Сергей Катканов - Рыцари былого и грядущего. Том 3
Тамплиеры обошли часовню вокруг, заглянули в окна из идеально прозрачного хрусталя. Через окна хорошо просматривалось всё внутреннее убранство часовни. На её восточной стене висела икона — Господь Вседержитель, на южной — Георгий Победоносец, на северной — архангел Михаил. Вне сомнения, это была тамплиерская часовня. На каждой стене под иконами висели по три рыцарских щита белее снега с крестами алее крови. Щиты были явно приготовлены для них, но они не знали, как войти в часовню.
— Дверь — деревянная, а мечи у нас не игрушечные. За пять минут можем оставить от двери одни щепки, — сказал суровый Эстебан д’Албугера
— Дон Эстебан всегда заходит в дома молитвы столь необычным образом? — спросил Сент — Омер.
— Если любезный Годфруа подскажет способ более изысканный, все, без сомнения, будут ему благодарны, — без обиды, скорее задумчиво, ответил д’Албугера.
Братья бродили по поляне, с интересом рассматривали двухметровый крест чёрного мрамора, возвышавшийся недалеко от часовни. Под крестом лежала плита белого мрамора без каких–либо надписей или знаков. Решили, что это могила безвестного героя. Они долго так бродили в растерянности, наконец, Вальтер Одноглазый сказал:
— Братья, нам надо помолиться, тогда двери часовни откроются.
— Брат Вальтер, очевидно забыл, что мы все помолились, прежде, чем я взялся за ручку двери, — проворчал Сиверцев.
— При всём уважении, господин маршал… Мы не помолились, а лишь произнесли слова молитвы, — робко заметил Одноглазый.
— Пожалуй, ты прав. Что же делать?
— Пойдёмте все к мраморному кресту, встанем перед ним на колени и будем произносить слова молитвы до тех пор, пока в наших сердцах не родится чистая молитва.
— Но молится на могиле, даже не зная, кто в ней похоронен, это как–то не очень, — заметил Анри де Монтобан.
— Не думаю, что это могила, — задумчиво обронил Вальтер.
— А что? — спросил Анри.
— Ключ, — вдруг уверенно сказал Сиверцев, уже всё понявший. — Ключ к часовне.
Девять рыцарей Храма в белых плащах встали полукругом на колени перед чёрным крестом и, сложив руки на груди, начали хором шептать Иисусову молитву. Сиверцев прикрыл глаза, стараясь погрузить своё сердце в немногие простые слова, исполненные неисчерпаемой глубины. Иногда ему начинало казаться, что он действительно молится, и всё–таки он продолжал чувствовать в сердце сухость, говорившую о том, что это ещё не молитва. Открыв глаза через неопределённое время, он увидел, что на белой плите начинают понемногу проступать красные буквы, готовые сложиться в слова Иисусовой молитвы, но некоторые слова ещё и не начали появляться. Значит до сих пор никто из братьев ни разу не произнёс эти слова от всего сердца. Пока ярко обозначились только первое слово: «Господи».
Они продолжали молиться. По земным меркам могли пройти уже сутки, но теперь братья по–настоящему выключились из потока времени. Никто не знал, давно ли они молятся, никто уже не чувствовал себя. Наконец они услышали словно бы очень тихий колокольный звон. Андрей приоткрыл глаза и увидел, что на белой плите чётко обозначились все слова Иисусовой молитвы. Он встал с колен и от всего сердца произнёс: «Слава Тебе, Боже наш, слава Тебе». Братья последовали его примеру.
Дверь часовни открылась легко, плавно, без скрипа. Тамплиеры зашли и увидели то, что почему–то не рассмотрели через окна. Посреди часовни стоял большой кубический камень, по виду напоминавший алтарь, но без покрова, и назначение он имел явно иное. Сначала им показалось, что на камне стоит крест, но присмотревшись, они увидели, что из камня торчит меч с крестообразной рукояткой.
— Известная картина. Меч в камне. Эскалибур. Значит, одному из нас придётся стать королём? — задумчиво произнёс Анри де Монтобан.
— Не думаю, — заметил Сиверцев. — Не надо ждать, что здесь будут оживать древние легенды, причём дословно. Скорее всего, аналогия с мечём короля Артура носит характер ограниченный — одному из нас суждено извлечь меч из камня, он и будет потом биться этим мечём, который, очевидно, предназначен для вполне определённого боя. Прежде, чем мы приступим к испытанию, хочу сказать: весьма нежелательно, чтобы среди нас появлялись избранные, чуть ли не коронованные особы. Все братья равны, а ваш покорный слуга равнее всех, иначе мы не рыцари.
Каждый тамплиер молча кивнул в знак согласия. Они по очереди стали подходить к мечу и браться за рукоятку, не имея успеха. Никто не отходил разочарованным, Андрей явно видел это по их лицам. Он взялся за рукоятку последним, меч легко вышел из камня.
— Не могу сказать, что означает то, что мне дано владеть этим мечём, — немного растерянно сказал Сиверцев.
— То, что мы не ошиблись, избрав вас своим руководителем, — спокойно ответил де Сент — Омер.
— А ещё то, что именно вам придётся вступить в то единоборство, в котором потребуется этот меч, — так же спокойно добавил Морунген.
— Но что это за меч? — неизвестно у кого спросил Милош.
— Думаю, это меч Карла Мартелла, — сказал Морунген. — Видите пять крестов на рукоятке? Когда–то Мартелл, по сути — первый крестоносец, с этим мечём остановил сарацин, вторгшихся из Испании во Францию. Потом меч Мартелла чудесным образом достался Жанне д`Арк, а после её пленения куда–то исчез. Думаю, с тех пор он принадлежал не одному христианскому герою и вот теперь достался господину Сиверцеву. Кстати замечу, что Карл Мартелл не был королём, так что наш маршал может быть спокоен — корона ему не грозит.
— Разбираем щиты, братья, — улыбнулся Сиверцев. — Надеюсь, они не прикручены к стенам болтами.
Щиты снимались легко. Они были удивительными — очень лёгкими и, судя по всему, чрезвычайно прочными. Трудно было определить, что это за металл, если это вообще был металл. Казалось, что красные кресты на белом поле не были нанесены краской, а являли собой цвет самого материала. На внутренней стороне щитов сверху были написаны слова молитвы «Да воскреснет Бог…». Братья сразу поняли: когда закрываешь щитом голову, слова молитвы оказываются перед глазами.
Теперь они были хорошо вооружены для тех сражений, о которых не имели ни малейшего представления.
***Волшебный лес казался бесконечным, да так оно, наверное, и было. Казалось, что пространство, так же как и время — лишь гости в этом лесу, они иногда проявляют себя, заставляя, например, ждать или продвигаться вперёд, но ни пространство, ни время не могли вести себя здесь, как хозяева, они не составляли существа волшебного леса.
Братья чувствовали, что они продвигаются по лесной дороге, но так ли это было на самом деле, они не пытались даже определить. Иногда им казалось, что они идут уже несколько дней, но если бы им сказали, что прошло лишь несколько часов, с тех пор, как они покинули рыцарский зал, никто из них не был бы удивлён.
И вот они увидели дым где–то в глубине леса, может быть, в километре от дороги. Решили свернуть, посмотреть, что там такое. У большого костра стоял человек в лохмотьях и очень внимательно, по–деловому, следил за огнём. Для человека, судя по всему, было очень важно, чтобы костёр горел так, как надо и никак иначе. Его почерневшее от дыма лицо выглядело таким сосредоточенным, что было просто неловко его отвлекать. Братьев, давно уже стоявших рядом с ним, он вообще не заметил, так что у них было время хорошенько рассмотреть его хижину, стоящую неподалёку. Она была сложена из очень толстых массивных брёвен, хотя внутри, похоже, трудно было разместиться и двоим. Имея желание поставить маленькую хижину, разумнее было бы использовать брёвна менее основательные, но в этом лесу все деревья были огромны.
Костёр, между тем, понемногу прогорал, чумазый оборванец начал растаскивать ещё не полностью прогоревшие поленья, приговаривая: «Славный будет уголь, славный будет уголь». Закончив своё дело и, видимо, до сыта надышавшись дымом, он заметил, наконец, братьев и, ни сколько не удивившись, очень просто спросил:
— Вы кто?
— Рыцари Христа.
— Рыцарей Христа не бывает. Или уж «беллаторес» — воины, или уж «ораторес» — молящиеся. Не знаю, зачем вы пытаетесь меня обмануть. Впрочем, это ваше дело.
— А вы кто? — спросил Беранже де Колль.
— Углежог Эврар.
— А точнее? — улыбнулся Беранже.
— Эврар де Брейтель, виконт Шартрский, — углежог выпрямил спину, и его благородная осанка стала всем очевидна.
— Мы хорошо знаем о вас, Эврар, — очень любезно продолжил де Колль. — Когда–то вы блистали в высшем свете, были героем рыцарских турниров, а потом узрели тщету всего мирского, удалились в лес и стали углежогом.
— Не знаю, откуда вам про меня известно, но именно так всё и обстоит с бывшим виконтом Шартрским. Я теперь «лабораторес» — работающий. И, доложу я вам, господа, это прекрасно. Живу в лесу один, в тишине и покое, жгу уголь, потом отношу его на поляну неподалёку. Уголь забирают, а мне оставляют хлеб. Я сам собираю ягоды, орехи, грибы. Вы видели какие здесь грибы?
