Охота на Церковь - Наталья Валерьевна Иртенина
Он протиснулся между телегами, загородившими вход на рынок, и тотчас врезался в человеческую фигуру, вставшую на пути. Федька утробно взревел и замолотил руками.
– Да тихо ты, тихо! Размахался, махач.
Сзади уже подбегал чекист-подранок, сопевший как медведь в берлоге. Федька, оглянувшись, зажмурился и даже присел от немалого страху. Показалось, что энкавэдист сейчас накинется и прирежет.
– Что это вы, товарищ сержант, с ножом на ребенка бросаетесь?
Спокойный голос милиционера, державшего Федьку, немного ободрил его.
– Ребенка?! – яростно рыкнул чекист. – Ты, Прищепа, глаза разуй! Этот уголовник-головорез сам на людей с ножом кидается!
– Э, да вы весь в крови, товарищ Малютин. Шинель запачкалась. Вам в больничку срочно надо. А пацана я сам отведу в отделение.
Прищепа свободной рукой взял у сержанта нож, убрал лезвие и бросил себе в карман.
– Не в милицию! Отведи его к нам, – потребовал чекист. – Сдай дежурному, скажи, я велел. Да держи крепче бандита.
– Не волнуйтесь, товарищ сержант.
Бросив на мальчишку многообещающий взгляд, энкавэдист зашагал прочь от рынка. Федька же, разом ослабев, привалился боком к милиционеру.
– Жрать небось хочешь, живодер?
– Все равно сбегу, дядька, – честно пролепетал шпанец. – В тюрьму не посадите, я еще маленький. В детприемнике перезимую и сбегу.
Прищепа повел его, держа руку в захвате, как в кандалах.
– С улицы тебе одна дорога – в бандиты. Так что тюрьма тебя все равно дождется. Если повезет и не расстреляют за особо тяжкое…
Федька заплелся ногами и чуть не упал.
– Да ты, парень, горишь, – нахмурился Прищепа, потрогав его лоб. – Ну-ка пошли.
Наперерез через улицу их нагонял человек в телогрейке, толстых ватных штанах и коверкотовом картузе.
– Постойте, товарищ милиционер!.. Этот пацан… Я его знаю и готов дать за него поручи…
Оборванная фраза повисла в стылом воздухе.
– Вы?!
– Ошиблись, гражданин. – Прищепа откозырял. – А за мальца не беспокойтесь. Устрою.
Морозов в задумчивости и долгих колебаниях смотрел им вслед, пока милиционер с беспризорником не исчезли из виду, свернув в переулок. Он был уверен, что никакой ошибки нет. Шинель с синими петлицами и милицейская шапка не могли настолько изменить облик, чтобы не узнать в страже порядка того серого человека, который однажды окликнул его на крыльце туберкулезного диспансера, рассказал о Жене и построил план ее бегства. О неудаче он, конечно, знать не мог. Морозова одолевало желание поведать ему. Но делать этого, разумеется, не стоило.
Нежданной-негаданной этой встречей перебило другую мысль, с которой Морозов шел на колхозный рынок. Он догадывался, что беспризорник Федька кормится там, подворовывая. В двух комнатках его, морозовской, жилплощади еще оставалось место, чтобы втиснуть четвертую кровать. Было бы как в казарме, но это пустяк. «Надо жить. Выкормить эту безотцовщину, всех троих. Пока сами на ноги не встанут. А дальше будь что будет… Должен жить и другим дать выжить. Ради нее!»
Однако Федькина судьба, похоже, повернулась иначе.
* * *
«Доношу до вашего сведения, что сотрудник рабоче-крестьянской милиции г. Мурома Прищепа И.С. в конце рабочего дня 17 ноября сего года угрожал мне в грубой форме и шантажировал. Требовал выписать ему ложный больничный лист. Я вынужден был подчиниться и в графе “заболевание” поставил почечную колику. Закрывать фальшивый больничный лист милиционер Прищепа явился утром 19 ноября. Прошу принять меры к этому сотруднику, он может быть врагом». Подпись: врач главной городской больницы Нефедоров.
– Ах ты ж, холера, – бормотал под нос начальник муромского НКВД Кольцов, доставая из ящика стола бланки ордеров на арест. – Забодай тебя комар, Прищепа!
Для чего сотруднику милиции, подозреваемому в двурушничестве и шпионаже, потребовался больничный лист на 18 ноября, догадаться было несложно. В тот день проводились массовые аресты церковников. Милиция также участвовала, усиливая своими сотрудниками опербригады. Враг познается по делам. «Вот ты и познался, Прищепа».
Младший лейтенант поставил на ордере дату и подпись. В строке «фамилия» он вывел первый слог, но тут затрезвонил телефон.
– На проводе начальник пятого отделения третьего отдела УНКВД области лейтенант Миславский, – резанул по уху высокий, неприятный женский голос.
Третий отдел занимался контрразведкой. Пятое отделение – недобитой и эмигрантской белогвардейщиной. Угадывая содержание предстоящего разговора, глава муромских чекистов мысленно поздравил себя с успехом: хоть на несколько минут, но опередил спецов из контрразведки в разоблачении белогвардейского шпиона. «Профессионализм не пропьешь!» – усмехнулся Кольцов.
– Голуба, что там у тебя в отделе за Малютин такой? – без предисловий спросила контрразведка.
– Сержант Малютин, мой заместитель, – чуть замешкав в растерянности, ответил Кольцов. – Примерный сотрудник, передовик-стахановец, награжден почетным знаком «15 лет ВЧК-ОГПУ»…
– А ты знаешь, что настоящая фамилия твоего стахановца Ямпольский?
Младший лейтенант поднялся с кресла.
– Откуда… – хрипнул он. – Откуда мне знать, товарищ Миславский…
– Ну теперь будешь знать, голуба, что у тебя в отделе работает подпоручик деникинской армии, правый эсер. И все твои секреты ему известны. А значит, они известны и в Берлине. – Контрразведка в телефоне усмехнулась. – Так что давай, выписывай ордер на арест.
– У… уже, товарищ Миславский! – Кольцов подхватил ордер и пошелестел им в воздухе.
– Уже? Ну ты голуба! – снова ухмыльнулась трубка и отрезала: – Действуй!
Кольцов упал в кресло. Отдышался, выпил воды и обмакнул ручку в чернила. Тщательно замарал на бланке «При». Рядом вписал фамилию сержанта Малютина. «Будь он неладен, холера!»
* * *
На постели с простыней, подушкой и одеялом Федька не спал давным-давно и сперва испугался – куда попал? Одеяло было даже не одно, их тяжесть придавливала его к кровати, но Федьку все равно бил озноб. Он пошарил глазами вокруг, рассмотрел полутемную комнатку, занавешенное окно и зажженную керосиновую лампу.
Из груди мальчишки вырвался хриплый кашель. В комнате тотчас объявился давешний милиционер в выпущенной исподней рубахе. Обтер Федьке лоб влажной холодной тряпицей.
– Ну и задал ты мне дела, бандит. Возись тут с тобой. Тебя звать-то хоть как?
– Федькой. Что же не сдал меня, дядька? – слабым голосом вопросил шпанец.
– У меня останешься жить. Буду из тебя человека делать. Эк тебя хворь трясет… Спирт пробовал пить?
– Спирт? – Мальчишка вытаращился. – Да ты что, дядька…
– Правильно. Лучше эту отраву и не пробовать.
Прищепа вышел из комнаты, а вернулся с бутылью в руках. Отлил немного в кружку, скинул с Федьки одеяла, плеснул на ладонь и принялся растирать хилую мальчишью грудь. Шпанец с интересом втягивал носом острый, незнакомый запах. За отцом в комнатку притопал кудрявый малец-шестилеток в трусах и рубашонке. Копая в носу, смотрел на Федьку.
– Он будет с нами жить?
– Иди спать, – шуганул его Прищепа.
Малыш исчез.
– А
