Артамонов Иванович - КУДЕЯР
Князья Микулинские, потомки тверских великих князей, в своё время удачно перешли на службу к московским князьям и верно служили им.
Рядом с Семёном Ивановичем ехали боярин Иван Васильевич, Большой Шереметев и князь Пётр Семёнович Серебряный, который в прошлом году во время строительства Свияжска явился из Нижнего Новгорода под Казань, чтобы татары не препятствовали строителям. Сторожевой полк, куда входили казанцы, выведенные Шиг-Алеем в Свияжск, вёл юный князь Иван Ромодановский.
Воеводам повстречался молодой татарский князь, сопровождаемый ближними людьми; он почтительно приветствовал русских.
— Спокойно ли в Казани? — спросил его Семён Микулинский.
— Спокойно, боярин, спокойно, — приветливо улыбнувшись, ответил тот. — Мы все холопы государевы, а вы поезжайте в Казань; казанские люди рады государеву жалованью.
— А как там Иван Черемисинов?
— Иван приводит к присяге татарских людишек.
Князь вежливо распрощался с воеводами и удалился.
Тут к Семёну Микулинскому приблизились ехавшие сзади татарские князья Ислам и Кебяк и мурза Аликей-брат Чуры Нарыкова, казнённого Сафа-Гиреем.
— Семён, — обратился к наместнику Аликей, — дозволь нам первыми въехать в Казань.
— Что за нужда?
— Хотим предостеречь казанцев от лихих помыслов: скажем им, чтобы встретили тебя со всеми почестями.
— Не надобно мне почестей… Впрочем, поезжайте, если хотите.
Всё шло по задумке, к тому же Аликей казался Микулинскому надёжным человеком, поскольку брат его верно служил русскому царю и своей кровью доказал это.
Татары пришпорили коней и вскоре исчезли из виду.
Когда Алексей Адашев в феврале вновь явился в Казань, Шиг-Алей против сведения возражать не стал, поскольку в Казани жить ему было невозможно; к тому же казанцы уже послали людей к ногаям просить другого царя. Хан велел своим верным касимовцам забить в жерла пушек деревянные пробки, отправил в Свияжск пищали и порох и в день мученика Феодора Константинопольского[207] выехал из Казани с большой свитой, объявив всем, что отправляется на озеро на рыбную ловлю. Его сопровождали многие князья, мурзы, горожане и полтысячи московских стрельцов. Выехавши за город, Шиг-Алей приказал остановиться и обратился к сопровождавшим его казанцам:
— Хотели вы меня убить и били челом на меня царю и великому князю, чтобы он меня свёл, что и над вами лихо делаю, и дал бы вам наместника; царь и великий князь велел мне из Казани выехать, и я к нему еду, а вас с собой к нему же веду, там управимся.
Князей и мурз, приведённых Шиг-Алеем в Свияжск, московские воеводы насчитали восемьдесят четыре человека.
К вечеру того же дня в Казань были посланы двое казаков с грамотами, в которых говорилось, что по челобитью казанских князей царь свёл Шиг-Алея и дал им наместника своего, — князя Семёна Микулинского, к которому они должны прийти в Свияжск для присяги, а когда казанцы присягнут, он явится в их город.
Татары ответили, что государеву жалованью рады, хотят во всём исполнить волю государеву, но пусть боярин пришлёт к ним князей Чапкуна и Бурнаша, на волю которых они могли бы отдаться.
На следующий же день Микулинский послал Чапкуна и Бурнаша вместе с Иваном Черемисиновым в Казань, и вскоре Черемисинов подтвердил, что земля казанская охотно присягает государю, а лучшие люди пожелали навестить наместника в Свияжске.
Лучшие люди действительно вскоре приехали из Казани вместе с князьями Чапкуном и Бурнашом и присягнули Микулинскому в своей верности. Вместе с тем они взяли с наместника и его товарищей — князей Ивана Шереметева, Петра Серебряного и Ивана Ромодановского — клятву, что те будут жаловать добрых людей казанских.
После этого Семён Микулинский послал в Казань князя Чапкуна, толмача и восемь детей боярских в помощь Ивану Черемисинову, они должны были приводить к присяге остальных казанцев и проследить, чтобы лиха никакого не было. Кроме того, им надлежало занять дворы, которые татарские князья обязались освободить. Ночью от Черемисинова явился человек и поведал, что в Казани спокойно, царский двор опоражнивается, а сельские люди после присяги разъезжаются по домам. Так что наместник может отправить в Казань свой лёгкий обоз со снедью да прислал бы ещё сотню казаков, которые могут пригодиться на всякое дело на царском дворе.
Получив эту весть, Семён Микулинский отослал обоз с семью десятками казаков, вооружённых пищалями, а вскоре отправился и сам. Всё шло хорошо до тех пор, пока в Казань не были отпущены князья Ислам и Кебяк и мурза Аликей.
Впереди на высоком холме показался казанский кремль, стоявший не в середине, а с краю города. К кремлю примыкал острог, окружённый деревянными укреплениями. Проток Булак на две неравные части делил город, который со всех сторон окружали огороды и обширные луга.
— Глянь, Семён, — обратился к наместнику Иван Шереметев, — что это Черемисинов нас не на месте встречает?
Иван Черемисинов, сопровождаемый князем Кулалеем, ехал навстречу по берегу Булака. Почуяв недоброе, наместник пришпорил коня.
— Что стряслось, Иван?
— До сих пор лиха мы никакого не ведали, но теперь, как явились в Казань князья Кебяк и Ислам и мурза Аликей, в городе начались нестроения. Они затворили город и сказали народу, что русские намерены всех истребить: об этом якобы говорили касимовские татары и Шиг-Алей. После этих лихих слов люди замешались.
— Поехали в город!
Приблизившись к городским воротам, воеводы увидели, что внутрь бегут жители посада, а на крепостных стенах скопилось немало воинов. Навстречу воеводам из ворот выехали князь Лиман, улан Кудайкул, другие знатные люди. Кудайкул почтительно обратился к наместнику:
— Бьём челом, князь Семён. Просим тебя не кручиниться, возмутили казанскую землю лихие люди. Так вы подождите, пока страсти улягутся.
— Ты, Кудайкул, вместе с князем Бурнашом отправляйся к казанцам и скажи им: «Зачем вы изменили? Вчера и даже сегодня вы присягали и вдруг изменили! А мы клятву свою держим, ничего дурного вам не делаем».
Кудайкул с Бурнашом уехали, но вскоре возвратились и сообщили:
— Люди боятся побою и нас не слушают.
Весь день продолжались переговоры, но казанцы так и не пустили наместника в город. И тогда Семён Микулинский велел схватить князя Лимана, улана Кудайкула и всех казанцев, выведенных Шиг-Алеем в Свияжск. В отместку казанцы задержали у себя детей боярских, явившихся с воеводским обозом. Простояв под городом полтора дня, воеводы вынуждены были повернуть в Свияжск. При этом Семён Микулинский строго приказал посадских людей не трогать, чтобы со своей стороны ни в чём не нарушать крестного целования.
В канун Благовещения[208] Алексей Адашев вошёл в палату государя, и по его лицу Иван Васильевич тотчас же понял: произошло нечто неприятное.
— Что стряслось, Алексей?
— Дурные вести пришли, государь, из Казани.
— Не приняли моего наместника?
— Да, государь.
Царь заметался по палате.
— Ах они, собаки! Сами просили у меня наместника, а когда я вывел от них Шиг-Алея, тотчас же изменили своей клятве!
— Не пустив в город Семёна Ивановича Микулинского, они отправили послов к ногаям просить у них царя, а против русских стали воевать с намерением возвратить Горную сторону.
— А что же черемисы?
— Черемисы остались верными тебе, государь. Они побили отряд казанцев, взяли в полон двух князей и отдали их русским воеводам. Те велели казнить полонянников.
— Правильно сделали. Надобно отозвать Шиг-Алеч из Свияжска в Касимов, пользы от него нет, а вреда хватает: пошто было ему стращать казанцев, будто русские намереваются истребить их? А в помощь Семёну Микулинскому немедля пошлём Данилу Захарьина.
Алексей был согласен с решением государя: сейчас в Свияжске следовало иметь надёжного человека, и спокойный, рассудительный царёв шурин мог быть там очень кстати.
— Надобно нам окончательно разделаться с Казанью, потому вели воеводам летом выступать в поход.
— Успеем ли к лету изготовиться?
— Дважды ходил я на Казань зимой, и оба раза неудачно — погода препятствовала ратному делу. Видать, Господу Богу неугодно, чтобы мы зимой нехристей бусурманских воевали. Времени у нас для подготовки нового похода и впрямь мало, но и то надобно иметь в виду: ныне казанцы слабы, а к зиме могут укрепиться ногаями, астраханцами и крымцами. Так что времени упускать нельзя. И вот о чём ещё не запамятуй. Когда шёл я по нижегородской земле к Казани, то немало наслышан был о разбойниках, поселившихся в тамошних лесах. И тем беглым людишкам несть числа. При них немало разного оружия — нашего и татарского, даже пушки есть. Так надобно послать к ним грамоты, чтобы шёл разбойный люд к Казани и воевал татар. Коли одолеем казанцев-все прощены будут за свои злодеяния. К тому же для окончательного ослабления татар следует поселить в их землях как можно больше русских людей. А где их взять? Вот я и решил: беглых людишек, которые верно послужат мне на поле брани, наградить землями в Казанском крае.
