Сумерки империи - Гектор Мало
В общем, пока я с риском для жизни блуждал в окрестностях Парижа, Луарская армия, с которой мы связывали так много надежд, перестала существовать как единое целое. Прежде наш мобильный отряд мог бы легко добраться из расположения Луарской армии до леса Фонтенбло, не вступая в огневой контакт с неприятелем. А как теперь мы будем готовиться к столь тяжелому рейду? Какими силами мы для этого располагаем? И вообще, существует ли еще наш отряд? Когда я уходил на задание, отряд располагался в непосредственной близости от неприятельских передовых позиций, но в новой обстановке я не знал, успели ли мои товарищи своевременно отступить вместе со всей армией. Мне, увы, приходилось быть свидетелем того, как отступают наши войска. Я видел беспорядочное бегство французских солдат после сражения у Бомонта. И я спрашивал себя: не стал ли Орлеан новым Бомонтом? А что, если Омикур и остальные мои товарищи убиты или взяты в плен? Что вообще осталось от Луарской армии?
Из-за этих проклятых вопросов я был на грани нервного срыва. Правда, в Мезидоне мне удалось разжиться новой газетой, прочитав которую, я немного успокоился. В газете было напечатано:
"Министр внутренних дел решительно опроверг панические слухи относительно судьбы Луарской армии.
Эти слухи распространяются злоумышленниками. Правда состоит в том, что армия в настоящее время находится в полной боевой готовности, и она полностью сохранила и даже усилила свое оснащение".
Я хорошо знал, что правительство в Туре способно видеть все происходящее лишь в розовом свете, и тем не менее, эта телеграмма меня немного успокоила. Любому ясно, что после поражения армия не может быть в полной боевой готовности, но если они утверждают, что это так, значит, сражение под Орлеаном не обернулось очередной катастрофой.
Как ни старался я быстрее попасть в Тур, добраться до города мне удалось только к утру 8 декабря. В дороге я мечтал первым делом избавиться от костюма погонщика скота и вновь надеть военную форму. Мне страшно надоела меховая шапка, и к тому же за время моего отсутствия я ни разу не сменил белье, а поспать в кровати мне удалось только три раза.
В городе я отсутствовал всего лишь три недели, но за это время Тур стал неузнаваемым. Куда пропало выражение бравой уверенности на лицах горожан? Люди стали напряженными, передвигались все почему-то бегом и говорили тихими голосами. Чувствовалось, что творится что-то странное и таинственное.
Я явился в тот самый кабинет, в котором перед отправкой в Париж получал инструкции. Гордиться мне было нечем, но следовало объяснить, по какой причине я не смог выполнить задание.
В кабинете сидел все тот же сотрудник, который три недели назад, наскоро жевал хлебец за два су, но теперь он был занят еще больше, чем в прошлый раз. Чиновник раскладывал по папкам какие-то бумаги, правда сами папки он не ставил на полки, а сваливал на пол.
Чиновник даже не посмотрел в мою сторону, и мне пришлось напомнить ему, кто я такой и откуда явился. Только после этого он соизволил взглянуть на меня.
— Значит, вас не убили? — констатировал он скорее с удивлением, чем с интересом.
— Как видите.
— Но в Париж вы так и не попали. Следовательно, нет никакой разницы, живы вы или нет.
— Возможно, нет разницы для вас, но только не для меня. Ваши ожидания я не оправдал, но зато собрал кое-какие сведения, которые могут быть весьма полезны.
И я стал докладывать ему мои наблюдения относительно оборонительных работ, которые велись пруссаками. Слушая меня, он даже отложил в сторону свои папки и принялся сверять с картой те сведения, которые я ему сообщил. Кое-что он просил уточнить, причем вопросы он задавал столь уверенным тоном, что становилось ясно: ситуацию в стране он знал лучше меня. Поняв это, я не удержался и сказал, что, если бы он сразу сообщил мне все, что знал на момент моего отъезда, тогда, возможно, я не угодил бы в лапы пруссаков.
— Мы и сами всего этого не знали, — признался он.
Впоследствии я узнал, что карта, по которой он сверял полученные от меня сведения, была украдена в Версале у офицера германского штаба.
Я спросил у чиновника, где находится мой отряд, но он ничего не знал о его местонахождении и отправил меня в другой кабинет.
В другом кабинете служащие занимались точно тем же, что и мой предыдущий собеседник: они вытаскивали бумаги из ящиков, перекладывали их в папки, папки перевязывали и складывали на полу. Этим людям было некогда отвечать на дурацкие вопросы простого солдата. Один из них сказал, что отряд, возможно, находится в Вандоме в составе корпуса генерала Шанси. Другой предположил, что он в Бурже у Бурбаки.
Для кабинетных работников все это не имело никакого значения, я же оказался в полном тупике. В нынешней обстановке, чтобы разыскать мой отряд, я уже не мог пуститься в такое же путешествие, какое совершил в июле в Эльзасе и Лотарингии. Времена изменились, и предпринимать поиски в обстановке полного разброда было бессмысленно. Я попытался настоять на своем, но хозяева кабинета перестали обращать на меня внимание и продолжили беспорядочно сваливать свои папки на пол.
Во дворе префектуры мне объяснили, с чем связана эта упаковочная лихорадка.
— Правительство переезжает в Бордо, — сообщил один знакомый чиновник.
Однако пробегавший мимо другой чиновник заявил:
— Поступил уточняющий приказ. Мы остаемся на месте. Гамбетта сказал, что опасения всяких старушек для него не указ, и он никуда не поедет. Если мы эвакуируемся из Тура, то в провинции это воспримут крайне негативно, а когда эта новость дойдет до Парижа, нас обвинят в трусости и паникерстве.
— Зато уехав из Тура мы покажем всем, что не собираемся жертвовать стратегией в угоду бюрократическим играм. Думаю, нас поймут.
Возможно, кто-то мог бы это понять, но только не я. В тот момент Шанси вполне успешно противостоял пруссакам, да и армия Бурбаки демонстрировала высокий боевой дух. Спрашивается, зачем надо было при таких обстоятельствах столь стремительно покидать Тур? Ведь уже много раз порицали генералов за так называемые "организованные отступления". Получалось, что
