Ривка Рабинович - Сквозь три строя
Я не думала о том плохом, что было между нами. Именно в последние годы после смерти мамы я открыла его для себя заново. Я поняла, что он не был сильной личностью, какой я считала его в молодости. Он был лишен уверенности в себе, его терзали страхи. Видимо, это произошло под влиянием первого инфаркта, который он перенес, будучи лет сорока с лишним.
Он был упрям, не хотел поддаваться слабости. Вместе с коллегами по работе участвовал в экскурсиях общества охраны природы. Несколько раз он тащил меня с собой. Во время одной экскурсии я думала, что мы не вернемся живыми: он почувствовал себя плохо во время крутого подъема и не мог идти дальше. Стоял и кашлял, в то время как вся группа ушла вперед к хребту возвышенности, за которой нас ждал автобус. Двое мужчин остались с нами. Один взял меня под свое покровительство, второй – Иосифа. Мой провожатый пытался обратить мое внимание на красоты окружающей природы, на что я с раздражением отвечала: «Мне не до красот, ведь мы отсюда живыми не выйдем! Брат не может идти, а я не могу его оставить!» Второй оставшийся с нами экскурсант сказал мне: «Не беспокойся, мы уже как-нибудь доставим его, потихоньку, автобус подождет». В таких экскурсиях всегда проявляется красота взаимной помощи.
Я думала также об изменении его отношения к Зое, после того как она перешла в еврейство и они поженились с соблюдением всей религиозной процедуры. После венчания он стал видеть в ней настоящую жену, спутницу жизни. Он знал, как трудно ей, коренной сибирячке, у которой понятия не было о еврействе и о религии вообще, выдержать это испытание и стать еврейкой. И после утверждения ее гиюра она продолжала учиться, записалась на курсы изучения еврейства. Он очень ценил это.
Он умер в возрасте семидесяти одного года. Зоя старше его на шесть лет, и ей пришлось его хоронить. Судьба наградила ее долголетием, и в день, когда пишутся эти строки, она миновала рубеж девяноста лет, дожила до рождения правнуков – двух мальчиков от ее внучки Лены, которая тоже перешла в еврейство и создала хорошую семью. Если бы Иосиф видел их – ведь он особенно беспокоился о судьбе Лены…
Глава 63. Враг атакует без предупреждения
Похороны были скромными, ведь у нас почти нет родственников – вернее, есть, но они рассеяны по всему свету, и связь с младшими поколениями потеряна. Кроме нас, близких, присутствовали несколько моих подруг, несколько бывших коллег Иосифа и подруги Зои по кружку изучения еврейства. Лиля рыдала в голос; она росла без отца с двенадцати лет, с тех пор, как он уехал по временной визе в Израиль и не вернулся. В период советской власти между ними пролегала непробиваемая стена, и она думала, что больше его не увидит. Ни она, ни ее муж даже не предполагали, что когда-либо окажутся в Израиле. Судьба привела ее сюда, у нее опять был отец, который безумно ее любил – и вот теперь, после немногих лет, она теряет его уже навсегда.
Помимо естественной боли по поводу смерти брата, у меня было ощущение, что теперь смерть приближается и ко мне. Во время кончины мамы я испытала подобное чувство: пока в живых была мама, я как будто защищена, а когда ее нет, то нет и защиты, мое поколение выходит на последний рубеж. Теперь, после смерти старшего брата, подошла моя очередь.
Дни семидневного траура мы провели в его доме. На сей раз пришло мало посетителей – главным образом подруги Зои, группа, сплотившаяся в ходе занятий на курсах и регулярно встречавшаяся раз в неделю. У меня уже не было коллег по работе; правда, я работала в новой газете на частичной ставке, но не сидела в редакции, а отсылала материалы с компьютера, поэтому у меня там ни с кем не сложились товарищеские отношения. Еженедельник «Алеф» переехал в город Кирьят-Малахи, а затем в Москву; я уже давно не работала в нем. Я вовсе не жаждала прихода толпы посетителей, но мне стали понятны жалобы мамы на одиночество. Когда-то я была окружена подругами, мужчины ухаживали за мной; по мере того, как стареешь, все это постепенно исчезает, общественные связи распадаются, и некуда бежать от подступающего одиночества.
Так случилось, что после кипучей жизни, наполненной событиями и драмами, поползли однообразные годы, о которых нечего и рассказывать.
Я могла, наконец, отдохнуть после долгих лет тяжелой работы. Но беда в том, что отдыхать я не умею. Наполнить свободное время содержанием – это сложное дело, которому меня никто не учил. В мои молодые годы я была приучена к тому, что просто отдохнуть, посидеть с книжкой – это нехорошо, за это ругают. И теперь, когда ругать меня уже некому, я все время искала себе работу. У меня появилось навязчивое стремление все чистить и убирать, мне все время казалось, что в квартире грязно. Я даже ловила себя на ощущении, что сейчас войдет мама, и мне попадет за то, что я не сделала все положенное. Такие ощущения, как бы абсурдны они ни были, могут мирно сосуществовать с рациональным мышлением: понимаешь, что это глупость, но ощущение не исчезает. Действительность и образы из прошлого находятся на параллельных плоскостях, которые, как известно, не пересекаются.
Мой покойный брат иногда, не без крупинки зависти, говорил, что мне повезло: я здоровый человек. Мама тоже говорила подобные вещи, объясняя ими свое предпочтительное отношение к Иосифу, которое началось еще в детстве, когда мы оба были здоровы. Но нет на свете такого понятия «здоровый человек». Здоровье – это временное достояние, как и сама жизнь. На самом деле я была не так уж здорова: перенесла несколько операций, страдала отечностью ног, особенно в жаркие летние дни. Но все это было терпимо. Как большинство людей, я отгоняла мысли о конце жизни – до тех пор, пока в один из дней ангел смерти постучался в мою дверь без предварительного уведомления.
Был конец декабря 2005 года. В газетах сообщалось о намерении многих израильтян праздновать ночь святого Сильвестра – я только в Израиле узнала, что так называют новогоднюю ночь. Обычай отмечать наступление нового грегорианского года вошел в жизнь израильского общества под влиянием репатриантов из бывшего Советского Союза, привыкших встречать новый год, без всякого Сильвестра или других святых. Этот обычай у выходцев из бывшего Союза не был связан ни с религией, ни с христианской символикой. В Риге мы ставили для детей украшенную елку, но не видели в этом никакой связи с христианством. Советская власть, антирелигиозная по своей сущности, поощряла новогодние празднества с елками. Израильская печать осуждала приверженность репатриантов к празднованию нового года, видя в этом христианский обычай и напоминая, что у нас есть свой новый год – Рош ха-Шана.
За два дня до новогодней ночи я вместе с подругой Ниной навестила общую знакомую, у которой умер муж, чтобы выразить ей соболезнование. Квартира нашей знакомой находилась на четвертом этаже в доме типичной застройки 70-х годов – без лифта, с крутой лестницей. Я чувствовала, что мне трудно подниматься. У меня была одышка, но я старалась не показывать свою слабость и не отставать от Нины.
Когда мы вместе шли обратно к моему дому, я почувствовала странное жжение в груди. Никогда раньше у меня не было такого ощущения. Мы остановились, я не могла идти дальше. Именно в этот момент меня нужно было срочно везти в больницу, но я не осознавала серьезность положения. Думала: главное – добраться домой, там лягу и отдохну, и все пройдет.
Мы немного постояли, и боль сделалась менее острой. Я дошла до дому, легла в кровать, и боль действительно прошла. Точнее говоря, почти прошла. В нормальной ситуации мы не чувствуем свои внутренние органы, я же чувствовала это место, посредине груди. Думала, что это желудок, так как ощущение походило на изжогу.
Я придаю важность описанию этого состояния – ради читателей, чтобы они не повторили мою ошибку. Быстрота получения помощи в таких случаях – это вопрос жизни и смерти. Только чудом ошибка в оценке положения не стоила мне жизни.
Я никому не рассказала о боли, внезапно атаковавшей меня. Как всегда, я была дома одна, проспала ночь и утром продолжала обычную жизнь. Старалась не обращать внимания на ноющую боль в груди. Вечером решила, на всякий случай, сделать себе электрокардиограмму. У меня был абонемент в одной из фирм, специализирующихся на оказании неотложной медицинской помощи. Такие фирмы поставляют клиентам аппараты, с помощью которых можно самостоятельно сделать себе ЭКГ, а затем передать результаты, трансформированные в звуки, по телефону в дежурный пункт фирмы. Я сделала это и поговорила с врачом. Его ответ был уклончив: «Правда, я не вижу ничего особенного, но все же пришлю к вам на дом врача». Он не мог не видеть: копию электрокардиограммы того дня я сохранила на память, на ней видно, как график работы сердца беспорядочно скачет во все стороны.
Я позвонила Аде и сказала, что сейчас ко мне придет врач. Она не успела прийти, как врач уже был у меня. В доме, где я жила, было несколько входов, и я вышла встречать врача, чтобы он не вошел в неправильный вход. Когда я окликнула его: «Доктор, это здесь!», он закричал:
