Коммод - Михаил Никитич Ишков
Поверь, Бебий, я пытался вставить слово, объяснить, что у Клеандра нет злых намерений, однако удобный момент так и не представился. Сестра Коммода все кричала:
– Народ вооружается, пешие воины хватают оружие! Они губят друг друга, они наполнили Рим родственной кровью. Несчастья обеих толп захватят и тебя, если ты немедленно не выдашь дурного слугу, который для одних уже стал виновником столь великого истребления, а для нас совсем скоро будет.
Сказав так и разорвав на себе одежду, она так напугала Коммода, что у него задергались губы. Он и пальцам больше не давал покоя. Некоторые из присутствующих вольноотпущенников поддержали ее. После слов сестры правителя они вмиг осмелели. Потрясенный надвигающейся опасностью, цезарь велел послать за Клеандром. Тот, ничего не подозревавший, явился в доспехах. Его схватили в вестибюле и тут же в прихожей отрубили голову. Я, посланный проследить, чтобы приказ императора был выполнен немедленно, страдая от горя, доложил императору, что преступник понес заслуженное наказание. Что еще я мог сообщить цезарю? Подвергнуть свою шею тому же испытанию, какое выпало на долю несчастного раба? Затем император лично спустился в вестибюль, приказал насадить голову Клеандра на копье и послать народу как приятное и желанное зрелище. Голову нашего товарища до вечера носили по Риму.
Народ удовлетворился, отомстив тому, кто, по их мнению, совершил такие ужасные дела. Толпа разгромила дома некоторых вольноотпущенников, считавшихся пособниками бывшего спальника, сожгла недавно построенный особняк Клеандра. Всех, кто попадался им на глаза, убивали. Трупы тащили по улицам и подвергали всяческим поруганиям. Наконец, обезобразив их до неузнаваемости, тела притащили к водосточным канавам и сбросили туда».
* * *
Получив сообщение от Тертулла, Бебий уединился в таблиний – в рабочую комнату, где на досуге записывал различные интересные факты из военной истории, способные, по мнению Лонга, помочь будущим полководцам найти верное решение в трудной ситуации. Здесь посочувствовал новому консулу, так и не сумевшему «улучить удобный момент», чтобы спасти Клеандра. Написал письма верным людям в столице – просил их сообщить подробности и по возможности спасти домочадцев прежнего императорского спальника.
Сердце было не на месте. Тревога подтвердилась, когда на виллу прискакал вестовой из преторианцев и передал приказ императора, предписывающий сенатору Лонгу немедленно прибыть в Рим. Клавдия сразу засобиралась, однако Бебию удалось настоять на том, чтобы жена и дети, свои и чужие, пока оставались в Капенах. Он отправится один, разберется на месте, потом известит Клавдию, и, если в Городе восстановится спокойствие, им можно будет перебираться в городскую виллу.
Добравшись до столицы, он, как был в полной военной форме, с легатским жезлом в руке, немедленно отправился на Палатин. В центральном портике его встретили ошеломленные взгляды часовых. Бебий решительно миновал невольно вытянувшихся солдат, вошел в вестибюль, куда с верха лестницы вприпрыжку бежал незнакомый ему преторианский центурион в сопровождении двух гвардейцев.
Еще с последних нижних ступенек центурион закричал:
– Легат-пропретор, ты арестован!
Бебий вздрогнул от неожиданности, однако сумел взять себя в руки и, оглядевшись, не скрывая удивления, спросил у набежавшего на него молоденького вояки:
– Где ты видишь здесь легата-пропретора, центурион? Если ты обращаешься ко мне, я сенатор и консул.
– Это не важно, Лонг. У меня приказ арестовать тебя.
– Покажи.
Центурион растерялся.
– Что показать?
– Приказ.
Тот замялся.
– Его сейчас оформляют.
– А-а, у тебя нет приказа? Значит, ты бунтовщик?! – Бебий выхватил меч. – Ты и твои дружки захватили в плен императора. Где император?
Центурион был явно напуган.
– Император в своих покоях. С ним все в порядке.
– Проводи меня к нему. Если приказ о моем аресте соответствует действительности, там меня и арестуешь.
– Я не имею права…
– Веди!
Увидев вошедшего в зал Бебия, Коммод оцепенел. Стоявшие рядом с ним придворные из вольноотпущенников тут же, бочком, переместились за спину императора. Только Лет остался стоять там, где его застало появление Корнелия Лонга. Взгляд он не поднял, пристально рассматривал мозаичный орнамент на полу.
– Бебий? Что ты здесь делаешь? – нервно выкрикнул Коммод.
– Я приехал по твоему вызову, государь.
Император немного успокоился, потом спросил:
– Я разве тебя вызывал?
– Вот приказ, – ответил Бебий и показал императору свиток.
Тот принял свиток, однако разворачивать его не стал, неопределенно промямлил:
– Может быть…
Лицо цезаря внезапно исказилось, щеку передернула судорога. Он отступил на шаг и тихо спросил:
– Как ты посмел войти ко мне с оружием?
В следующую минуту гнев его стал неудержим:
– Ты задумал злое? Что ты замыслил? Убить своего господина? Кто подучил тебя, Лонг? Ты дорого заплатишь за измену.
Бебий побледнел, однако выговорил твердо:
– Измену еще надо доказать.
– А это что? – Коммод подбежал к столу и, схватив пачку писем, швырнул их в лицо Бебию. – Ты переписывался с предателем Клеандром! Здесь есть свидетельства верных мне людей. Они доносят, что вы вдвоем строили планы, как ловчее лишить меня жизни.
– О чем ты говоришь, Луций! Какие планы?
– Как ты меня назвал? Луций?! С каких это пор я стал Луцием для подвластных мне смертных? Ты будешь наказан за дерзость. Вирдумарий, взять его!
Германец, расположившийся у двери, шагнул неохотно, шел не спеша. Его тут же опередили два преторианца. Лица у них были злые, жесткие. Бебий добровольно отдал меч, отстегнул прикрепленный к поясу кинжал. Квинт Эмилий Лет поднял голову. На плечах у него красовался красный плащ начальника лагерей. Между тем один из солдат попытался вырвать из рук Бебия легатский жезл, однако тот не отдал. Тогда его скрутили и потащили по коридорам в подвал дома Домициана.
Вечером в просторное подземелье, где под одним из парусных сводов помещалась клетка, в которую поместили Бебия, явился император. Его сопровождал Квинт Эмилий Лет.
На этот раз император был настроен куда более дружественно. Голос не повышал, обвинениями не сыпал. Сразу сообщил, что лично разобрался с присланными на Бебия доносами. Согласен, что бо́льшая часть этой писанины – откровенная чушь. Однако сомнения остаются. Он надеется, что с этой мелочовкой со временем тоже разберется, однако его смутило сегодняшнее поведение Бебия. Его, если можно так выразиться,
