Огненный поток - Амитав Гош
Однако от ледяных шквалов, гулявших по безлесному острову, не спасала никакая одежда. Естественно, многие заболевали, и вскоре лазарет был забит под завязку.
В первые дни января погода стояла хуже некуда, но капитан Ми все-таки уехал в Макао. Вернувшись только шестого числа, он тотчас вызвал к себе Кесри.
Капитан никак не объяснил свое отсутствие, хавильдар же счел себя не вправе расспрашивать, и они сразу приступили к делу.
Командование экспедиционного корпуса, сказал Ми, наконец-то приняло решение атаковать фортификации Тигриной пасти. В комбинированной водно-сухопутной операции будут задействованы команды кораблей и пехотные части.
Расстелив карту, капитан показал огневые позиции, окружавшие пролив. Их расположение диктовало следующую тактику: при атаке со стороны моря необходимо нейтрализовать два передовых форта – Чуенпи на правом берегу пролива и Тайкок на левом. Операция начнется с одновременного удара по этим двум точкам, и бенгальские волонтеры войдут в состав подразделений, атакующих Чуенпи. Завтра “Энтерпрайз” доставит их к месту высадки, что в двух милях на восток от орудийных позиций противника.
Утром предстоит ранний подъем, в семь часов надо быть готовыми к погрузке на корабль. Рота выйдет в полном походном снаряжении вместе со всеми барабанщиками, флейтистами, оружейниками, вестовыми, бомбардирами и, конечно, санитарами.
– Ну что ж, поторапливайся, хавильдар.
– Слушаюсь, каптан-саиб.
Вскоре уже весь лагерь знал, что утром вторая рота и все ее обозники отправятся воевать.
В палатке флейтистов моментально забыли о холоде, мальчишки взялись проверять снаряжение и содержимое ранцев. Раджу, еще не бывавший в боях, послушно следовал всем наставлениям Дики вплоть до совета запастись парой леденцов:
– Значит, вот чего, парни: как начнется заваруха, суйте конфету в рот. Так оно веселее.
Приятель держался опытным бойцом, но Раджу чуял его нервозность. Ночью, когда они улеглись, съежившись под одним одеялом, Дики метался и стонал во сне; разбуженные музыканты наградили его тычками, пинками и градом проклятий:
– Заткнись, гад, дай поспать, мля! Завтра в бою наорешься всласть!
Утром Кесри встал еще затемно, взял фонарь и в сопровождении двух унтеров прошел по палаткам, устроив выборочную проверку того, насколько точно солдатские сборы соответствуют “Походному уставу”, предписывающему взять запасную тужурку, пару башмаков, циновку для ночлега и скатку одеяла из козьей шерсти, которую вместе с медной флягой надлежит приторочить к ранцу.
Флейтисты и барабанщики тоже встали чуть свет, дабы первыми выстроиться на берегу и обеспечить погрузку роты на корабль музыкальным аккомпанементом. Утро выдалось зябким, над водой стелился густой туман, затушевывавший восходящее солнце.
Как раз к приходу “Энтерпрайза” прилив достиг максимума, и высокая вода позволила избежать промежуточных рейсов в шлюпках. Пароход смог подойти к берегу достаточно близко для установки сходен.
Пока грузились обозники, звон колокола построил сипаев на перекличку. Больных оказалось столько, что рота недосчиталась четверти своего списочного состава. После переклички солдаты с ружьями через плечо встали на погрузку, череда их киверов размытыми черными пятнами маячила сквозь туман. Затем на борт взошли музыканты, следом офицеры, начиная с младшего чина, последним был капитан Ми. Едва убрали сходни, как лопасти колес вспенили воду, и пароход медленно развернулся носом на север.
Барабанщики и флейтисты расселись на баке, но корабль набрал ход, и встречный ветер заставил мальчишек, лязгавших зубами, сбиться в кучу. Раджу, у которого слипались глаза, сунул голову меж колен и умудрился задремать. Очнувшись, он с удивлением увидел, что туман рассеялся, небо прояснилось. Пароход плыл по необъятной шири насыщенно лазурного цвета, окаймленной невозмутимыми серо-зелеными горами.
Прямо по курсу виднелись холмы-двойники острова Чуенпи; тот, что повыше, был увенчан впечатляющими валами и башнями с сотнями цветастых флагов и транспарантов, трепетавших под ветром, – длинные полотнища с иероглифами на малиновом фоне, стяги в виде двух языков пламени с зелеными и желтыми концами, огромные ленты с изображением летящего дракона.
С приближением к острову стали видны зубчатые парапеты, ощетинившиеся жерлами пушек. Лишь одна часть острова, перекрытая вторым холмом, была вне досягаемости артиллерийского огня. Здесь и предстояла высадка.
В этом месте уже скопилось изрядно всяких судов. Пароходы “Мадагаскар”, “Куин” и “Немезида”, не боявшиеся мелководья, высаживали войска прямо на берег. Боевые корабли – фрегаты “Друид” с сорока четырьмя пушками и “Каллиопа” с двадцатью восемью орудиями, а также еще четыре судна меньшего класса – бросили якорь на глубине, отправляя свой воинский контингент в ботах и баркасах.
“Энтерпрайзу” пришлось немного обождать, и Раджу получил возможность понаблюдать за высадкой, походившей на учения, устроенные в его честь. Зрелище завораживало: подразделения солдат и матросов согласованно, с механической точностью выполняли сложные маневры по десантированию и выгрузке снаряжения из поочередно швартовавшихся лодок.
Вторая рота высадилась одной из последних, когда на берегу уже собрались тысяча четыреста солдат, а также пара сотен обозников и вспомогательных рабочих, в основном индусов. Почти половину бойцов составляли сипаи: шестьсот семь человек из 37-го Мадрасского полка и семьдесят шесть из второй роты бенгальских волонтеров. Самым крупным представителем британских войск был полутысячный батальон моряков Королевского флота, в оставшуюся часть контингента входили артиллеристы и подлечившиеся солдаты, вывезенные с Чусана.
Командиром был майор Пратт, офицер Королевского ирландского полка. По его приказу первой выступила тяжелая артиллерия: по дороге, что вела к вершине второго холма, орудийные расчеты тащили две шестифунтовые пушки и огромную двадцатичетырехфунтовую гаубицу. Следом двигались морские пехотинцы и мадрасские сипаи. Бенгальские волонтеры замыкали строй.
Флейтисты и барабанщики шли группой в середине колонны, с обеих сторон прикрытые сипаями. Пыль от марширующих ног летела им прямо в лицо, и Раджу, растерявшись, смазал несколько нот, но только Дики это заметил. Он ухмыльнулся и подмигнул, что весьма помогло Раджу прийти в себя. В животе перестало екать, и он сосредоточился на том, чтобы согласовать свой шаг с перебором клапанов и удержать верную дистанцию от впереди идущего флейтиста. Поглощенный этим, он даже не услышал отдаленной канонады, и лишь толчок Дики привлек к ней внимание.
Капитан Ми и Кесри возглавляли свою роту. Едва она достигла гребня, как пушки на противоположном холме открыли огонь. Однако ядра падали с большим недолетом, искать убежища не было нужды.
Внимательно изучив линию неприятельской обороны, Кесри тотчас углядел ее многочисленные изъяны: пусть недавно возведенные укрепления были высоки и крепки, но строили их по старинке. Они тянулись сплошняком, точно театральный занавес, и не имели выступов, позволяющих вести перекрестный огонь, отражая фланговые атаки. От передового заграждения, представлявшего собою забор из заточенных кольев, тоже веяло древностью; сипаи, хорошо с ним знакомые, прозвали его “бамбуковой загородкой”, а офицеры – “фризской лошадкой”[91].
Пока Кесри и капитан Ми обозревали оборону противника, огонь форта стал плотнее, но по-прежнему был неэффективен – ядра врезались в склон холма, вздымая земляные фонтаны. Ротные артиллеристы могли неспешно заняться делом – смонтировать пушки и гаубицу.
По команде капитана бомбардиры и пушкари приступили к сборке орудий. Силач Маддоу, как обычно, притащил два лафетных колеса и, сбросив их с плеч, присоединился к заряжающим, уже стоявшим с ядрами наготове.
Пала тишина, расчеты ждали команды “огонь”. И вот по цепи пронесся гулкий крик, бомбардиры поднесли горящие фитили к запальным отверстиям. Пушки оглушительно рявкнули и полыхнули огнем, окутав холм черным дымом.
Тем временем “Куин”
