Дмитрий Мищенко - Лихие лета Ойкумены
Князья переглянулись.
— А что, это действительно так. Князь-отец дело говорит: обры разгромлены, это и есть она, возможность добить их и избавиться от беды. Вспомним, кто разорял нашу землю больше всех? Они обры! Кто угрожает ей и будет угрожать? Также они!
— Братцы! — поднялся высокий и сильный Мусокий. — Князь-отец правду сказал: это первые и самые сильные наши супостаты. На них и устремим свою силу. Тем более, что есть подходящий случай. Они прежде не были друзьями ромеев, отныне и вовсе не будут ими. Знаете, что учинили обры на этих днях с пленными ромейскими! Вырезали их.
— Как?
— Хотели продать тем же ромеям, а у императора или фиск опустел до предела, или еще что-то помешало, однако отказался купить у обров своих легионеров. К несчастью, те начали умирать, пораженные язвой, тогда каган и велел своим турмам: вырезать все двадцать тысяч, чтобы не распространяли язву.
Ему не поверили. Сидели, потрясенные, и подавленно молчали, правду говоря, ждали еще чего-то.
— Откуда князь знает такое?
— Из весьма достоверных уст, братья. Видел на торжище одного из сбежавших от казни и тем спас себя от смерти. Хотите, я доставлю его сюда, сами услышите. Тем более, что он — не ромей, из наших есть, славян. Княжич антов.
— Так? Почему же оказался среди пленных ромейских? Был воином или стратегом у них?
— Да нет. Изучал науки в Константинополе. Возвращался после завершения исследований домой и оказался в лапах обринов-татей.
— Приведи его сюда, — оживился и подобрел князь Лаврит. — Такой много может знать.
XXXIII
Склавины не имели таких, как у ромеев, городов и крепостей. Жили селениями и норовили сесть ближе к жилищу властелина, построенного в удобном для обороны месте: над речной крутопадью или на возвышении. Каждое такое жилище имело тайный доступ к воде, и было достаточно просторным, чтобы в нем поместился в лихой час народ прилегающих селений, даже их необходимый скарб. А еще оно имело вокруг надежные постройки с высокими и доступными стенами, и башни с бойницами и ворота, перекрывающие вход. Жилища те именовали градцами, а их хозяев или всего лишь властелинами, или князьями, это значило, какой был властелин и как много селений могло найти защиту в его градце, когда народу грозил супостат. Именно поэтому — и, видимо, только поэтому — среди склавинов, было, слишком много князей, а те из них, которые имели беспокойную душу и могли повести за собой окольный народ, когда речь шла про оборону края или поход за Дунай, величались великими и уважались больше, чем другие, кроме старшего князя-отца. Мусокий принадлежал к великим князьям и его градец-острог больше, чем по всей околии, и торжище при градце, многим известно. На нем всегда толпился народ, хватало его и в тот день, когда Мусокий получил повеление Лаврита отправить, ушедшего из плена, анта на совет князей склавинких. Шорники-седельники продавали седла, сбрую, ткачихи-тетки красочные, расшитые туники, скудельники — свои изделия: крынки, поставцы, корчаги, глиняные сосуды. Но чуть ли не больше толпилось его людей, в рядах, где продавались хлебные лепешки, парное молоко в маленьких крынках, сыр овечий, жареное там же, при покупателях, мясо. Аромат его выворачивал Светозару нутро, и он сел дальше от соблазна к гуслярам, каликам перехожим. Некоторое время сидел и прислушивался к их песням, к беседам-пересудам, наконец, не утерпел и попросил, чтобы кто-нибудь дал и ему поиграть на гуслях.
— Играешь? — поинтересовался старший.
— Да.
— Это пожалуйста.
Сначала наигрывал только и прислушивался к голосу струн. Далее решился и запел.
Песня его была негромкая, грустно-печальная, однако голос раздавался где-то из глубины естества, и трогало торговых тем, что говорило существо. Подходили, позванные забавой, становились и слушали.
Золотые чудо денькиБоги мудры мир творили:Между долин клали горы,С гор реки пускали в долы;Там лесами склоны покрыли,Там дали приволье злакам,Тварь пустили из рук богатейшуюПо земле гулять вольготно.И для высших божественных целейСотворить благоволилиРод человеческий, — всему украшениеИ премудрости надежду.«Вот, — сказали тому роду, —Чистое небо, тихие воды.Живи, плодись, производя то благо,Для которого и мир создавался».И народ послушался богов,Сел и размножался упорно.Только одного не взял, ярый,Себе в себя,Что тварь земнаяДанная ему для помощиВ делах ролейных, не для еды.Не взял — и тем погубил себя:От потребления крови дичиПусть дотоле, незаметно медленноТерял облик человекаИ принимал облик зверя.
Сам того не замечая, Светозар перешел на рассказ-речитатив, вдохновенно и возвышенно напоминал народу, какая благодать процветала в лучшее, чем это, время на долинах и в горах безбрежной Ойкумены — от влюбленного в мир человека и человечной Эллады до Дуная и от Дуная до Студеного моря, пока не возбуяло в человеке звериное и не погнало это обеспокоенный народ с одного конца мира в другой. Сначала пришли на Дунай римляне и окропили покой-мир земли человеческой кровью, потом нашлись готы, вслед за готами вломились дикими ордами гунны, наконец наслано злой силой и обры. Что творили те, которые топтали землю при Дунае до обров, склавины, пожалуй, знают. Но знают ли они, каких соседей заимели, пустив на Дунай обров?
Светозар имел такую привычку: прищуривать, напевая, глаза и все, что шло от сердца на струны, видел, как наяву.
…Пока бежал вместе со всеми, кому указал путь к спасению, не очень оглядывался. И без того знал: поляжет их преследуемых не только стражей, но и турмой конных, немало. Когда оказался в Дунае и огляделся, потерял и ту мизерную силу, что имел: поле при овраге, склон, спускавшийся к Дунаю, были устелены трупами — где реже, где гуще, а порой и вовсе кучей. Да и среди достигших реки и ищут теперь спасения на противоположном берегу Дуная, немало таких, которые едва держатся на воде, а, то и вовсе могут держаться. Побежали, одержимые мыслью: там спасение, а оказались в воде, вспомнили: они не умеют плавать! Вспомнили и стали взывать о помощи, а то и, не крича, исчезали под водой. Кто поможет таким? Дунай вон, какой широкий, стало бы сил самому спастись в нем.
До боли обидно было. Это он повел этих людей на гибель. Это из его уст слетели слова: «Теперь только Дунай нам поможет!» По себе мерил.
«А можно было спастись как-то иначе? — оправдывал свой поступок и пытался отыскать резоны. — Тех, что преодолели дунайскую ширь, все же гораздо больше, чем погибших и ушедших под воду. Вон как покрыли собой плес. Когда все достигнут берега и уйдут от погони, оснований для упреков себе все-таки не будет».
Преследуемый даже перед лицом смерти молит покровительства. Умоляли его и Светозаровы собратья. Знали же: самое страшное позади: погони избежали, карающий аварский меч в Дунае не получит, а противоположный берег молчаливый, тех, которые могли бы стать им на перепутье, нет там. Почему бы не верить в более счастливую, чем была до сих пор, судьбу — и не тянуться из последних сил? Широкий он, Дунай, не такой уж и тихий, как о нем говорят? Напрасно. Когда речь идет о жизни и воле, все возможно и все посильно!
Но тем и горькая она, судьба гонимых и униженных, которых не только люди, боги тоже преследуют. Обры, то ли переплыли где-то на противоположный берег, или докричались до других своих — тех, что стояли все-таки на той стороне Дуная и заметили потасовку между карателями и обреченными, пленные не успели и уверовать, как следует: они близки к спасению, как там, на противоположном берегу, объявилась еще одна турма, и спешила она не куда-то, все-таки по их души.
«Это все уже», — подумал Светозар и не стал грести. Так потрясен был их неожиданным появлением, не то, что порываться куда-то, думать, казалось, не захочешь, все же только какое-то мгновение. Зажатая тем мгновением мысль вырвалась вдруг и блеснула новой надеждой. — Не уходите из воды! — крикнул близким. — Возвращайтесь на середину реки и плывите по течению! Теперь вода только спасет…
Мог ли думать в тот момент, что у обров, кроме мечей, есть еще и другое оружие — стрелы? Пускали и пускали стрелы в пловцов — с одной и с другой стороны. Кого не успели убить с первой засады, садились на коней, забегали вперед и снова целились. Пока не добились своего: ряды жаждущих спасения совершенно поредели до ночи, а тех, что избежали наказания и удержались на воде, была так мало, что когда спустилась она, ночка-спасительница, на землю и спрятала беглецов от дурного глаза, авары удовлетворились, видимо, тем, что сделали за день, и махнули на остальных пленных рукой.
