Вольдемар Балязин - Семейная Хроника. Сокровенные истории дома Романовых
Александр немедленно распорядился упростить военную форму и сделать ее более удобной. В этом смысле он действовал в духе Потемкина и Суворова.
Но была здесь и другая сторона — форма стала национальной. Всех военнослужащих переодели в полукафтаны и шаровары, перепоясав их цветными кушаками и надев на головы барашковые шапки. Прежде всех были переодеты генералы свиты. Когда после введения этого новшества состоялся первый придворный прием, то только один из генералов свиты — необычайно спесивый, заносчивый и очень недалекий князь Барятинский, командир Преображенского полка, болезненно гордившийся полковым мундиром и своей принадлежностью к славному аристократическому братству офицеров лейб-гвардии, — нарушил приказ и явился на прием в прежнем мундире.
Когда же министр двора сделал ему в связи с этим замечание, князь ответил, что мужицкой формы он носить не станет. Этот ответ был равнозначен отставке, и князю пришлось донашивать свой старый мундир в Париже, но уже частным человеком.
Не только лощеных генералов свиты и камергеров двора настораживали эти внезапные и резкие перемены. Даже такой прогрессист и либерал, каким был известный судебный деятель А. Ф. Кони, поразился, увидев на Александре III при посещении его в Гатчине русскую рубашку с вышитым на рукавах цветным узором.
Другой характерной чертой нового царя была его бережливость, доходящая до предела. Он носил одежду — брюки, тужурку, пальто, полушубок, сапоги — до тех пор, пока они не начинали разваливаться. И тогда царь чинил и латал их до последней возможности, причем и изначально это были самые простые вещи: сапоги не офицерские, а солдатские, тужурка не из тонкого сукна, рубашки из ивановского холста. И жить он стал не в прежних апартаментах Зимнего дворца, а в маленьких комнатках дворца в Гатчине, где до него жили слуги. Новый император навел строгую экономию во всех отраслях государственного управления, особенно сильно урезав расходы дворцового ведомства. Он сильно сократил штат министерства двора, уменьшил число слуг и ввел строгий надзор за расходованием денег и в своей семье и в семьях великих князей.
Александр III запретил закупку для своего стола заграничных вин, заменив их крымскими и кавказскими, а число балов ограничил четырьмя в год.
Летом царская семья жила в Петергофе, занимая маленький дворец Александрию и лишь однажды в сезон — 22 июля — праздновала день тезоименитства Марии Федоровны. В Александрии, как и в Гатчине, жизнь царя и царицы проходила в непрерывных трудах и заботах, и только после окончания лагерного сбора в Красном Селе, завершавшегося большим парадом, раздачей наград и производством в офицеры, семья уезжала в финские шхеры, где и ждал их всех настоящий отдых.
Министры могли приезжать сюда в самых исключительных случаях, а государственные бумаги привозили и увозили фельдъегеря.
Здесь, среди живописной полудикой природы, в лабиринтах многочисленных островов и каналов, освобожденная от уз дворцового этикета августейшая фамилия ощущала себя обыкновенной счастливой и здоровой семьей, посвящая большую часть времени длительным прогулкам, рыбалке, катанию на лодках.
Иногда семья вместо отдыха в шхерах уезжала в Польшу, в Ловичское княжество, и там с азартом предавалась охотничьим забавам, особенно охоте на оленей, а завершался отпуск чаще всего поездкой в Данию, в замок Бернсторф — родовой замок Дагмары, где часто собирались со всей Европы ее коронованные сородичи.
Сколько желчи вылито было недоброжелателями Александра в связи с его мужиковатостью, неотесанностью, совершенно не царской простотой в быту, выдаваемой ими за скаредность! Сколько стрел было выпущено левыми журналистами и писателями-эмигрантами по поводу его тупости и невосприимчивости к искусству! А он чаще, чем кто-либо, бывал в опере, очень хорошо музицировал, а на тромбоне играл столь искусно, что был солистом в дворцовых квартетах.
В 1869 году у цесаревича начал собираться маленький оркестр медных духовых инструментов, в который входил он сам и еще восемь музыкантов — офицеров гвардии. С течением времени кружок разросся и в 1881 году превратился в «Общество любителей духовой музыки». Было бы преувеличением утверждать, что там играли музыканты высокого класса, но репертуар был разнообразен, и оркестранты становились год от года все более искусными.
Александр, еще в бытность цесаревичем, стал одним из основателей Русского исторического общества, под его покровительством находился Исторический музей в Москве.
Серьезное увлечение искусством началось у цесаревича с осмотра дворцов и музеев Копенгагена. Приезжая туда к тестю и теще, цесаревич вместе с Марией Федоровной обходил стекольные заводы, фабрики по производству фаянса и фарфора, мастерские ювелиров, приобретая лучшее образцы производимых там изделий, а затем и старинную мебель, гобелены и самый разнообразный антиквариат. Наконец, наступила очередь картин. Здесь, вопреки канонам он ста приобретать полотна современных художников, а о школе старых мастеров сказал однажды: «Я должен ее любить, ибо все признают старых мастеров великими, но собственного влечения не имею». Впрочем, в дальнейшем отношение Александра III к старым мастерам переменилось, и он приобретал картины Бларамбёрга, Ватто и других.
Вскоре в Аничковом дворце Александр отвел два зала под музей. В нем демонстрировались приобретенные им раритеты и коллекция редкостей, купленная у писателя Дмитрия Васильевича Григоровича, автора прославленных повестей — «Деревня» и «Антон Горемыка». Григорович был не только писателем, но и незаурядным художником и выдающимся знатоком искусств и потому занимал пост секретаря Общества поощрения художеств и читал лекции по истории искусства цесаревне Марии Федоровне, на коих нередко оказывался и цесаревич.
В Царскосельском дверце Александр разместил коллекцию картин русских художников 20 — 50-х годов XIX века: там были полотна Брюллова, Басина, Сверчкова, Боголюбова, Боровиковского, скульптуры Клодта и многих иных живописцев и ваятелей.
В заграничных путешествиях Александр постоянно пополнял свои коллекции. Во время поездки в Париж он принял от русских художников, в то время находившихся там, звание «Почетного попечителя» созданного ими Общества взаимной помощи, размещавшегося в доме барона Горация Осиповича Гинцбурга — выдающегося российского финансиста, богача и мецената, щедро покровительствовавшего людям искусства.
Посетив мастерские русских художников и выставку их работ, разместившуюся в парижском доме Гинцбурга, цесаревич купил картины у Репина, Поленова, Савицкого, Васнецова, Беггрова, Дмитриева. У Антокольского он купил бронзовые статуи Христа и Петра Великого, а впоследствии приобрел и известнейшие его работы — «Летописец Нестор», «Ермак», «Ярослав Мудрый» и «Умирающий Сократ».
Александр обошел мастерские многих французских художников, побывав и у знаменитого и модного придворного живописца Месонье. Вместе с Марией Федоровной посетил он музеи Лувр, Люксембургский дворец, Клюни, Севрскую фарфоровую фабрику, фабрику гобеленов, а также и Академию художеств. Александр приобрел десятки произведений искусства, но венцом всего был осмотр коллекций древностей русского подданного Базилевского, которую Александр купил за пять с половиной миллионов франков, как только стал императором. Эта коллекция стала основой отдела древностей императорского Эрмитажа.
* * *В леворадикальной историографии, когда речь заходила об Александре III, упорно культивировался образ тупого, малообразованного деспота, начисто лишенного как интеллекта, так и чувства юмора. О его образовании и уме мы уже знаем, но и в остроумии ему тоже нельзя было отказать. Так, например, однажды командующий Киевским военным округом М. И. Драгомиров забыл поздравить его с днем рождения и вспомнил об этом лишь на третий день. Не долго думая, генерал послал телеграмму: «Третий день пьем здоровье вашего величества», на что сразу же получил ответ: «Пора бы и кончить». А когда великий князь Николай Николаевич подал ему прошение о разрешении жениться на петербургской купчихе, Александр наложил такую резолюцию: «Со многими дворами я в родстве, но с Гостиным двором в родстве не был и не буду».
Александр III вел себя безукоризненно в вопросах семейной морали. Даже в таком насквозь антимонархическом издании, каким были небезызвестные «Новые материалы по биографии российских коронованных особ, составленные на основании заграничных документов», автор XII тома А. Колосов писал, что Александр III «не в пример всем своим предшественникам на русском престоле держался строгой семейной морали. Он жил в честном единобрачии с Марией Федоровной, не заводя себе ни второй морганатической жены, ни гарема любовниц». Немалую роль сыграл в этом отношении роман его покойного отца с Е. М. Долгоруковой-Юрьевской, навсегда ставший для цесаревича примером того, как ни в коем случае не должен поступать царь — глава августейшей семьи.
