Геннадий Ананьев - Иешуа, сын человеческий
Не могут не понять белые жрецы, к каким поистине глобальным последствиям приведет непротивление злу! Не могут!
«Они примут мои постулаты. По слову моему и воле моей! Важно только не горячиться и доказывать фактами».
За ужином он уже намекнул о своем желании провести откровенный разговор о целях проповедей их, белых жрецов, и его Мессии, дабы лучше понять друг друга.
Не о приобщении к своим идеям сказал, а о лучшем взаимопонимании. Не лукавя сказал, потому, как и этого было вполне достаточно для начала.
Во время третьего, последнего в этот приход, ужина, Иисус заговорил с Главным жрецом более конкретно.
— Я подумал и посчитал, лучше диспут, чем беседа. На диспуте оголенней позиция каждого, а доказательства сторон раскроют миропонимание сторон более полно. Они будут иметь взаимное влияние на участников диспута, выявляя нужное и полезное для обеих сторон.
— К диспуту необходима долгая подготовка.
— Конечно. А разве у нас на это нет времени? Оно всегда найдется для благородного и богоугодного дела.
— Ты прав, Великий Мудрый. Диспут не вреден.
— Нас будет трое: я, Ицхак, которого я взял в ученики свои, и Самуил, авторитетный в общине Сринагара человек. Вы же решайте по выбору своему: либо только Посвященные и ты, либо все жрецы. Выбор времени за вами.
Утром Иисус уходил, сопровождаемый Главным жрецом и Посвященными, в полной уверенности, что в следующий приход он одержит на диспуте полную победу, взбудоражив души белых жрецов, и те не станут пожимать плечами, как это сделал хранитель Вед, когда услышал от него, Иисуса, о необходимости осмысливать Веды, сообразуясь с веяниями времени.
Предчувствие не обманывало Мессию. Именно так и случится. Жрецы многое воспримут из идей Иисуса Мессии, на многое станут смотреть его глазами, но произойдет это не вдруг, даже не после первого диспута, а через годы целеустремленного влияния Иисуса словом своим, волей своей — Иисус будет всегда желанным гостем в монастыре и даже почитаемым проповедником.
Вообще же первый поход его по деревням Кашмира оказался для него настолько плодотворным, что довольство собой переполняло душу Иисуса.
Возвращение его тоже оказалось радостным. Синагога почти готова. Она великолепна, хотя и строго по канону, без лишних украшений; но аккуратность кладки, очарование дверей из самых дорогих пород деревьев, тоже сделанных прекрасными мастерами, барельефные выписки из заветов Господа над входными дверями и над наличниками всех окон — придавали синагоге своеобразный, весьма впечатляющий вид. Вписывался как нельзя лучше в общий колорит и дворик, примыкавший к синагоге. В центре дворика возвышался уютный домик для гаццана, роль которого в жизни синагоги велика: он — лектор, он же контролер за исполнением решений старейшин, принятых в синагоге и обязательных для всех членов общины, он же — сторож. Вот для него и построено специальное жилище при синагоге.
— Молодцы и старейшины, и Самуил, — говорил гаццан, показывая Иисусу синагогу. Он уже жил в своем домике и был очень им доволен.
— Все ли жертвовали, не жадничая?
Гаццан смутился, но быстро взял себя в руки и ответил:
— Все. По возможностям своим.
Иисус хмыкнул. Он без труда прочел мысли гаццана и пожурил его:
— Не хорошо лукавить. Особенно тебе, гаццану.
Настроение Иисуса, однако, не испортилось. Раз стройка заканчивается в столь короткое время, стало быть, средств вполне достаточно, а это — главное.
Дома тоже ждала его радость. Переступив порог калитки, он остановился, приятно удивленный и даже покоренный гармонией двора своего: цветы благоухают по обе стороны дорожки мелкого речного песка, молодые деревца, вместо старых калек, радуют глаз своей пышностью, дом будто вот только что построен, а виноградник, укрывавший террасу от солнечных лучей, бодр и налит силой.
Вот и Мария. Не бежит, а несется навстречу, хотя и мешает ей заметно округлившийся живот. Прильнула. Замерла. Затем, словно опомнившись, начала целовать Иисуса, а он гладил ее пышные волосы, млея от удовольствия.
И все же почувствовал, что Мария чем-то обеспокоена. Не стал, однако, проникать в ее мысли.
«Бог с ней. Потом расскажет».
Но не произойдет этого привычного — потом. Да Иисусу и без нужды окажется ее исповедь, ибо узнает он обо всем подробно по мыслям Сони почти сразу же, при встрече с ней, а когда пожалует в гости Самуил, и по его мыслям. Узнает и не восстанет.
Пока же, прижавшись друг к другу, шли истосковавшиеся в разлуке влюбленные по дорожке к дому. У водоема остановились.
— Любуйся. Дело рук Гухи и Сони.
— Твоих тоже.
Любоваться действительно было чем. Часть берега в нежнозеленой шелковистой траве, подступая к самой воде и как бы стремясь соединиться с красавицами лилиями, создавала ощущение уюта; дальний же угол — в густом бамбуке, в котором виден неширокий проход, внушая какую-то тайность; но тайности нет — из бамбуковой густоты по проходу выплывает пара черных красавцев лебедей, словно понявших, что прибыл сам хозяин дома, поэтому его непременно нужно встретить.
Они безбоязненно подплыли к Иисусу с Марией. Она давно уже приучала лебедей подплывать к ней, когда она подходит к водоему, неизменным угощением, они ожидали лакомства и сейчас, но у Марии ничего с собой не было, и она почувствовала свою в этом вину и неловкость, а идти в дом за рыбками, ей сейчас не хотелось. Не хотелось отрываться от любимого своего.
Из дома выпорхнула Соня с двумя рыбками в руках. Поклонилась Иисусу и протянула ему рыбок.
— Побалуй красавцев, Мессия.
— Спасибо, Соня, — поблагодарила Мария подругу. — Как кстати ты догадалась.
Подошел Гуха. Приветствовал с поклоном:
— Дом твой заждался тебя, Мессия.
Он больше не называл Иисуса господином своим, а нашел не менее уважительное и даже более значительное — Мессия. И видел, что это не обижает его, воспринимается им, как должное.
— Нет предела моей благодарности тебе, Гуха, и тебе, Соня, за все, сделанное для нас с Марией. Вы настоящие друзья.
Перед виноградником, выйдя из террасы, встали мужчина и женщина, не решаясь подойти к прибывшему хозяину. Мария позвала их:
— Присоединяйтесь к нам, — и Иисусу. — Он повар, она по дому. Соня ждет ребенка, вот ей замена.
— Ты, Мария, как всегда поступила разумно.
Потом была трапеза. Совместная. Даже с новыми слугами. А после трапезы разговор с Соней. Мария, по уговору с ней, оставила их наедине.
Соня заговорила с Иисусом без обиняков:
— Ты, Великий, крестил по селам многобожников, но почему тебе не осенить Благодатью Божьей моего супруга Гуху? Разве он не порвал с многобожьем?
Так и рвался наружу, повиснув на кончике языка, упрек: «Вы с Марией лукавите со мной, а муж твой знает об этом, — но удержался, снова определив: — Бог с ними». Ответил утвердительно:
— Да, Соня. Твоя просьба исполнима. Отдохнувши немного после долгого отсутствия и подготовив все нужное, я окрещу твоего мужа.
Чуточку лукавил Иисус: отдых ему был не нужен, он не устал (в его ли годы уставать), просто он не мог начать в Сринагаре крещение без согласия старейшин, ибо предвидел возмущение не только жрецов храма Вишны, а и жриц храма богини Рати, и тогда ему без готовности старейшин и, стало быть, всей общины, встать с ним плечом к плечу в открытой борьбе с многобожниками будет очень трудно. И еще один вопрос предстояло решить — обрезание. Его тоже не обойдешь.
Первый разговор с Самуилом. Его влияние и на председателя синагоги, и на старейшин велико. С восторгом выслушал Самуил рассказ Иисуса о его победе над белыми жрецами и твердо заявил:
— Обязательно нужно обращать в нашу веру готовых к этому. Я твой неотступный сторонник! А служители Кришны? Встанем стеной!
Ни слова об обрезании, и Иисус посчитал за лучшее самому не начинать разговора об этом.
Не заговорили о предварительном обрезании и старейшины. Предположить, что не знали они о завете Бога, невозможно, ибо они свято исполняли его по отношению к своим детям, посчитать, что запамятовали — тоже сомнительно. Скорее всего, взяла верх мудрость их, и они специально уклонились от этого разговора. Они опасались слова Иисуса об этом, более чем он их слова.
Без лишних рассуждений определили и место очищения через воду — в полупоприще вверх по Джеламе. Там и поле большое, на котором уместится много народу, там есть и добрый затон, тихий и в меру глубокий. День выбрали субботний. Все равно синагога еще не функционировала, поэтому там, на берегу, Мессии представится возможность произнести перед крещением Гухи проповедь. Для мужчин и для женщин. Пусть слушают все.
— Не во вред и многобожникам, если они тоже послушают.
Это председатель синагоги заключил, и старейшины с ним вполне согласились.
