Влад Менбек - Джебе – лучший полководец в армии Чигизхана
Заметив вопросительный взгляд своего командующего, Темуджин пояснил:
– Этого мудреца зовут Елюй Чуцай. Его отец и отец Ляо Шу были родными братьями.
Чиркудай молча кивнул головой.
Елюй Чуцай очень долго смотрел на Чиркудая, и отрицательно покачав головой, сказал, очевидно, продолжая давно начатый разговор с Темуджином.
– Нельзя уничтожать людей в таких количествах. Мёртвые не смогут работать и платить налоги, которые пойдут тебе, Великий хан, для твоей страны.
– Мне достаточно того, что я возьму в качестве трофеев, – неприязненно бросил Темуджин.
– Но трофеи ты берешь один раз, и они имеют свойство иссякать. А потом ты должен будешь вновь воевать, и не всегда победа может оказаться на твоей стороне, – размеренно объяснял Елюй Чуцай, словно библиотекарь в Ляояне: – А необременительные для побежденных налоги будут идти всегда, даже тогда, когда ты не будешь вести военные действия. Ведь любой народ живет не просто для себя, он обязательно кому-нибудь что-то платит. И народу безразлично – кому он платит. Главное, чтобы люди смогли сносно жить и размножаться.
Темуджин посмотрел на Чиркудая и с усмешкой произнес:
– Видишь, как он хитро обвиняет тебя в уничтожении города вместе с жителями. Этим он напоминает мне своего брата Ляо Шу, которого я уважал.
– Ты винишь меня за содеянное? – поинтересовался Чиркудай у Темуджина.
– Нет! – отрицательно мотнул головой Темуджин. – Ты провел операцию лучше, чем я желал. Но Елюй Чуцай говорит о будущем, – Темуджин покосился на киданя: – Хотя исподтишка укоряет нас за жестокие способы ведения войны.
– А разве война может быть без жестокости? – спросил Чиркудай, в упор уставившись на ученого киданя.
Елюй Чуцай помялся, повздыхал и негромко сказал:
– Я понимаю. Чжурчжени не приняли вас всерьёз. Они думали, что имеют дело с дикарями. Хотя и доходили слухи о том, что вы прошли хорошую школу у моего брата Ляо Шу. Но они не верили в ваш интеллект и умение применять учения на практике, – кидань на мгновение замолчал и продолжил: – Однако самый способный ученик Ляо Шу Чиркудай, доказал всем, что чжурчжени глубоко ошибаются. И я, при всём моём уважении к брату, который говорил когда-то, что нашёл очень умных монголов, не верил в вашу разумность. Потому что разумность подразумевает под собой гуманность и снисхождение…
– Ты с этим согласен, Джебе? – поинтересовался Темуджин.
– Нет, Великий хан, – ответил Чиркудай. – Чем больше человек разумен, тем он более изощрен в жестокости.
Темуджин прищурил зеленые глаза и с улыбкой посмотрел на Елюй Чуцая:
– Что скажешь, мудрец?
Кидань погрустнел и, обречено опустил голову:
– Да, мой брат был прав. Чиркудай действительно очень умный человек.
– А у меня все такие, – самодовольно засмеялся Темуджин, и резко прервав хохот, посмотрел на Чиркудая: – Ты бил моего сына палкой?
– Не было нужды, – не спеша ответил Чиркудай.
Темуджин помолчал и неприязненно произнес:
– Нужно было бы его побить, – и, посмотрев на Чагадая, бросил: – Я разрешаю Джебе-нойону бить тебя, если ты провинишься.
Чагадай молча поклонился отцу и украдкой взглянул на Чиркудая. В этот раз Чиркудай увидел не зло в его глазах, а страх. Туменной понял, что всё встало на свои места – теперь Чагадай не будет зарываться и вести себя так, будто ему всё позволено.
– Отдыхай, Джебе, – сказал Темуджин и, посмотрев на Елюй Чуцая, негромко пояснил: – Моего командующего зовут Джебе-нойон и никак иначе. Советую тебе запомнить это имя и не употреблять другое.
Елюй Чуцай понял, что сморозил глупость, назвав Чиркудая запретным именем, поэтому тут же часто закивал головой. Было видно, что он боится скорого на расправу Чингизхана.
Чиркудай поднялся на ноги и хотел уйти, но его остановили слова Темуджина, адресованные ученому киданю.
– Я согласен с некоторыми твоими предложениями. О многом ты говоришь разумно. Будет ещё лучше, если ты сможешь осуществить что-нибудь из своих задумок. Поэтому, разрешаю тебе подбирать людей для правления в завоеванных мною городах и селениях империи Цзинь. Я согласен с твоими словами о том, что завоевать страну можно в седле, но управлять из седла страной невозможно.
Чиркудай оценил мудрость слов киданя и поклонился ему, как мастеру, чем очень смутил мудреца. Отвесив поклон своему хану, он ушел. Уже на улице услышал, как Темуджин удовлетворенно хохотнул.
Большая война длилась в империи полтора года. За это время армия Чингизхана взяла девяносто две городские крепости и уничтожила множество людей. Правление чжурчженей окончилось.
Чиркудай периодически участвовал в боевых действиях со своим туменом. А в свободное время находился в своём личном курене у Великой стены, где жила Сочигель с Анваром. Чиркудай иногда брал сына с собой, приучая к войне. Сочигель не отпускала их одних. Она, как китаянка Субудея, стала всюду следовать за своим мужчиной. Чиркудай немного посопротивлялся такому вниманию, но поразмыслив, решил, что ему нравиться привязанность Сочигель. Она была настоящей подругой воина.
В завоеванных городах монголы сажали своих правителей, которые облагали налогом жителей империи в размере одного процента от объема их добра и прибыли. Так посоветовал Чингизхану Елюй Чуцай.
Правители многих городов не осмеливались воевать и сдавались на милость варварам. Но так поступали не все. Иные крепости приходилось брать штурмом. По этому поводу Чингизхан издал указ, разъясняющий полководцам, что нужно делать со строптивыми противниками.
В законе говорилось, что если жители не открывают ворота добровольно и город приходится брать штурмом, то при гибели всего лишь сотни монголов в дело пускались катапульты, бросавшие за стены камни и горшки с порохом. А после применения катапульт никакой пощады горожанам не могло быть – они все должны быть уничтожены. Это было записано в Ясе – основном законе Монголии, которая исполнялась безоговорочно.
Глава тридцать первая. Стратегическая разведка
За полтора года из империи Цзинь в Монголию ушли сотни караванов с фарфоровой посудой, тканями, изделиями из дерева, камня и металлов. Каракорум наводнили тысячи ремесленников, которые построили дома и открыли мастерские.
Большая часть армии Чингизхана, насытившись сражениями, вернулась в Монголию. Вместо себя хан оставил в Китае Мухали с шестидесятитысячной армией. Тумены Мухали набирались из киданей, которые попросились на службу. Но командиры были монголы. Совсем недавно китайцы, ставшие воинами, разбойничали на дорогах. И хотя местные служили добросовестно, монголы для них были чужаками.
Однако, после подавления самого сильного противника для степняков, боевые действия войск Чингизхана не закончились. В покоренных им племенах, люди брали в руки оружие и убивали нукеров. Восставали те, кто отказался примкнуть к империи Чингизхана: меркиты, найманы, кара-кидане. Бунтовщиков беспощадно уничтожали.
Владения Чингизхана расширились за границы Монголии, поэтому различные сведения с периферии приходили в Каракорум с большим опозданием. И Великий хан учредил специальный отдел перевозчиков почты, впоследствии названных ямщиками. Одновременно были основаны станции перевалки на почтовых трассах, называемые ямы, где ямщики могли сменить уставших коней на свежих, и сами отдохнуть.
Чингизхан, внял советам Елюй Чуцая в отношении сбора налогов, включил их в Ясу, назвав дань – ясаком.
Чиркудай не раз слышал взволнованные выступления Елюй Чуцая на совещаниях. Потомку императоров почти удалось убедить нойонов в преимуществе торговли с другими странами над разорительной войной.
– В Монголии, согласно последней переписи, проживает пятьсот двадцать три тысячи человек, – издалека начинал Елюй Чуцай, посматривая на командиров, но обращаясь лишь к Темуджину. – А в покоренных странах – семьдесят миллионов. Из них треть – дети, вторая треть – старики. У тебя остается немного больше двадцати миллионов работоспособных людей. И если ты будешь с каждого брать, как и раньше, по одной доле налога, из ста долей нажитого, которое наработал человек, то это значит, что из сотни данников, один, будет полностью отдавать тебе всё. Это и есть один процент налогов, – Елюй Чуцай перевел дух и, убедившись, что его внимательно слушают, продолжил:
– Сделаем следующие расчеты: двадцать миллионов работников разделим на сто человек, для того, чтобы узнать, сколько условных работников отдают полностью свою прибыль в виде налога. Получается – двести тысяч! То есть – двести тысяч условных работников будут работать только на твою страну, отдавая тебе всё!
Если раньше монголы жили сами по себе и имели лишь то, что у них было, то сейчас к этому прибавляется по одному проценту с двадцати миллионов подвластных тебе людей. Не каждый правитель имеет такую дань.
