой:
– Воевода! Там гонцы у ворот!
– Впускай, кто бы ни прибыл, – ответил Ингвар настороженно.
– Да я уже впустил.
– Ну, молодец! Страж из тебя… Кто они?
– От бойков.
В молчании Ингвар протянул:
– Бойки? А, это где-то за лемками… Вроде бы.
Бойков явилось трое. Приземистый, поперек себя шире, воевода, налитый тяжелой мощью, похожий на придорожный валун, и два младших дружинника. Воевода был в ратных доспехах, без прикрас, зато ладно подогнанных, легких. Под доспехом проглядывала еще и легкая кольчуга. На красном обветренном и сожженном солнцем лице синие глаза горели особенно ярко, пронизывающе.
– Воевода, – сказал он после короткого приветствия, – в трех часах за мной едет дружина в две сотни копий. С нею младший сын князя. Он везет наказ от своего отца.
