Андрей Серба - Мечом раздвину рубежи
– Еще нет. Давай хорошенько обсудим план высадки на берег и перехода к Саркел-реке, который от нашего с тобой имени доставят гонцы великому князю. Ошибиться нам никак нельзя…
Обсуждение плана затянулось надолго, и Микуле с Сары-чем удалось поспать не больше двух часов. Наверное, поэтому Сарыч выглядел чем-то встревоженным и был совершенно не похож на себя: все валилось у него из рук, на вопросы отвечал невпопад, половину сказанного ему попросту не слышал.
– Послушай, что с тобой? – спросил Микула, когда лошадь казака споткнулась на каменистой дороге и тот едва не вылетел из седла.– Не выспался, что ли? Или съел что-то плохое и теперь маешься животом и головой?
– Сам не знаю, что со мной,– грустно ответил Сарыч.– Тяжко почему-то на душе, и словно покинула меня жизнь: ничего не хочется, ничто не волнует, а в ушах постоянно звучит чей-то знакомый, зловещий смех: то ли сраженного тобой в поединке Арука, то ли добитого мной Ичкера, в которого вселилась душа-оборотень Арука. Не к добру это, тем более что и сон мне дурной приснился, и конь уже трижды споткнулся. Знай, что перед выступлением в путь я был у Казака и завещал в случае своей смерти тебе мою часть отрытого нами пиратского клада.
– Что за нелепицу вбил ты себе в голову? – разозлился Микула.– Плохое настроение и шум в ушах у тебя от долгого пребывания в холодной воде либо от недосыпа за последние двое суток. Не обращай на это внимания, и все скоро пройдет.
Сарыч будто и не слышал слов сотника.
– Микула, я тебе сказал то, что хотел. Когда меня не станет, вспомни, что моя часть пиратского клада теперь твоя. И распорядись ею, как велят ваши боги и твоя совесть. А последним местом моего пребывания на земле пусть будет священный погребальный костер, откуда души павших воинов улетают на Небо…
Но Микула его уже не слушал. Ревевший со всех сторон ветер внезапно стих, серая пелена обволакивающего всадников взвихренного песка стала словно прозрачной, и сотник среди кромешной ночной мглы ясно, будто в солнечный полдень, увидел узкую тропу под ногами, бездонную пропасть слева от нее, каменное русло высохшего подземного ручья, где заканчивалась тропа. В полнейшей тишине, при невесть откуда взявшемся ослепительном свете конь Микулы ступил на дно бывшего ручья, и сотник словно пробудился ото сна: вокруг снова ревел на все голоса ветер, а их небольшой конный отряд обволокли ночь и пелена пыли. Только слабый свет факелов отражался от каменных глыб, нависших над их головами. Вскоре русло высохшего ручья раздвоилось, и ехавший впереди Микулы казак остановил лошадь, повернулся к сотнику. Поднял руку с ременной плетью, вытянул ее вперед.
– Русский брат,– донесся сквозь рев песчаной бури его голос,– здесь наши дороги расходятся. Я отправляюсь к казакам, отбившим у черных клобуков табун, а ты езжай к своим дружинникам. Встретимся близ Итиль-реки…
«Русский брат… русский брат… русский брат…»-начало тяжело бухать, словно удары молота, в голове у Микулы, едва он расстался с казаком, и он никак не мог отделаться от этих слов. «Русский брат… русский брат…»– назойливо звучало в голове, как ни пытался он прогнать из мыслей это словосочетание. «Русский брат… русский брат…»– эти два слова вытеснили из головы Микулы все остальное, словно они являлись сейчас самыми важными в его жизни. От этих неотступно повторяющихся слов пухла голова, стучало в висках, бросало то в жар, то в холод. Почему эти слова привязались к нему, отчего не хотят уходить из головы, заполонили все мысли? Не могли же они взяться сами по себе, возникнуть ниоткуда?
И вдруг слова исчезли из головы, будто их там никогда и не было, а мозг Микулы пронзило воспоминание. Лысая гора близ Киева, священный источник Перуна, старый волхв, его хранитель, и они с великим князем возле клокочущей у ног вспененной воды. Да перед ним только что было одно из тех видений, что явили ему боги! Последнее из трех! Два уже воплотились в действительность, оставив свой след в жизни Микулы, а с третьим судьба свела его только сейчас! Так вот отчего боги так настойчиво заставляли его вспомнить о ниспосланном ими когда-то видении, вот почему два слова «русский брат» не давали ему покоя, будя воспоминания. События, связанные с видениями, будь то поединок в степи у Итиль-кела или бой у речного островка, были сопряжены для Микулы со смертельным риском, и, напоминая о них, Небо хотело предостеречь Микулу. Поэтому так встревожен сейчас его неразлучный спутник Сарыч, поэтому гнетет его душу мысль о смерти. Значит, судьба предостерегает и его, а посему обоим надобно быть настороже, дабы с ясной головой и во всеоружии встретить ждущие их новые испытания и с честью преодолеть их, как в предыдущих двух случаях.
Микула подъехал поближе к Сарычу, удобнее устроил поперек седла копье, до рези в глазах стал всматриваться в обступившую их ночь. Чувство опасности не покинуло его и в знакомом по бегству от стражников подземном ходе, куда он с Сарычем в сопровождении десятка казаков спустился, оставив лошадей расположенному близ него дозору. Хотя незадолго до них ход по всей длине был тщательно проверен специально отправленным для этого атаманом отрядом, Микула пустил вперед головной дозор из трех казаков с факелами, за которыми последовали он и Сарыч. Остальные спутники с обнаженными мечами или готовыми к немедленной стрельбе луками прикрывали их сзади. Маленький отряд благополучно миновал большую часть пути и вступил под своды пещеры, где Микула с Сарычем не столь давно покончили с преследовавшими их стражниками.
Сейчас она выглядела по-иному. Отсутствие некогда провисшей части потолка делало ее выше, зато упавшие сверху камни значительно уменьшили размеры. Побывавшие в пещере до отряда Микулы казаки разобрали часть завала, расчистив засыпанный выход в продолжение русла бывшей подземной реки, и, чтобы попасть в него, нужно было пройти сквозь узкий коридор в нагромождении камней. Первыми в него вступила тройка дозорных с факелами, за ними Микула и Сарыч, остальные казаки задержались у завала, вглядываясь в темные углы пещеры, готовые встретить появившегося оттуда врага.
Пол пещеры был неровный, к тому же разбиравшие завал казаки убрали из-под ног не все камни, и примерно в середине коридора Микула споткнулся. Стремясь устоять на ногах, он сильно качнулся в сторону, уткнулся грудью в стенку завала и, прежде чем успел возвратить тело в нормальное положение, услышал резкий звук спущенной тетивы и свист летевшей стрелы. Она пронеслась у самого уха Микулы, и тотчас раздался вскрик Сарыча, шедшего впереди сотника. Отшвырнув щит и копье, Микула бросился вперед, подхватил на руки падавшего навзничь казака, осторожно опустил его на пол. Из шеи Сарыча, пробив ее насквозь, торчала стрела. К ним подошли казаки с факелами, осветили Сарыча. Он лежал с закрытыми глазами, дыхания не было слышно. Неужто мертв?
– Вот и пришла смерть, о которой я говорил,– прошептал Сарыч, когда Микула приник ухом к его груди.– Недаром меня почти весь день преследовал торжествующий смех Арука. Его душа-оборотень смогла нанести мне смертельный удар.
– Сарыч, ты просто ранен… как это случалось с тобой уже не раз до этого,– начал успокаивать казака Микула.– До выхода в овраг уже недалеко, там на свету мы займемся твоей раной всерьез, а через несколько часов будем у моих дружинников, многие из которых лечат не хуже знахарей. Потерпи немного…
– Микула, я сказал, что душа-оборотень Арука нанесла мне смертельный удар,– перебил его Сарыч.– Тебя от ее мести у горного ручья уберегли духи воды, а меня боги спасти не смогли или не пожелали. Я чувствую, что умираю, и перед смертью хочу увидеть своего убийцу. Отнеси меня к нему.
– Мы тебя сейчас вынесем из-под земли, перевяжем рану, и ты будешь жить,– продолжал успокаивать раненого Микула.
– С каждым мигом из меня уходит жизнь, а я должен увидеть своего убийцу,– настаивал Сарыч.– Я обязан знать, кто он – просто стражник или душа-оборотень Арука. Исполни последнюю волю умирающего, она священна для всех воинов, каким бы богам они ни поклонялись. Покажи мне моего убийцу.
Подняв Сарыча на руки, Микула направился с ним к казакам, остававшимся у начала коридора в завале.
– Кто стрелял? – спросил Микула.– Где он?
– Сотник, мы ничего не понимаем,– ответил старший из казаков.– Услышав щелчок спущенной тетивы, мы сразу бросились на этот звук. Там среди камней лежал с луком в руках стражник, однако он не мог стрелять. Больше ни в завале, ни в пещере нам обнаружить никого не удалось. Но кто-то ведь пустил стрелу?
– Почему считаешь, что найденный вами человек с луком не мог стрелять?
– Его тело было изуродовано камнями, правая рука повреждена, но.главное, что он был мертв… да-да, мертв. А мертвые не стреляют.
– В теле погибшего стражника была душа-оборотень Арука,-сказал слышавший ответ казака Сарыч.-Это она вдохнула в мертвое тело на краткий миг жизнь и заставила его выпустить в меня стрелу. Я должен быть рядом со своим убийцей. Может, душа-оборотень Арука еще не успела покинуть мертвое тело стражника, и тогда моя душа, вырвавшись из моего лишенного жизни тела, сойдется в поединке с душой-оборотнем. Микула, ты победил живого Арука в бою под Итиль-келом, твои боги оказались сильнее души-оборотня у горного ручья, поэтому она оставила тебя в покое. Но я едва не погиб от меча Арука в поединке, и теперь душа-оборотень нанесла мне смертельный удар чужими руками. Арук и его душа-оборотень взяли надо мной верх на земле! Но у меня осталась душа, и отныне ее черед вступить в борьбу с душой-оборотнем! Покуда я жив, отнеси меня к убийце!
