Огненный поток - Амитав Гош
Поначалу английская эскадра, занятая одновременным обстрелом Чуенпи и Тайкока, игнорировала китайскую флотилию, но после падения обоих фортов обратила на нее внимание – группа вооруженных пушками ботов двинулась на расправу.
Они еще не подошли на дистанцию выстрела, когда рядом с ними возник сияющий железом корпус “Немезиды”. Пароход обогнал боты, на скорости прибыл к косе и, ткнувшись волнорезом в песок, дал залп снарядами, с жутким воем взлетевшими с носовой палубы. Нил догадался, что применено то самое оружие, некогда интересовавшее Чжун Лоу-сы, – ракеты Конгрива, предтечи которых использовались в битве при Бангалоре. Описав дугу в воздухе, они нанесли сокрушительный удар: джонка, в пороховой погреб которой угодила ракета, с оглушительным грохотом взорвалась, и через мгновенье вся бухта была объята пламенем, китайскую флотилию как будто смело огненным потоком.
На “Кембридже” затрезвонила рында, подавая команду “По местам стоять, к бою!”. Форпосты Тигриной пасти были в руках англичан, и атака победоносных кораблей на следующую линию укреплений – огневые точки Хумэня и острова Северный Вантун, где стоял “Кембридж”, – казалась неизбежной.
Но, как ни странно, корабли отошли к Чуенпи, чтобы забрать ранее высаженный десант.
Видимо, наступление отложили на завтра.
Вечером, проверив, как сипаи и обозники устроились в трюме, Кесри зашел к капитану Ми, и они поговорили о давешнем бое. Порванный мундир капитана, получившего легкую рану мушкетной пулей, был надет в один рукав, забинтованная рука покоилась на перевязи.
– Сочувствую, сэр, – сказал Кесри.
– Не стоит, – ухмыльнулся капитан. – Я так даже рад провести отпуск по ранению в Макао.
Потери британцев, сообщил он, составили тридцать восемь человек ранеными, убитых нет. У китайцев же погибли почти шестьсот солдат и бессчетно раненых. На Чуенпи захвачено и выведено из строя тридцать восемь тяжелых орудий, на Тайкоке – двадцать пять. С учетом пушек на потопленных джонках и прочих, уничтожено сто семьдесят три орудия противника.
– Сипаи себя показали отменно, майор Пратт их превознес до небес.
– Правда, сэр? – Кесри знал, что капитан давно мечтает попасть в победную реляцию. – А вас упомянули?
Ми покачал головой:
– Нет, хавильдар, ни словом.
– Может, позже? Ведь завтра снова в бой.
– Да кто его знает. Говорят, на Полномочного надавили – мол, заканчивай с войной. Кажется, китайскому командованию уже послана бумага с условиями капитуляции. Не удивлюсь, если нас отправят обратно в лагерь, а начальники продолжат бесконечную переговорную трепотню.
Кесри огорченно поежился. Он-то надеялся, что начало полномасштабных действий приведет к скорому завершению всей кампании.
И вот нате вам – следующим утром из Хумэня вышла лодка с белым флагом, направлявшаяся к флагманскому кораблю Полномочного представителя.
Вскоре было объявлено о прекращении боевых действий, бенгальские волонтеры возвращались на Ша Чау.
Всю ночь “Кембридж” впитывал новости и слухи. Но вот размах трагедии уяснился, и взвинченность китайских офицеров и матросов, которых кидало от ярости к глухому отчаянию, достигла предела.
Когда пришла весть о роли “черных чужаков” в бойне на Чуенпи, отношение китайских моряков к ласкарам резко изменилось: былая дружба вмиг улетучилась, уступив место холодности, словно Нил, Джоду и другие были в ответе за содеянное сипаями.
В открытую о том никто не говорил, что было еще хуже. Нилу даже полегчало, когда Комптон обрушился с обвинениями:
– Почему, Нил, почему? Почему твои соотечественники убивают моих, если между нашими народами нет вражды?
– Не надо равнять нас с сипаями, Комптон. Мы – не они. При всем желании, мы с Джоду не стали бы сипаями. Да и зачем нам? Знаете, в Индии они убили народу больше, чем где-либо еще.
Единственной хорошей новостью было известие, что адмирал Гуань жив. Его сочли погибшим при обстреле джонок, но он сумел добраться до Хумэня.
На рассвете поступил приказ адмирала: “Кембриджу” срочно сменить позицию. Едва развиднелось, корабль отошел от острова Северный Вантун и встал возле огневой точки на другой стороне пролива. Команда готовилась к неизбежному бою.
Ранним утром в проливе появились три английских фрегата, и матросы “Кембриджа” заняли боевые посты. Но англичане почему-то развернулись и ушли.
И только позже стало известно о возобновлении переговоров между мандаринами и британским Полномочным представителем.
Вскоре выяснилось, что у англичан имелся еще один повод для прекращения боевых действий: едва начались переговоры, как судно с грузом Ланселота Дента подняло якорь и, миновав Тигриную пасть, направилось к Гонконгу.
Все прекрасно понимали, что за перемирием стоит купец Дент – мохк хау хаак сау, кукловод за ширмой. Разумеется, он щедро проплатил английских военачальников, чтоб обеспечить безопасность своего груза.
– Вот что получается, когда войну затевают торговцы, – с горечью сказал Комптон. – Сотни жизней зависят от мздоимства.
Вечером он совершил ездку через пролив и, наведавшись в Хумэнь, вернулся со сногсшибательным известием: генерал-губернатор Цишань капитулировал, приняв все требования захватчиков, включая выплату компенсации в шесть миллионов серебряных долларов за конфискованный опий. Он также согласился передать англичанам под их базу остров, который те уже давно вожделели, – Гонконг, в китайских официальных бумагах именуемый “Гора Красное Кадило”.
Соглашение о том будет составлено в ближайшее время.
Последствия боя на Чуенпи проявились почти сразу. В одну ночь уйма лодок заполонила гонконгскую бухту, точно мусор, вынесенный вдалеке прогремевшим штормом. Однако это были не те маркитантские лодки, что ежедневно приходили из Коулуна, предлагая провиант, безделушки и другие товары, но сампаны-развалюхи, доверху груженные домашним скарбом – кухонной утварью, циновками, печками и тюками с одеждой. На изогнутых бамбуковых навесах сидели собаки, кошки и куры, а впереди грудились выводки ребятишек с привязанными к спинам досками, чтоб не утонули, если вдруг свалятся за борт.
Казалось, плавучее население прибывает вместе с приливом. Каждую ночь накатывали волны лодочного люда, и Полетт, проснувшись утром, видела, что сампанов вокруг “Редрута” стало еще больше.
Фредди, теперь ежедневно навещавший питомник, был на короткой ноге с новоявленными переселенцами.
– Это мой народ, э? – говорил он. – Моя мать была лодочницей, я вырос среди даньцзя[94].
– Но почему их так много? – спрашивала Полетт. – Чем их привлек Гонконг?
– В Гуандуне очень неспокойно. Лодочный народ встревожен. Оставаться нельзя, э? Говорят, Гонконг отдадут англичанам. Лодочники считают, здесь им будет безопаснее.
Вскоре кое-кто из новичков, перебравшись на сушу, стал где попало возводить лачуги и халупы. Берег, с которого Полетт начинала подъем к питомнику, уже не был безлюден. Сперва в дальнем краю его появилась одиночная хибара, а через неделю вокруг нее выросла целая деревушка. Обитатели ее выглядели миролюбиво, однако Полетт обрадовалась предложению Фредди сопровождать ее в подъеме на холм и приняла его не колеблясь.
Меж тем англичане тоже расширяли свое присутствие на Гонконге. Каждый день туда-сюда сновавшие боты и баркасы доставляли с военных и торговых судов, бросивших якорь в бухте, солдат, матросов, судовладельцев и экскурсантов. Остров наводнили бригады маркшейдеров, измерявших склоны холмов и вбивавших колышки.
Однажды в питомнике появилась группа из полудюжины официального вида мужчин, вооруженных землемерными циркулями и мерными лентами. Они поинтересовались, кому принадлежит участок, и ответ Полетт, что он арендован мистером Пенроузом, их, похоже, удовлетворил.
– Что-то слишком много вопросов, ла, – после ухода землемеров сказал Фредди. – Может, они хотят оттяпать землю?
Полетт будто ударили под дых.
– Нет! – воскликнула она. – Это невозможно!
– Люди говорят, англичане, получив остров, заграбастают все, что им понравится.
Коренные жители острова, коих
