Башмаки на флагах. Том 4. Элеонора Августа фон Эшбахт - Борис Вячеславович Конофальский
— Господин граф, Его Преосвященство ждёт вас.
Молодой человек кивнул и встал.
— Мы пойдём тоже! — воскликнула Гертруда фон Рахт и стала вылезать из-за стола так быстро и неуклюже, что опрокинула свой бокал с вином.
За ней поднялся и фон Эдель и стали подниматься другие господа из свиты, но тут молодой офицер со шрамом на лице вдруг повернулся и звонко, а может даже, и резко, сказал, как скомандовал:
— Епископ ждёт только господина графа, иных господ прошу остаться на своих местах.
Проорал, как солдатам команду отдал! Господа и застыли все на своих местах, лишь неустрашимые тётя графа и старый его советник шли за молодым человеком. И то лишь до двери, там, пропустив графа в дверь, офицер сам за ним не пошёл, а закрыл дверь и встал подле неё.
— Что такое?! — воскликнула Гертруда фон Рахт. — Немедленно пропустите меня, я доверенное лицо графа.
В ответ на это молодой офицер лишь нагло ухмыльнулся и ответил, не отходя от двери:
— Человеку, что идёт к попу, доверенные лица не надобны. Прошу вас, добрая госпожа, вернитесь на своё место.
Больше никто, даже фон Эдель, ничего не говорил и госпожу фон Рахт не поддерживал, посему бойкая дама вернулась на своё место и лишь злобно глядела на молодого офицера, что так и стоял у двери.
А графа за дверью встретили два молодых господина низкими поклонами, а после препроводили его в большую, очень светлую от солнца комнату, где его ждали всего два человека: скромный в своём нищенстве епископ Малена отец Бартоломей и роскошный, в синих шелках и синем бархате, кавалер Фолькоф фон Эшбахт.
Фон Эшбахт кланялся ему, как кланяются графу, а епископ подал для целования руку. И как только молодой человек прикоснулся губами к простенькому кольцу епископа, тот тотчас благословил его и покинул комнату. Оставив графа и кавалера одних.
— Я рад, господин граф, что вы откликнулись и приехали, — сразу начал Волков голосом мягким и добрым. — Вижу я, что вы готовы выполнить то, о чём мы с вами уговаривались.
— Я с вами ни о чём не уговаривался. — робко начал Гюнтер Дирк фон Гебенбург, десятый граф фон Мален. — Вы мне и слова не дали сказать. Мнения моего не слушали.
«А, значит, ты не хочешь быть соучастником, ты вроде, может даже, и против был… Не хотел становиться графом. Что ж, хорошо, пусть так и будет…».
— Тем не менее, вы теперь граф, в землях здешних второй человек после Его Высочества, — продолжал кавалер.
— Уж не своей волей. Видит Бог.
— Как вам будет угодно, — продолжал Волков всё так же ласково, — ну а мне будет угодно получить то, что по праву принадлежит моей сестре.
— Вы про поместье? — уточнил молодой человек.
— Да, я про поместье Грюнефельде, что было вписано во вдовий ценз моей сестры, когда она выходила замуж за вашего отца, за восьмого графа Малена.
— Моя семья против того, чтобы отдать вам поместье. Вся моя семья против.
— Ваша семья против того, чтобы отвечать за слово, данное вашим отцом? — уточнил кавалер. — Слово рыцаря есть честь его, или вашу семью это правило не касается?
И теперь его голос уже был не столь мягок. Графу сразу захотелось побыстрее закончить этот разговор, но он ещё сомневался:
— Мои тётки будут браниться, если я отдам вам поместье.
— Так вы теперь граф Мален, откажите тёткам от дома! Пусть убираются в свои дома!
— И Эдель тоже говорит, что нельзя отдавать Грюнефельде.
— А фон Эдель так и вовсе ваш пёс, плетью его, сапогом его, пусть знает своё место! А как поместье мне передадите, так у вас больше не останется врагов, клянусь быть вашим другом и всякого, кто в этой земле дерзнёт вам перечить, уж я найду способ усмирить. Кто бы они ни были, хоть тётки ваши, хоть братья.
Молодой граф смотрел на этого большого и сильного человека и, кажется, верил ему. И, видя это, Волков продолжал:
— Вы будете графом Малена, а я буду вашим другом, и кто тогда осмелится быть нашим врагом? Разве моя дружба не стоит того, чтобы отдать одно поместье, каких у вас полдюжины или даже десяток? И при этом всякому, кто упрекнёт вас, вы сможете сказать, что исполнили волю отца и сберегли честь семьи.
Это, кажется, был последний довод, который убедил графа, он, тяжело вздохнув, наконец произнёс:
— Хорошо, давайте завтра встретимся, и я отдам вам поместье.
Волков же кинулся к нему и, схватив его в объятья, сказал:
— Ни к чему тянуть до завтра, друг мой, — он обернулся, не отпуская графа из объятий, и крикнул: — Господа, несите бумаги.
Тут же, как будто люди стояли прямо под дверью, дверь распахнулась, и в покои стали входить и входить люди, и было их, к удивлению молодого графа, немало: два адвоката, три городских нотариуса (все нотариусы города), первый судья города Малена Мюнфельд, вошёл также епископ и хозяин дома Кёршнер, и все, кроме адвокатов и нотариусов, шли к графу и поздравляли юношу так, словно это он кого-то победил, и при том говорили, как они все рады примирению столь известных в графстве домов.
Гюнтер Дирк фон Гебенбург, десятый граф фон Мален, сначала был напуган немного, а потом, видя всеобщее ликование, вместе со всеми стал, как ни странно… радоваться и отвечать на поздравления. Но говорил при этом:
— Господа… Господин Эшбахт, но моя графская печать не при мне. Её у меня забрала тётя.
На что ему ласково отвечал один из адвокатов:
— Господин граф, ваша печать тут не понадобится. Достаточно будет вашей подписи, засвидетельствованной нотариусами.
— Да-да, — поддержал адвоката судья, — вашей подписи, господин граф, будет достаточно.
Бумаги, заранее заготовленные, уже были разложены на столе, чернила в дорогой чернильнице, перья в избытке тут же, адвокаты показывали графу, где ему расписаться. Он берёт перо не очень уверенно — видно, не часто пишет господин граф фон Мален. Склоняется над бумагой. Ему тут же услужливо один из адвокатов пальцем указывает, где ставить подпись, и молодой человек старательно пишет своё имя на одной бумаге, а ему уже следующую подкладывают, и следующую. Он сопит и на каждой пишет своё имя. Уже слышно было через приоткрытую дверь, как слуги звенели стаканами на подносах в соседней комнате. А кавалер отошёл к большому окну
