Закон забвения - Роберт Харрис
Глава 4
Ричард Нэйлер вышел из Статерн-холла рано утром в субботу, с первыми лучами рассвета. Предосторожности ради он сунул за пояс пистолет. Вполне вероятно, что во владении полковника Хэкера осталось оружие. Кто знает, на что способна его жена в приступе отчаяния? Он тихонько притворил за собой дверь.
Нэйлер отвязал лошадь и принес ей ведро воды. Пока она щипала траву в саду, он завернул смертный приговор в кусок ткани, бережно уложил в одну из седельных сумок и крепко затянул завязку. Перед тем как сесть в седло, он бросил последний взгляд на дом. Окна его были темными и пустыми, безжизненными, как в мавзолее. К пяти он был уже в дороге.
Летним утром он мчался галопом, наклонившись вперед в седле, – локти прижаты к коленям, глаза устремлены вдаль – по извилистым пустым улочкам, через только начинающие пробуждаться деревни и не сбавлял хода, пока не оставил Статерн-холл милях в двух позади. К девяти он был у развалин древнего римского форта, отмечающего перекресток Фосс-Уэй и Уотлинг-стрит. Старинная дорога шла прямо на юг.
В течение дня он дважды менял усталых коней – сначала в Бербедже, затем в Таустере – и придержал лошадь только после полудня, когда понял по мильным столбам, что проезжает мимо поля боя под Нейзби. С милю или две ехал он неспешной рысью по плоской нортгемптонширской равнине, пытаясь узнать место, памятное по тому кошмарному июньскому утру пятнадцать лет назад. Где-то тут кавалерия принца Руперта шла вверх по склону в атаку на врага, продираясь сквозь заросли дрока и кроличьи садки, но напоролась на тысячу железнобоких, которые с кличем «Господь – наша сила!» вынырнули из утреннего тумана и ударили ей во фланг. Командовал ими, как позже он узнал, полковник Эдвард Уолли. Нэйлер успел сделать выстрел, а затем конница круглоголовых врезалась в их передовую линию, и скакун под ним рухнул.
Весь день пролежал он среди мертвецов, придавленный убитой лошадью, истекающий кровью, с разбитыми ребрами и сломанным бедром, не в силах пошевелиться, и слушал, как стонут и умирают его раненые товарищи. К приходу темноты он впал в беспамятство. Следующее, что он помнил, это грохот выстрелов и боль от чего-то острого, упершегося в грудь. Когда он открыл глаза, над ним стояли два мушкетера, круглоголовые, с заряженными ружьями, и обсуждали, стоит его прикончить или нет.
– Погоди-ка, – произнес один. – Он на нас смотрит.
Они погрузили его в телегу, и он выжил, хотя в течение последующих месяцев часто сожалел об этом. Но как бы то ни было, вот он теперь, живой и на победившей стороне, и уж он-то не совершит ошибки, поддавшись милосердию.
Нэйлер пришпорил коня и возобновил скачку на юг – шлейф пыли, ярость возмездия.
Ночь он провел в Сент-Олбансе, в двадцати милях к северу от Лондона, разделив кровать в гостинице «Белый олень» с двумя другими путниками: торговцем зерном из Линкольна и пехотным капитаном, возвращающимся в свой полк в Йоркшире, и уехал в воскресенье, пока оба еще храпели. К середине утра, когда он ехал по Ладгейт-Хилл через Лондонский Сити, колокола собора Святого Павла звенели у него в ушах, как бы приветствуя его возвращение домой с триумфом. Он направился прямиком в Вустер-хаус на Стрэнде, но не успел проделать и десяти шагов от входа, как был остановлен одним из стражников лорд-канцлера.
– Ричард Нэйлер, – отрапортовал он. – К сэру Эдварду Хайду.
Он был грязный, небритый, держал в руке пыльную седельную суму, обильно потел из-за боли в старых ранах и одышки. Нэйлер попытался пройти мимо стражника, но тот тут же заступил ему дорогу.
– Сэр Эдвард на богослужении вместе с семьей.
– Ну, значит, пусть примет меня, как только освободится.
Стражник смерил его взглядом:
– Тебе известно, что сегодня день отдохновения?
– Мне известно, что ты болван. Передай ему, что приговор у меня, – слово в слово, уяснил? Он поймет, о чем речь.
Дохромав по коридору до приемной, он опустился в кресло. Грубость стражника его не задела. Он привык к тому, что его не узнают. И ему это даже понравилось. Без официальной личины действовать удобнее. Люди говорят свободно и выдают себя. До назначения на теперешнюю должность Нэйлер состоял доверенным секретарем при маркизе Хартфорде. Когда король вернулся на трон, именно маркиз выхлопотал ему место в новом правительстве в награду за долгие годы верной службы.
Он мог выбрать любой пост в пределах разумного: в казначействе, в военно-морском ведомстве, при Верховном суде, но попросился в Тайный совет, а особенно в тот его комитет, что был создан для поиска цареубийц. Эта работа его устраивала. Жены и детей, способных отвлечь от дела, у него не было. Времени на безделье – тоже. Его репутация укреплялась. Он стал одной из тех теней, что перемещаются безлико по внутренним коридорам и палатам заседаний всех народов во все века, – словечко там, предупреждение здесь, рассказанная по секрету новость, предательство. Такие тени весьма полезны, благодаря им вращаются шестерни власти. Нэйлер распрямил ногу и принялся разминать ноющую мышцу.
Спустя несколько минут появился один из секретарей лорд-канцлера – фатоватый, изнеженный юнец, явно родич какого-нибудь придворного.
– Сэр Эдвард сейчас обедает. – Секретарь протянул руку: запястье в кружевах, пальцы в перстнях. – Тем не менее он желает видеть упомянутый вами документ.
Нэйлер помедлил, прежде чем извлечь приговор из седельной сумы, потом с некоторой завистью смотрел, как его уносят наверх. Зная слабости больших людей, он надеялся вручить документ сэру Эдварду лично. Впрочем, спустя какое-то время он был вознагражден, наблюдая результат своих действий. Огромный дом пробудился вдруг от воскресной спячки: слышались распоряжения явиться, в открытых дверях замелькали посыльные. Примерно через полчаса послышался шум въезжающей во двор повозки, и по коридору прошаркала грузная фигура длинноносого сэра Уильяма Мориса, государственного секретаря Северного департамента. Следом за ним явились сэр Энтони Эшли-Купер и сэр Артур Эннесли, оба тайные советники, прибывшие, по обыкновению, вместе. Сразу после этого в дверях снова показался тот же секретарь-хлыщ, но державшийся теперь более уважительно.
– Сэр Эдвард шлет вам свои наилучшие пожелания, мистер Нэйлер, и просит вас присутствовать на заседании комитета Совета.
Нэйлер подхватил суму и последовал за виляющим худыми бедрами секретарем