Под белым орлом - Грегор Самаров
Довольная улыбка снова скользнула по лицу Софии, затем она возобновила прерванную беседу и пустила в ход все чары своего ума и красоты, чтобы увлечь своего собеседника. По временам он, вздыхая, потуплял свой взор, причём можно было заметить явное сожаление о том, что ему пришлось встретиться с такой красавицей при таких исключительных обстоятельствах.
Время шло незаметно. Карета снова остановилась. Взорам Софии представилась та же картина, что и в первый раз, тот же густой лес без всякого просвета. Снова слуги разбили палатку и внесли обильно нагруженную корзину. Снова Николай помог ей выйти из кареты и проводил в палатку, оставив её одну за спущенным пологом.
На этот раз София ничего не ела, а принялась внимательно перебирать всё в корзине. В её глазах блеснула радость, когда она нашла там несколько различной величины бокалов, предназначенных, очевидно, для различных сортов вина.
Она поставила два бокала на поднос, находившийся в крышке корзины, достала бутылку великолепной душистой мадеры, затем вынула из-за обшлага своего рукава узенькую бутылочку и накапала в бокал четыре-пять капель бесцветной жидкости, которая осталась совершенно незаметной на дне бокала.
Затем она поднесла бокал к носу и, убедившись, что жидкость совершенно без запаха, с довольным видом поставила бокал на поднос.
— Это усыпит его на несколько часов, — сказала она, — потирая руки, — и даст мне возможность при проезде чрез следующий город открыть дверцы кареты и позвать на помощь или — что ещё лучше — с наступлением ночи самой покинуть карету. Ну, а теперь, силы неба или ада, помогите мне! Мне всё равно, откуда бы ни пришла помощь!
Она спокойно подождала, пока кончился срок отдыха, затем приоткрыла полог и кивнула своему спутнику, который в мечтательном раздумье стоял у кареты и смотрел по направлению палатки.
— Любезный Николай, — сказала она непринуждённым тоном, — я действительно несколько устала и чувствую потребность выпить стакан чудной душистой мадеры, находящейся в вашей корзине. Испокон веков вино считалось общественным напитком и, чтобы мне ещё сильнее не чувствовать тяжести заключения, я прошу вас составить мне компанию и чокнуться за свободу, которой я не могла добиться и которую вы мне не смеете дать.
Николай подошёл, слегка краснея.
— Или, быть может, — спросила София, дразня его, — вам запрещено выпить глоток вина с вашей пленницей, так как, по обычаю арабов, гость, с которым разделены трапеза и вино, становится неприкосновенным?
— О, вовсе нет! — ответил Николай, — я почту за особое удовольствие составить вам компанию, но лишь на очень короткое время, так как срок нашей остановки почти уже истёк.
— Мне и нужно только очень короткое время, — шепнула она про себя, — чтобы действие не наступило слишком рано, — а затем сказала: — в таком случае зайдите!
После этого София скрылась в палатке, куда за нею последовал её спутник. Тут она достала бутылку, оплетённую соломой, и наполнила оба бокала. Один из них она взяла в руки, а тот, в который ею предварительно были влиты капли, предоставила Николаю.
— Итак, выпьем за свободу, достигнув которой, я обещаю с благодарностью вспоминать моего любезного тюремщика! — воскликнула молодая женщина, прикоснувшись к его бокалу. — Чтобы желание исполнилось, нужно выпить до дна!
Она зорко следила за Николаем, когда он поднял бокал; но он без малейшего колебания осушил бокал до дна. София принуждена была отвернуться, чтобы скрыть радость, блеснувшую в её глазах.
— Благодарю вас за то, — воскликнула она, — что вы несмотря на свою обязанность держать меня в плену, желаете мне свободы! Теперь я готова продолжать путь, куда бы он ни вёл меня. Срок остановки окончился, пойдёмте! — воскликнула она почти нетерпеливо и, не дожидаясь его предложения, взяла Николая под руку.
Он открыл полог палатки, чтобы отправиться с нею к карете.
В этот момент соскочил с лошади только что прискакавший рослый молодой человек в таком же одеянии, как и спутник красавицы Софии. Он подошёл с вполне военной выправкой к Николаю и подал ему карточку, на которой было написано несколько строк, непонятных для Софии.
Николай побледнел, бросил на красавицу печальный взгляд и сказал:
— Этот господин будет иметь честь заменить меня при вашем дальнейшем следовании.
Не говоря более ни слова, незнакомец предложил руку ошеломлённой женщине, повёл её к карете, и, как только она вошла в неё, крикнул своему предшественнику:
— Оставляю вам свою лошадь; всё дальнейшее вам известно!
Затем он сам сел в карету, захлопнул дверцу, и карета вскоре выехала из леса и направилась по большой дороге.
— Мой предшественник, — сказал новый провожатый Софии, — сообщил вам условия, при которых вы могли располагать его услугами; мне остаётся только заметить, что я вполне заменяю его и прошу вас располагать мною.
Лицо молодого человека было строго и холодно, а взгляд, которым он смотрел на свою пленницу, спокоен и равнодушен, так как не выражал ни участия к её судьбе, ни восхищения её красотой.
София ответила молчаливым кивком головы, закрыла глаза и откинулась в угол кареты, чтобы как можно меньше обнаруживать своё огорчение и негодование, вызванное такой внезапной переменой обстоятельств. Она не в состоянии была собраться с мыслями. Цель, к которой она, казалось, была уже близка, внезапно отошла в далёкую неизвестность и, не зная продолжительности предстоявшего ей путешествия, она не была уверена, что будет иметь возможность выполнить какой-нибудь новый план.
Молодой человек, назвавший себя Николаем, остался на просеке один с почтарём и лошадьми. Он ещё долгое время печально смотрел вслед карете, затем провёл рукою по лбу и прошептал:
— То был сон! Быть может, и хорошо, что он прервался; могло случиться, что сердце одержало бы верх над волей и сознанием долга.
Он снова провёл рукой по лбу, как бы желая смахнуть какое-то облако; его взор стал блуждать как бы во сне, и он с трудом различал окружающее.
— Угодно вам будет сесть на лошадь? — спросил почтарь, подведя к нему верховую лошадь. — Я получил приказание доставить вас обратно в гарнизон.
— Обратно в гарнизон? — повторил молодой человек машинально, как бы стараясь уяснить себе смысл этих слов, а затем сделал движение, чтобы вдеть ногу в стремя. Но это не удалось ему,
