Шапи Казиев - Крах тирана
Шах и его свита с трудом спустились по размытым, заваленным обломками скал дорогам и расположились на возвышенности между Мегебом и Обохом, откуда был виден Хициб. Одетый в золотые доспехи с пристегнутым к седлу драгоценным щитом, Надир разглядывал горцев в подзорную трубу, замечал стариков и совсем юных воинов и злорадно говорил своей свите:
– Если это все, что у них есть, они не продержатся и часу!
– Войска ждут лишь повеления великого падишаха, – сказал Кани-хан, жаждавший расплатиться с горцами за вчерашнюю неудачу.
– Разбить этот сброд – не великий подвиг, – отвечал Надир-шах. – Славы он не принесет. Но, чтобы секретарю было что записать в свою летопись, пусть все будет, как в настоящих битвах. Продлим же себе удовольствие, мои храбрые воины! Устроим поединок!
Шах знаком подозвал к себе дюжего мазандеранца из своей охраны, того самого, которого посылал к андалалцам с хурджином пшена. Он был известен своей поистине нечеловеческой силой и победами во всех поединках с богатырями противников.
Мазандеранец склонился перед шахом, готовый исполнить его повеление.
– Твои победы всегда приносили мне удачу, – сказал Надир-шах. – На этом свете нет человека сильнее тебя, как нет владыки могущественнее твоего повелителя. Так покажи этим упрямым дагестанцам, с кем они имеют дело.
– Благодарю за честь, мой повелитель, – прохрипел в ответ мазандеранец.
– Наведи на них ужас, – приказал Надир-шах, уверенный, что так оно и будет. – И милость моя прольется на тебя сполна.
Авангард горцев возглавляли Чупалав и Муртазали. Они были в кольчугах с налокотниками и в шлемах с кольчужной бахромой, защищавшей лицо и шею. В руке у каждого была обнаженная сабля, на поясе висел кинжал. Рядом с ними во всеоружии стояли Муса-Гаджи и Мухаммад-Гази. Хорошо вооружены были и остальные воины. Многие имели ружья, щиты и луки со стрелами. Каждый воевал так, как ему было привычнее, но клятва, которую горцы дали перед битвой, была одна для всех:
Да не буду я мужчиной,Если дрогну я в бою!Пусть жена того покинет,Кто уронит честь свою!
Еще больше горцев стояло на другой стороне, за речкой.
Чувствуя, что настает решающий час, Пир-Мухаммад воздел руки к небу:
– О великий Аллах! Даруй победу верным сыновьям Дагестана! Они вышли на священную войну за свободу своей родины, против нечестивых врагов, погрязших в смертных грехах. Будь же милостив к тем, кто жертвует собой на пути праведном, и обрати свой гнев на притеснителей!
– Амин! – откликнулись аксакалы.
– Амин! – пронеслось по рядам воинов из всех уголоков Дагестана, стоявших теперь плечом к плечу.
Но даже всех вместе горцев было не так много, чтобы поколебать уверенность Надир-шаха в победе.
Над Согратлем возвышалась боевая башня. Таких башен в селе было несколько, но этой, передней и самой большой, предназначалась важная роль. Наверху, кроме дозорных и стрелков, были и Амирасулав с Абашем. Они придумали, как подавать сигналы отрядам, пока еще скрытым в засадах вокруг Хицибского поля. Это были отряды из разных обществ, и их знамена теперь стояли здесь же, на верхнем ярусе башни. Поднятие одного из них означало сигнал к атаке для того отряда, которому знамя принадлежало.
Противники стояли лицом к лицу, ожидая сигнала к битве.
Вдруг каджарская рать расступилась, и вперед вышел богатырь-мазандеранец. Он был облачен в украшенные золотом доспехи и воинственно ударял кривым мечом по своему щиту.
– Эй, горцы! – хрипло крикнул он. – Выходи на поединок, кто может со мной сразиться!
Стоявшие позади него сарбазы, надеясь устрашить горцев, принялись бряцать оружием и восхвалять силу своего богатыря.
Сразу несколько горцев порывалось выйти ему навстречу, но Чупалав удержал их.
– Ваша храбрость всем известна, но лучше оставьте этого зверя мне.
– Брат мой, – сказал ему Муртазали, – в бою случается всякое, а андалалцы не должны остаться без предводителя. Лучше я сражусь с этим верзилой. И пусть мой отец услышит, как сын расправился с врагом.
– Я его одолею, – обещал Чупалав. – А если с тобой что-то случится, наше войско потеряет слишком много. Да и отец твой не перенесет такого горя.
– Горе будет у родителей нашего врага! – рвался в бой Муртазали.
– Вышел бы на поединок сам Надир – тогда другое дело, – сказал Муса-Гаджи. – А на этого лучше пустите меня, я вырву его сердце!
– Он сможет! – поддержали Мусу-Гаджи горцы.
– Он этого кабана быстро прикончит!
Мазандеранец насмешливо поглядывал на андалалцев, а сарбазы подбадривали своего богатыря воинственными воплями.
– Неужели среди вас нет мужчин? – насмехался мазандеранец. – Тогда пусть выйдет женщина, я справлюсь с ней без оружия! И даже не стану убивать!
Сарбазы ответили дружным хохотом.
Муса-Гаджи вышел вперед и изготовился к схватке.
– Только будь осторожен, – напутствовал Мусу-Гаджи Чупалав. – Не хотелось бы терять такого друга.
– А мне не хотелось бы терять такого зятя, – сказал Мухаммад-Гази, вынимая из ножен свою саблю. – Разрешите мне сразиться с этим богатырем.
– Лучше я сам! – настаивал Муса-Гаджи.
– После свадьбы ты обещал мне подарок, – напомнил ему Мухаммад-Гази. – Пусть этим подарком станет возможность отомстить врагу.
– Мухаммад-Гази, – пытался остановить его Чупалав, – этот воин слишком силен.
– Посмотрим, крепче ли он той стали, которую я ковал всю жизнь, – усмехнулся Мухаммад-Гази, выступая вперед.
Муса-Гаджи понял, что тестя уже не остановить. Он вручил ему щит и сунул за голенище его сапога свой узкий кинжал.
– Пригодится, – сказал он, поглядывая на противника. – Слишком много на нем доспехов.
Мазандеранец обрадовался, увидев вышедшего на поединок седобородого горца. Забили барабаны, запели трубы, играя персидский боевой марш. И мазандеранец, приплясывая, двинулся на Мухаммада-Гази.
В ответ зазвучала горская зурна, как голос родины, ждущей избавления от кровавого нашествия.
От этого поединка зависело многое. И Мухаммад-Гази знал, что обязан победить. Он смотрел в глаза мазандеранцу, и в памяти его вставали погибшая жена, дочь, испытавшая столько горя, сожженные аулы, могилы друзей, крики детей, умиравших под копытами вражеских коней. Жгучая жажда мести наполняла Мухаммада-Гази неукротимой силой.
– Эй ты, несчастный! – самонадеянно ухмылялся мазандеранец. – Неужели тебе не жаль свою жену, которая сегодня станет вдовой? Или детей, которые останутся сиротами?
Не успел мазандеранец договорить, как Мухаммад-Гази произнес «Бисмилля…» и нанес ему удар такой силы, что щит врага раскололся надвое.
По рядам горцев пронеслись восхищенные возгласы, а их враги тревожно зашумели.
Опешивший мазандеранец бросил щит на землю и заорал:
– Мне не нужен щит, чтобы убить тебя!
Тогда Мухаммад-Гази тоже отбросил щит и ответил:
– А мне жаль, что придется осквернить свою саблю твоей собачьей кровью.
Разъяренный мазандеранец бросился на противника, но Мухаммад-Гази стойко отражал его удары, а затем стал нападать сам. Они несколько раз сходились в яростной схватке, от клинков сыпались искры, доспехи едва выдерживали удары, от кольчуги горца летели звенья и целые куски – от доспехов мазандеранца. Но видавший виды Мухаммад-Гази приноровился к противнику и начал одолевать неповоротливого мазандеранца, который слишком надеялся на свою огромную силу.
И когда мазандеранец собрался нанести противнику смертельный удар, вложив в него всю свою мощь, Мухаммад-Гази немного отступил в сторону. Меч врага скользнул по его мечу и кольчуге, и мазандеранец не успел опомниться, как получил сокрушительный удар по голове. Не сумев устоять, пехлеван упал в грязь, выронив свой тяжелый меч и потеряв шлем.
В стане каджаров пронесся стон, а горцы радостно засвистели и закричали:
– Добей его! Добей!
Когда мазандеранец очнулся, то увидел стоящего над ним горца.
– Вставай и бери меч, – сказал Мухаммад-Гази. – Мы – не вы, мы не убиваем безоружных.
Мазандеранец взвыл от злобы и позора. Вскочив на ноги, он схватил брошенный ему боевой топор и кинулся на Мухаммада-Гази. Топор уже завис в воздухе, чтобы обрушиться на андалалца, но тот опередил врага и нанес ему молниеносный удар саблей. Доспехи мазандеранца выдержали, но сам он был ошеломлен настолько, что выронил топор и повалился на Мухаммада-Гази, из последних сил пытаясь раздавить его в своих железных объятиях. И тут андалалец выхватил из-за голенища узкий кинжал и вонзил его между латами врага. Мазандеранец упал на землю.
Под горестные вопли врагов и победные крики горцев Мухаммад-Гази сорвал с груди мазандеранца латы, вспорол ему грудь и вырвал еще трепещущее сердце. Показав его всем, Мухаммад-Гази швырнул его в речку, огибавшую Хициб. Считалось, что это предвещало победу. Затем он забрал меч сраженного пехлевана и вернулся к ликующим соратникам.
