Анатолий Рыбаков - Дети Арбата
В воскресенье Вика позвонила ему домой.
— Юра, здравствуй, говорит Вика, нам надо срочно увидеться.
— Что случилось?
— Разговор не для телефона. Хочешь, я зайду к тебе, хочешь, встретимся на улице, прогуляемся.
Ехать на Маросейку она боялась. Боялась остаться с Шароком один на один. Но и Шарок не мог предложить ей Маросейку, сегодня там не его день. Он понимал, что Вика опять начнет волынку с мужем, так что торопиться особенно нечего. Но в настойчивости Вики было что-то тревожное. Все же он недовольно пробормотал:
— Что за спешка? Увидимся в свое время, поговорим.
— Это не терпит отлагательства, — настаивала Вика. — И не в твоих интересах откладывать.
— Ничего, ничего, потерпишь.
— Ну что ж, — холодно проговорила Вика, — я тебя предупредила, потом пеняй на себя.
— Это что, угроза?
— Рассматривай как хочешь. Я тебя спрашиваю в последний раз: можешь ты сейчас выйти на Арбат?
— Прямо сейчас?
— Можешь через час, можешь через два, назначь удобное время.
— Ладно, через час мы встретимся на Собачьей площадке, мне нужно в ту сторону.
— Посидим, — предложила Вика, показывая на пустую скамейку в сквере.
— Нет, — возразил Шарок, — пройдемся по этому переулку, мне нужно на Воровского.
Они пошли по Трубниковскому переулку.
— Так что случилось?
— Что случилось? — повторила Вика с усмешкой. — А то, что квартиру, Юрочка, где мы с тобой встречаемся, не следует превращать в дом своих любовных свиданий.
Шарок сразу все понял: она там встретилась с Леной.
Однако, выигрывая время, переспросил:
— Что, что?
— На лестничной площадке мы встретились с Леной Будягиной. Даже поздоровались, школьные подруги все-таки. Она, конечно, догадалась, зачем я к тебе хожу, она ведь знает, где ты работаешь. Значит, я расшифрована, я как сотрудник больше тебе не гожусь, Юрочка. Расстанемся друзьями.
Он шел, молча слушал ее, обдумывал ситуацию. Все ясно: Лена пришла на час раньше, перепутала, курица! Нарвалась на Вику, обиделась, потому и не хочет с ним встречаться, ну и черт с ней! От нее одни неприятности. Но и Викин номер не пройдет, вздумала его шантажировать, дура!
Вика вдруг взяла его под руку, улыбнулась, ласково заглянула в глаза.
— Не сердись, Юрочка! У тебя получилась маленькая накладка, но ты умница, ты все уладишь, и никто об этой накладке не узнает. Мне-то ведь хуже: теперь я не смогу нигде появиться, все будут меня избегать, придется дома сидеть.
Он не отнял своей руки. Ловкая баба все-таки, ничего не скажешь, настырная, беспощадная. В сущности, такая именно баба ему и нужна, а не та мокрая курица! С этой он бы далеко пошел. Та хоть и дочь Будягина, но по этому Будягину уже скучает камера в Бутырке, а эта из нейтральной, профессорской семьи…
Но поздно думать об этом.
— А тебе не пришла в голову другая мысль: Лена тебя увидела и решила, что ты моя любовница?
Вика остановилась, вынужден был остановиться с Шарок. Она больше не улыбалась, на него смотрели серые беспощадные глаза.
— Не считай меня дурочкой! Я поддалась Дьякову, потому что растерялась и подписала бумагу, которую он мне подсунул. Но ведь ты не Дьяков, все же мы знаем друг друга с детства, ты товарищ моего брата, бываешь в нашем доме и, ко всему, спал со мной… Мог бы пощадить — не пощадил. Теперь я тебя не пощажу, имей это в виду. Я отправлю письмо Ягоде о том, что ты в Старосадском переулке устроил бардак и расшифровал меня перед одной из своих любовниц, а эта любовница — дочь замнаркома и моя подруга с детства. Это письмо готово, написано. Если ты меня сейчас арестуешь, увезешь, то письмо уйдет, имей это в виду.
— Арестовать тебя, увезти, — презрительно пробормотал Шарок. — Кому ты нужна?
И пошел вперед. Она пошла рядом, но под руку его уже не брала.
— Не нужна, тем лучше, расстанемся. Я пойду до конца, ни перед чем не остановлюсь, не отступлю.
— Ах, как страшно!
Не обращая внимания на его слова, она продолжала:
— Я честно все делала. Встречалась с отвратительными людьми, с этим Либерманом, но ты меня выдал из-за своих любовных делишек. Посмотрим, как это понравится твоим начальникам.
— Не угрожай, не угрожай, — усмехнулся Шарок, — это тебе не поможет, только навредит.
— И ты мне не угрожай, я ничего не боюсь. Я вышла замуж, устроила свою жизнь и буду ее защищать. Пусть я погибну, но и твоя карьера будет кончена, такого тебе не простят. А если ты поступишь благоразумно, то все останется между нами. Можешь мне верить.
— Так вот, — теперь остановился Шарок, — Лена тебя действительно видела, устроила мне сцену, я ей признался, что у нас с тобой был роман, ведь он был, правда?… Я ей дал слово больше не встречаться с тобой. И можешь быть спокойна: ни одному человеку Лена об этом не скажет. С этой стороны никакая опасность тебе не угрожает. Что же касается твоего письма, то оно не достигнет цели. Лена — фактически моя жена, ты на нее натолкнулась, это случается, возьмем с жены подписку о неразглашении, и дело с концом. Своим письмом ты добьешься только одного: тебя передадут другому человеку, не уверен, что это будет для тебе лучше.
Вика напряженно слушала его, смотрела ему прямо в глаза своими большими серыми бесстыдными глазами.
Потом твердо, решительно и злобно сказала:
— Ну что ж, каждый из нас пойдет своим путем. Будь здоров.
Но он удержал ее.
— Подожди, есть еще одна сторона дела. Прошлый раз ты просила освободить тебя от сотрудничества. Такую просьбу я был обязан доложить своему начальнику, в тот же день подал рапорт. Каков будет результат, не знаю. Потерпи.
— Сколько времени я должна ждать? — спросила Вика, понимая, что все это Шарок придумал сейчас, никакого рапорта он не подавал, но, может быть, подаст, значит, боится ее заявления.
— На нашем следующем свидании ты получишь ответ.
Ждать десять дней! Опять тащиться на эту квартиру?
— Хорошо, — сказала Вика, — я подожду десять дней.
9
Вика не отступится. Став женой Архитектора, она вообразила, что сила на ее стороне. Сила, конечно, на другой стороне, но Вика нахальна, решительна, способна на все, и, надо признаться, он дал ей некий козырь.
Поэтому Шарок счел разумным сказать Дьякову:
— Марасевич Виктория Андреевна вышла замуж за Архитектора, хочет выглядеть перед мужем пай-девочкой.
— Канючит?
— С компанией Либермана порвала, со старыми друзьями не встречается, в рестораны не ходит, сидит дома. А новых знакомств еще нет. Может быть, отпустить на время, пусть, освоится с новый положением, обзаведется новыми знакомыми, вокруг Архитектора народа много, и народ интересный.
— Это разумно, — согласился Дьяков, — пусть погуляет. Теперь вот что, Шарок…
Дьяков перебрал бумаги на столе, это движение означало, что он собирается, с мыслями, обдумывает слова, которые произнесет.
— Да, так вот, — продолжал Дьяков, — разговор между нами, — он внушительно посмотрел на Шарока, — из Ленинграда приехал товарищ Запорожец, хочет взять к себе в Ленинград из центрального аппарата трех-четырех надежных ребят. Конечно, на более высокие должности, с повышением оклада. Среди намеченных есть и твоя кандидатура. Как ты относишься к этому?
Шарок пожал плечами.
— Как я могу относиться? Куда прикажут, туда поеду. Московская квартира, надеюсь, останется за мной?
— Конечно, в ней живут твои родители. Поработаешь пару лет на периферии, впрочем, какая это периферия? Вторая столица. Обратно вернешься на большую должность. Подумай! Это не в порядке приказа, а добровольно. С Запорожцем многие хотят работать, человек хороший, веселый, своих ребят в обиду не дает. Разговор предварительный. Он сам будет беседовать с тобой, может быть, остановится на другой кандидатуре. Ты подумай, дело, по-моему, перспективное.
Предложение неожиданное, но интересное. Просидеть всю жизнь в центральном аппарате нельзя, не принято, надо какое-то время поработать на периферии и вернуться в Москву с опытом практической работы на местах. Ленинград — наилучший вариант, не какая-нибудь провинциальная дыра, да и ночь езды до Москвы. И Запорожец, наверно, скоро заменит старика Медведя. Значит, вместе с ним пойдет наверх и он, Шарок. Ему вообще надо иметь здесь опору. Дьяков — не опора, маленький человек. Березин? Да, крупная фигура, но не ладит с Ягодой, и его, вероятно, переведут на Дальний Восток. А ехать на Дальний Восток — нет уж, лучше Ленинград.
В общем, предложение понравилось Шароку. И с Леной разрубается само собой. И с братом. Брат кончает срок, вернется, пусть устраивается сам, он ему не подмога.
Вику Шарок встретил на Маросейке в хорошем настроении.
— Ну, мать, радуйся, отпускаем тебя на все четыре стороны. Не из-за Лены. Я доложил, что ты столкнулась с моей женой, и этот вопрос отрегулирован. Отменяем же мы наши встречи потому, что руководство сочло мои доводы разумными: сидишь дома, примерная жена, что от тебя толку? Справляй медовый месяц.
