Томас Кенэлли - Список Шиндлера
Устроившись в небольшой квартирке во Франкфурте, он обзавелся капиталом для покупки цементного завода, не теряя надежды на получение большой компенсации от западногерманского министерства финансов за потерянную в Польше и Чехословакии собственность. Из его усилий практически ничего не вышло. Многие из близких ему людей пришли к выводу, что неудача его обращений к германскому правительству объяснялась ростом прогитлеровских настроений среди гражданских служащих среднего звена. Но, может быть, обращения Оскара не принесли результатов в силу чисто технических причин, и не представляется возможным уловить бюрократическую злонамеренность в ответах, поступивших к Оскару из Министерства.
Цементное предприятие Шиндлера было приобретено на средства, полученные от «Джойнта» и в виде «займа» от тех евреев Шиндлера, которые смогли найти себе место в послевоенной Германии. История его длилась недолго. В 1961-м Оскар опять обанкротился. На судьбу его предприятия повлияло несколько суровых зим, в ходе которых строительная индустрия сошла почти на нет; но кое-кто из спасенных Шиндлером считал, что неудача компании объяснялась беспечностью Оскара и его неприязнью к рутинными обязанностям.
В этом же году, прослышав о его неприятностях, Schindlerjudenиз Израиля пригласили нанести им визит – все расходы они брали на себя. В израильской прессе появилось оповещение об этом на польском языке, предлагающее всем бывшим заключенным концентрационного лагеря Бринлитц, кто знал «Оскара Шиндлера из Германии» связываться с газетой. В Тель-Авиве Оскара ожидала бурная встреча, полная экстаза и восторгов. Дети спасенных им родителей, родившиеся после войны, не выпускали его из своего кольца. Он погрузнел, черты его лица расплылись. Но на всех встречах и приемах те, кто знали его раньше, видели, что он сохранил свою раскованность – это был все тот же Оскар. Та же ворчливая насмешливая проницательность, то же непередаваемое обаяние, та же тяга к радостям земным – даже два банкротства не смогли изменить его.
То был как раз год процесса над Эйхманом, и визит Оскара в Израиль вызвал особый интерес международной прессы. Перед началом процесса Эйхмана корреспондент лондонской «Дейли Мейл» написал заметку о разительном контрасте между этими двумя людьми и процитировал начальные слова обращения Schindlerjuden,призывающего помогать Оскару: «Мы никогда не забудем беды египетские, мы не забудем Хамана, мы не забудем Гитлера. Но среди неправедных мы всегда будем помнить праведных. Помните об Оскаре Шиндлере».
Среди тех, кому довелось пережить Холокост, было неверие в рассказы о столь благословенном трудовом лагере, как у Оскара, и эти сомнения слышались в голосах некоторых журналистов на пресс-конференции Шиндлера в Иерусалиме.
– Чем вы объясните, – спрашивали они, – свое тесное знакомство с высшими чинами СС в районе Кракова, с которыми вы постоянно имели дело?
– На этом этапе истории, – ответил Оскар, – было как-то трудновато обсуждать судьбу евреев с главным раввином Иерусалима.
Незадолго до окончания аргентинской эпопеи Оскара отдел свидетельств музея Йад-Вашем запросил и получил от него полный отчет о его деятельности в Кракове и в Бринлитце. И теперь по инициативе отдела и учитывая мнение таких людей, как Ицхак Штерн, Якоб Штернберг и Моше Бейски (некогда подделывавшего для Оскара официальные печати, а теперь уважаемого ученого-юриста) музей Йад-Вашем поднял вопрос об официальном признании заслуг Оскара. Председателем совета был судья Ландау, который вел процесс Эйхмана. В распоряжении Йад-Вашем находилась масса собранных им свидетельств относительно Оскара. В этом внушительном собрании четыре носили критический характер. Хотя все четыре свидетеля подтверждали, что без помощи Оскара им было не выжить, они осуждали его деловые методы, особенно в первые месяцы войны. Два из четырех уничижающих его показаний были написаны отцом и сыном, которые ранее появились в нашем рассказе под фамилией Ц. Свою любовницу Ингрид Оскар поставил как Treuhanderнад их предприятием по сбыту эмалированных изделий. Третье заявление было подписано секретаршей Ц. и повторяло слухи об избиении владельцев предприятия, с которыми Штерн познакомил Оскара в 1940-м году. Четвертое заявление поступило от человека, утверждавшего, что до войны он владел эмалировочным предприятием Оскара, которое носившим название «Рекорд» – но Оскар, как он утверждал, пренебрег его интересами.
Судья Ландау и его совет могли бы счесть эти показания несущественными по сравнению с массой всех остальных и оставить из без комментариев. Тем более, что во всех четырех документах не отрицалось, что в любом случае Оскар был их спасителем, и совет мог задаться вопросом, почему же в таком случае, если Оскар вел себя столь преступно по отношению к этим людям, он пошел на непредставимый риск ради их спасения.
Муниципалитет Тель-Авива был первой организацией, которая воздала честь Оскару. В свой пятьдесят третий год рождения он получил право открыть памятную доску в Парке Героев. Надпись гласила, что он был спасителем 1.200 заключенных концлагеря Бринлитц, и хотя все спасенные им были перечислены поименно, оповещалось, что памятная доска воздвигнута в знак любви и благодарности ему. Через десять дней в Иерусалиме он был награжден званием Праведника, что было высшей почестью в Израиле, основанном на древнем племенном убеждении, что среди массы неверных Бог Израиля всегда выделяет достойных. Оскару также было предоставлено право посадить дерево на Аллее Праведников, которая ведет к музею Йад-Вашем. Дерево по-прежнему растет там, в ряду всех прочих посаженных в честь других праведников – во имя Юлиуса Мадритча, который неизменно и кормил, и оберегал своих рабочих, о чем не было и слыхано на заводах Круппа и «ИГ Фарбен», и в честь Раймонда Титча, управляющего Мадритча в Плачуве. Мало какое из деревьев, высаженных в эту каменистую почву, вырастает выше 10 футов.
Немецкая пресса поведала, как Оскар во время войны спасал людей, и о церемонии награждения в музее Йад-Вашем. Эти отчеты, пусть и превозносили его, но не облегчили ему жизнь. На улицах Франкфурта ему шипели в спину, вслед летели камни, а группа рабочих орала, что его надо было сжечь со всеми прочими евреями. В 1963 году он дал в челюсть какому-то работяге, который назвал его «еврейским любимчиком», и тот подал на него в суд. В местном суде, самой низшей судебной инстанции в Германии, Оскару пришлось выслушать целую лекцию от судьи, который присудил его к уплате штрафа. «Я был готов покончить с собой, – писал он Генри Рознеру в Куинс в Нью-Йорке, – если бы не знал, какое это им доставит удовлетворение».
Все эти унижения усиливали его зависимость от спасенных им. Они единственные обеспечивали ему духовную и финансовую поддержку. В последние годы жизни он неизменно проводил несколько месяцев в году вместе с ними, живя в почете и довольстве в Тель-Авиве и Иерусалиме и бесплатно питаясь в румынском ресторанчике на Бен Иегуда стрит в Тель-Авиве, хотя Моше Бейски тщетно пытался ограничить его порцию тремя двойными коньяками за вечер. Но в конце концов брала верх другая половина его души, и он возвращался к своему скудному существованию в тесной убогой квартирке в нескольких сотнях метров от центрального вокзала Франкфурта. В письмах из Лос-Анджелеса Польдек Пфефферберг просил всех спасенных помочь обеспечить ежедневное существование Оскара Шиндлера, состояние которого он описывал как «упадок духа, одиночество, разочарование».
* * *Связь Оскара с Schindlerjudenносила определенный, установившийся с годами, характер. Полгода он был бабочкой под солнцем Израиля, а полгода проводил в трущобах Франкфурта. И у него постоянно не было денег.
Тель-Авивский комитет, в который опять вошли Ицхак Штерн, Якоб Штернберг и Моше Бейски продолжал оказывать давление на западногерманское правительство, побуждая его выделить Оскару Шиндлеру достойную пенсию. Основанием для таких обращений был героизм, проявленный во время войны, потерянное им имущество и плохое состояние здоровья. Первой официальной реакцией со стороны германского правительства было награждение Оскара Почетным Крестом в 1966 году, на церемонии присуждения которого присутствовал и Конрад Аденауэр. Но лишь к 1-му июля 1968 года министерство финансов было радо сообщить, что с данной даты ему будет выплачиваться пенсия в 200 марок ежемесячно. Через три месяца пенсионер Шиндлер из рук епископа Лимбургского получил знаки посвящения в рыцари церковного ордена Святого Сильвестра.
Оскар неизменно выражал желание сотрудничать с Федеральным департаментом юстиции в преследовании военных преступников. В этом деле он проявлял жесткость и непримиримость. К своему дню рождения в 1967 году он сообщил конфиденциальную информацию относительно многих из личного состава концлагеря Плачува. Рукопись его показаний свидетельствует, что он давал их без промедления, но с другой стороны, он очень скрупулезно относился к своим обязанностям свидетеля. Если он не знал ничего или очень мало о каком-нибудь рядовом эсэсовце, он так и говорил. В таком ключе он охарактеризовал Амтура, а из эсэсовцев – Зюгсбургера, а так же фройляйн Оннезорге, одну из надзирательниц, отличавшуюся всего лишь излишней вспыльчивостью. Тем не менее, он без замешательства назвал Боша убийцей и эксплуататором и рассказал, что столкнувшись с Бошем в 1946 году на вокзале в Мюнхене, он подошел к нему и спросил, спокойно ли ему спится после Плачува. Бош, сказал Оскар, к тому времени жил с паспортом, полученным в Восточной Германии. Старший инспектор Мохвинкел, представлявший в Плачуве интересы инспекции по делам вооруженных сил, был так же охарактеризован достаточно недвусмысленно: «Умный, но жестокий», – как сказал о нем Оскар. О Грюне, телохранителе Гета, он рассказал историю, как тот пытался убить заключенного Ламуса, которого ему удалось выкупить за бутылку водки. (Об этой истории свидетельствовали многие другие заключенные в своих показаниях, собранных в Йад-Вашеме). Об унтере СС Ритчеке Оскар сообщил, что репутация у него была не из лучших, но он сам, Оскар Шиндлер, ничего не знает о его преступлениях. Кроме того, он не уверен, в самом ли деле именно Ритчек изображен на трех фотографиях, которые ему показывали в департаменте юстиции. В его составе был единственный человек, с которым Оскар рисковал делиться непроверенной информацией – инженер Хут, который помог ему во время последнего ареста. Хут, говорил он, обладает высоким чувством ответственности, и его самым лучшим образом характеризуют даже сами заключенные.